У меня кружится голова. Легкие горят от безумного количества адреналина. Внутри меня какое-то странное предвкушение, и оно приятнее любых поцелуев – ожидание чего-то прекрасного.
Я вся отдаюсь на волю ощущений.
– Лоб, – делая акцент на букве «б», произносит Джастин.
Его ладонь ложится на мой лоб, прикрывая собой все лицо. Она задерживается там всего на пару секунд, а затем начинает медленно опускаться вниз, касаясь глаз, носа и, наконец, губ.
Мое сердце грохочет в тишине комнаты, заглушая любые звуки. Я жду продолжения. Хоть чего-нибудь. Но его рука, задев мой подбородок, опускается обратно на его грудь.
Мы молчим. Смотрим друг на друга.
И никто из нас так и не решается сделать тот шаг, который пересек бы черту. Пока и этого достаточно. Вокруг так тихо-тихо, а нам так хорошо-хорошо.
Набираюсь смелости и запускаю пальцы в его волосы. Они такие, какими я себе их и представляла: мягкие, шелковистые, густые. Глажу его по голове и больно сжимаю губы, чтобы не впустить на лицо глупую блаженную улыбку.
– Я знаю, что это будет за тату, – вдруг едва слышно говорит он и тихо выдыхает. Закрывает глаза от удовольствия. – Это будет твое имя, Зоя.
Ничего не понимаю, но продолжаю его гладить.
Никогда не думала, что прикосновение к другому человеку может быть таким невообразимо приятным. Мне хочется нагнуться и коснуться губами его губ. В тот момент, когда я почти решаюсь на это, понимаю – Джастин спит.
Открываю один глаз, потому что слышу какое-то движение в комнате. Две широкие полоски света тянутся по деревянному полу. Форточка приоткрыта, тонкая занавеска колышется на ветру. Пытаюсь понять, где я и как мог здесь очутиться, но память возвращается неохотно.
Вот я смотрю на Зою, в полутьме черты ее лица кажутся почти сказочными. Она так далека, так прекрасна, и это определенно просто видение, но вот мои пальцы уже касаются ее губ, и все становится реальным.
Возможно, мне привиделось, но я точно помню, как ее голова лежала на моем плече сегодня ночью. Запах сырости, прелой травы и костра перемешивался с ароматом хвои в ее волосах, а я, уткнувшись носом в самую макушку, наслаждался. Потом мы лежали на боку. Уже светало, когда я положил на нее свою руку и крепко обнял. Даже через одежду чувствовался жар ее кожи.
Не могло же такое присниться?
– Доброе утро, – доносится до моих ушей незнакомый мужской голос.
Как молотом по наковальне. Что это?
Я дергаюсь, и в висках начинается бешеная пульсация. А в голове – только одна мысль: «Если она здесь, рядом со мной, нас застукают и отчислят!» Ворочаюсь и понимаю, что в кровати я точно лежу один. Мне дурно.
Пытаюсь раскрыть глаза. Размытое изображение снова с трудом выстраивается в четкую картинку: обшарпанный пол, солнечные лучи, скользящие вдоль комнаты, чьи-то ноги в серых кроссовках.
– Доброе утро! – повторяет незнакомый мужчина, пожилой, с копной седых волос и строгой военной выправкой.
– Доб-рое ут-ро… – с трудом поднимаюсь и сажусь, потирая веки пальцами.
– А-а-а, – протягивает незнакомец, наклоняясь ко мне, – это ты наш американец?
Его лицо так близко, что, вместо того чтобы выдохнуть, я тревожно тяну в себя воздух носом. Не хватало еще обдать его перегаром.
– Угу, – киваю.
– Очень рад, – замечает он, прищурившись, – что иностранным студентам комфортно у нас настолько, что они готовы спать до обеда.
Мужчина говорит на английском с британским акцентом, Дима упоминал, что это старая школа – раньше студентов обучали именно британскому варианту английского. Я почти стопроцентно убеждаюсь, что передо мной тот самый завкафедрой, появление которого приводит всех в ужас.
– Спасибо, сэр, – киваю, заодно разглядываю свою мятую одежду, убеждаясь, что не сижу перед ним голым. – Мне тут очень нравится.
Никогда еще мой голос не казался мне таким ничтожным и писклявым, но я реально из последних сил стараюсь не дышать на него.
– Не пропусти завтрак, сынок, – он по-отечески хлопает меня по плечу, – и пойди приведи себя в порядок.
Разворачивается на пятках и выходит из комнаты так же быстро, как появился.
У меня паника. Я оглядываюсь по сторонам в поисках горы бутылок, сигарет, следов вчерашней пьянки, но ничего так и не нахожу. Только женские футболки на спинках стульев, гигиеническая помада на столе, чьи-то духи, телефон в розовом чехле. О боги, да здесь все кричит о том, что это женская спальня!
Провожу рукой по отекшему лицу и мысленно благодарю того, кто додумался открыть форточку. Если бы не утренний ветерок, то воздух в помещении можно было бы ножом резать.
– Джа-а-аст, – раздается откуда-то голос Димы.
Слышу шепот со стороны кухни.
Встаю с постели, потягиваюсь и тщательно приглаживаю всклокоченную шевелюру. Мне нужен аспирин, много аспирина, и немедленно. Не хочется, чтобы Зоя видела меня в таком виде. У-у-у… А ведь еще придется появиться перед ребятами, которые тоже, вероятно, в курсе, что я ночевал у девочек.
