Совершенно забываю о том, что на мне лишь коротенький топ на бретельках и шортики размером не больше носового платка. Не вспоминаю и о том, что, возможно, мое лицо после бессонной ночи выглядит как основательно взбитая кулаками подушка.
– Да уж… – набираю в легкие побольше воздуха и кричу: – Джа-а-астин!
Спохватываюсь, что могла своим криком разбудить папу, но взгляд на часы приносит спокойствие: ему тоже пора уже вставать. Через несколько секунд слышится топот на лестнице. Вероятно, американец встал рано и теперь мой крик оторвал его от завтрака.
– Да? – говорит он, появляясь в дверях ванной.
Его «yep» (то есть «да») звучит всегда по-разному и так оглушительно быстро, что я не успеваю разобрать, то ли он сказал «yep», то ли «yeah», «yes» или «eh». Хотя разницы на самом деле никакой.
– Твое? – оборачиваюсь.
– О, уже все? – Джастин радостно делает шаг и приседает рядом со мной.
– Ага, – отзываюсь.
Парень выглядит свежим и бодрым. Волосы у него еще влажные и уложены на макушке послушной черной волной, спадающей немного на лоб. Лицо гладко выбрито, и оно находится так близко, что можно разглядеть даже тени от пушистых ресниц на смуглых щеках.
– Что за… – Джастин вдруг прикладывает ладонь к губам.
Вот черт. Так тщательно отрепетированная мной вуаль из грубого холода, которую я планировала на себя нацепить, чтобы выстроить между нами преграду отчуждения, спадает и растворяется в тишине ванной комнаты без всякого следа. Невозможно быть с ним отстраненной, играть в равнодушие или пытаться держаться подальше, когда видишь его такого рядом с собой. Растерянного, потрясенного и забавного до колик в животе.
– Не-е-ет, – оседает он на пол, когда я начинаю тихо хихикать.
– Да-а-а, Джастин, – теперь моя очередь закрывать лицо руками.
Правда, я смеюсь, а он выглядит так, будто сейчас расплачется.
Парень вылавливает из барабана стиральной машины серо-розовую тряпку и расправляет. С его губ слетает неприличное слово, за ним еще и еще одно. Он держит ее на вытянутой руке и рассматривает с огорчением. Бросив в пустую пластиковую корзину, достает следующую вещь, но она в том же состоянии – ткань всецело захватил грязно-розовый цвет с неприятным малиновым отливом.
Джастин с шумом выдыхает и отправляет ее следом за первой вещью.
– Все мои носки, – достает и швыряет в сторону корзины, – все футболки. Шорты!
– Ну, хотя бы шорты тебе не пригодятся зимой, – пытаюсь утешить я.
А сама отгоняю подальше греховные мысли. Когда этот парень рядом, постоянно хочется прикоснуться к нему. Да что уж там, чего мелочиться – наброситься на него охота! Это желание вызывает почти физическую боль.
– Утешила! – сердится он, вытряхивая из недр машины все новые и новые серо-буро-малиновые шмотки. – Нет, нет, нет! Как же так? О май гад!
– И еще плюс, – хихикаю я, – хорошо, что ты не постирал с ними свою футбольную форму, а то… – на этом слове запинаюсь и в ужасе замираю.
Следующим, что он выуживает из барабана, оказывается красный кружевной лифчик – мой любимый! «Какого, как говорится, хрена, товарищи?»
– Хм, – Джастин держит его на вытянутой руке и поднимает все выше и выше, чтобы внимательнее рассмотреть.
– Э… – мычу я, хватая ртом воздух, – это…
– Твое? – Он резко убирает находку в сторону, пресекая мою попытку выхватить бюстгальтер из его цепких пальцев.
– Мое! – чувствую, как щеки розовеют.
Делаю новую попытку дотянуться.
Кажется, его это только забавит. Джастин поднимает руку выше, сгибает в локте и закидывает мокрый лифчик себе за спину.
– Дай-ты-его-уже-сюда! – ворчу я в попытке дотянуться. Встряхиваю головой.
Тут до меня доходит, что мы сидим на холодном кафеле, а я почти забралась ему на колени, чтобы отобрать злосчастный предмет одежды. Между нами минимум пространства, носы едва не соприкасаются, а жар его тела чувствуется даже через одежду. Происходит именно то, чего я боялась, чего обещала себе не делать вчера, вытирая слезы в тишине комнаты.
Я, черт возьми, его не игнорирую!
Хотя должна.
– Забери, попробуй, – говорит Джастин, глядя мне прямо в глаза.
И еще сильнее заводит руку за спину.
Застываю, понимая, что, если потянусь, неизбежно придется коснуться его лица. Щекой, носом, губами – не важно. Все это приведет к одному – к поцелую. Тихонько сглатываю, чувствуя на своей коже его дыхание, и хочу отодвинуться назад, но не могу. Этот парень будто примагнитил меня. Не держит, но и не отпускает. Мое тело безмолвно просит: пусть положит ладонь на мою талию, пусть коснется моей спины.
Наш зрительный контакт длится всего секунду, но, кажется, проходит вечность. Он обжигает, слепит, бьет током, затмевает сознание. Я внезапно оказываюсь в полушаге от того, чтобы поцеловать не своего парня. Почти решаюсь на это, когда где-то в коридоре раздается кашель моего отца.
Отскакиваю от Джастина словно ошпаренная, падаю на задницу и в ужасе оборачиваюсь. Папа подходит к двери, заглядывает в ванную комнату и сонно спрашивает:
– Что за шум? – Он зевает.