Разглаживаю ладонями мятую одежду, влезаю в грязные до неприличия кроссовки и, покачиваясь, бреду на кухню. По пути замечаю, что мужская спальня тоже пуста. Все верно – ребята уже собрались на кухне, и оттуда все отчетливее слышатся их голоса. Не успеваю решить, идти ли сначала к умывальнику или к ним, потому что улавливаю вдруг запах чего-то очень вкусного, кажется, мяса, и как зомби бреду на него.
В тот момент, когда я делаю первый несмелый шаг по направлению к источнику аромата, перед глазами проносятся вспышками отрывки вчерашних воспоминаний: соревнования, Зоя в моих руках, кружащаяся под голубым небом, костер, шашлык, баня, песни и… то, как я заползаю на ее постель в пыльной одежде с твердой уверенностью, что мне там самое место… Боже, как же стыдно…
– А-а! У меня галлюцинации! – ржет Никита, когда я появляюсь на пороге, сонно потирая глаза. – Вы тоже видите Джастина?
– Да, я вижу.
– Кажется, это он!
– А мы думали, что тебя уже отчислили за ночевку в женской комнате!
Они все дружно хохочут, а я стыдливо оглядываю их. За маленьким столиком сидят парни, в их кружках дымится ароматный горячий кофе, они выглядят бодрыми, выспавшимися и даже одеты во все свежее. Девчонки заняты приготовлением завтрака, но это не мешает им поглядывать на меня и хихикать.
Зоя держит в руках нож. На секунду я представляю, как она со злости всаживает его мне в область ниже ключицы, но, к удивлению, замечаю, что в ее глазах нет упрека. Девушка бросает на меня короткий взгляд, смущенно улыбается и отворачивается к столу. Режет хлеб, ужасно сексуально прикусив губу. По щекам ее разливается розоватый румянец – самое красивое зрелище на свете.
– Всем привет, – говорю, застенчиво потирая лоб.
И сажусь на свободный стул.
– Привет-привет, брат. – Дима берет чайник и заваривает мне растворимый кофе из пакетика. Перемешивает содержимое ложкой и ставит ближе. – Как ты? Живой?
– Вроде да…
– Хорошо. Приходи пока в себя, скоро начнутся игры.
– Спасибо. – Отхлебываю горячий напиток, и мне сильно обжигает язык. Морщусь. – И за то, что форточку открыли, спасибо тоже.
– Ну, ты нормально тоже – залез вчера, как медведь в малинник.
– Я… – виновато оглядываю девчонок, – простите, девочки. Я мало что помню…
– Да все нормально, – смеется Ира, расставляя перед нами тарелки с пастой. – Больше всех досталось Зойке, ты ж ее кровать занял.
Стесняюсь поднять взгляд на Зою. Смотрю на макароны с кусочками мяса, как на последнее спасение, и тяжело вздыхаю. Точно ведь помню, как обнимал ее ночью, а на самом деле выходит, что она от меня сбежала, стоило только завалиться на ее постель. Или нет?
Ответа не знаю, потому что Зайка на меня не смотрит, делая вид, что сильно увлечена нарезкой хлеба.
– Ты ж мечтал попробовать тушенку. – Дима дает мне ложку. – Вот, самое походное блюдо – макароны «po-flotski». Туристический вариант.
– Спасибо.
Девочки присоединяются к нам, поэтому приходится немного подвинуться. С улицы уже раздается музыка, возле административных зданий кто-то проверяет микрофон, под окном звонко поют птички. А мы едим, наслаждаясь запахом кофе и мяса, сначала в тишине, а потом уже отвешивая друг другу оплеухи и бросая гадкие шуточки. Мне так хорошо, что даже жаль, что вечером придется уезжать.
– А Игорю! Игорю! Та-а-ак не повезло! – сгибается от смеха Маша.
– Да, расскажи ему, – просит Зоя.
Мы снова встречаемся взглядами, и я слышу собственное сердце в груди. Как же она хороша с утра. С этими убранными в высокий хвостик светлыми волосами, ясными, голубыми глазками и длинными, почти прозрачными пушистыми ресницами. Просто куколка. Только живая. Моя.
Дима дожевывает кусок и выдает:
– Игорь сегодня утром умудрился сказать Федору Афанасьевичу, нашему завкафедрой: «Отстань, я еще спать хочу!»
Мы ржем.
– Представляешь, сколько крику было! – хохочет Маша.
– О, так, значит, мне просто повезло, – бормочу я.
– Еще бы! – Зоя смеется. – Он так орал, что оставил там весь негатив и сюда уже пришел расслабленный и добрый.
– Хорошо, что мы не заняли тот домик… – выдыхаю с облегчением.
И наш завтрак затягивается еще на добрых полчаса.
Весь новый день на базе пролетает как в сказке. Игровые виды спорта, теплое солнце, много смеха, приятная усталость и сладость победы.
Мне никто не задает вопросов по поводу прошедшей ночи. С Зоей мы об этом тоже не говорим. Что-то витает между нами, и это невозможно не замечать. Мы оба словно чувствуем необходимость поговорить, но так и не решаемся, чтобы все не испортить. У нее бойфренд, у меня неизбежный отъезд через несколько месяцев. Стоит ли переходить черту, из-за которой уже не будет возврата? Стоит ли оно того и не окажется ли банальным влечением, которое разрушит только установившиеся дружбу и взаимопонимание?
И мы молчим. Откладываем момент разговора снова и снова. Точно ходим по краю. Наши волнение, тревога, эмоции – они в воздухе электричеством, они искрами во взглядах, они огнем в прикосновениях. Они есть, но мы старательно делаем вид, что их не существует.