«Ох, папочка, это мое сердце отбивает безумный марш».
– Вот, сэр! – говорит Джастин.
Мы все еще сидим на полу. В немом ужасе поворачиваюсь к парню и вижу: американец указывает на корзину, в которой горой навалена мятая, влажная одежда грязно-розового цвета. Лифчика нет, он вовремя его спрятал.
– М-да… – тянет отец, качая головой, – не повезло тебе, сынок.
Чешет затылок, разворачивается и шагает обратно в спальню.
– Дай сюда! – шиплю на Джастина, едва шаги стихают. – Быстро!
Он ехидно улыбается:
– Из-за этой штуки я лишился почти всего своего гардероба.
– Давай! – требую, вытянув ладонь.
Мысль, что он держал в руке мое нижнее белье, плавит мозги.
– Чуть вежливее, пожалуйста. Попроси как следует. – Шаловливые чертики пляшут в его глазах.
– Давай сюда мой лифчик, быстро! – пытаюсь заглянуть ему за спину. – Как он вообще оказался среди твоей одежды?
– Это тебя нужно спросить, – играет бровями парень.
– Меня?! – кричу шепотом. – Ты же не хочешь сказать, что я специально его подкинула?! Смотреть нужно было внимательнее, что толкаешь в… в… как ее там, по-английски?
– А ты не раскидывала бы свои вещи везде. – Он достает из-за спины ярко-красный бюстгальтер и, словно специально, чтобы лучше рассмотреть, крутит его в воздухе перед нашими глазами.
– Ох! – выдергиваю лифчик из его руки. – Я не раскидывала. Он лежал… лежал… в корзине! В общем, не там, куда ты должен совать свой нос! – Комкаю белье в руке и неуклюже поднимаюсь с пола. – Сочувствую насчет твоих вещей, но я не виновата!
– Конечно же, – усмехается он, вставая.
– Забирай все это. – Беру корзину и, ощущая, как лицо вспыхивает от смущения, кидаю в нее оставшуюся в барабане одежду. Чтобы сделать это, мне опять приходится наклониться. – И иди. Мне нужно принять душ.
Оборачиваюсь и шумно выдыхаю, поняв, куда он только что пялился. Но Джастин и не думает этого скрывать. Сложил руки на груди и медленно поднимает взгляд на мое лицо с видом: «Эй, ты что-то сказала? А то я немного увлекся».
– Держи, – вручаю ему корзину, вынуждая расцепить руки. Подталкиваю к выходу: – Иди, а то в универ опоздаем.
– Злая… – в его голосе столько наигранной печали, – злая, бессердечная Зоя… – Выходит из ванной и оборачивается, чтобы бросить на меня задумчивый взгляд. – Ты ранила меня в самое сердце…
Отвечаю ему тем же – хитрым и наглым прищуром. Затем резко захлопываю дверь и закрываюсь.
«Мамочки! Что это сейчас было? А? Да он же… Да мы же… заигрывали друг с другом! Флиртовали! Бессовестно и открыто… И мне это жутко понравилось… Все, мне конец».
Машу ладонями себе в лицо в попытке охладить его. Поворачиваюсь к зеркалу над раковиной и вижу, что щеки стали густого томатного оттенка. Включаю холодную воду, наклоняюсь и, зачерпывая полные пригоршни, умываюсь. Не помогает. Не помогает!
«Вот дурочка, а ведь ты вчера обещала себе прекратить даже думать о нем!»
-15-
Мне нравится видеть, как она улыбается. Приятно осознавать, что все чаще это происходит благодаря мне. Если для того, чтобы ее лицо светилось улыбкой, нужно прикладывать усилия, я готов делать это хоть двадцать четыре часа в сутки.
– Зачем ты взял с собой эту штуку? – удивляется Зоя, вышагивая по бортику в сторону университета.
Лихо подпрыгиваю, делая «кикфлип». Скейт вращается на триста шестьдесят градусов в воздухе, а затем я приземляюсь на него снова.
– Упадешь, переломаешь руки и ноги. – Она все еще пытается казаться серьезной и безразличной, но получается плохо.
Вздрагивает, когда я пытаюсь сохранить равновесие на неровной дороге. Смотрит на меня лишь искоса, старательно делая вид, что увлечена своей обувью. Насупилась вся, руки в карманах – ну чистый образец неприступности.
– Это невозможно, – отвечаю.
Тут же, присмотрев симпатичную щель в асфальте, ставлю правую ногу в центр доски, левую к носу скейта. Немного приседаю, скольжу – щелчок! Поднимаюсь в воздух, выполняя «нолли», и плавно опускаюсь обратно на землю.
Смеюсь, замечая, как Зоя морщится – переживает за меня. Это хорошо: меньше будет смотреть себе под ноги.
– Хочешь попробовать? – делаю толчок и подъезжаю к ней.
– Кто? Я? – Она отшатывается и чуть не падает в траву, оступившись.
– Да, ты, – успеваю ухватить ее за руку.
Скейт врезается в бортик, заставляя меня переступить на асфальт.
– Ни за что! – Зоя мотает головой.
– Не бойся! – тяну ее за собой. – Будет весело. Вставай!
Она в нерешительности переставляет ноги, оглядывается по сторонам, словно ища защиты у кого-то невидимого, но от меня так просто не отделаешься. Ее ступни осторожно касаются по очереди доски. Руки взлетают вверх в поисках поддержки и тут же находят ее – я перехватываю их на лету.