– Спасибо, Стёпа, – вежливо отвечаю, продолжая коситься в сторону коридора. Братец не особо проницателен, поэтому никак не поймет, что пора уже и сворачивать разговор. – Созвонимся позже, ладно?
Мое сердце трепещет, мне нужно бежать. Но мой собеседник молчит, словно обдумывая что-то.
– Хорошо, иди, – говорит наконец.
– Пока, Стёп! Челси передавай привет! – Я радостно тянусь к кнопке.
– И еще. – Градов щелкает языком.
– Что? – спрашиваю нетерпеливо.
– Прежде чем выйти к маме, надень водолазку, ладно? – Его глаза хитро сощуриваются. – Если, конечно, она еще не видела вот эту штуку у тебя на шее.
Он проводит пальцем по своей коже, подсказывая мне, на какую область нужно обратить внимание.
– Что? – не на шутку пугаюсь. – Ты о чем?
Чувствую, как краснеют щеки.
– И пусть твой приятель наберет меня попозже, – добавляет брат. – Нам нужно поговорить. По-мужски.
– Стёп… – слова застревают у меня в горле.
Под взглядом брата я сгораю от смущения, съеживаюсь и задыхаюсь от бросившегося в лицо жара.
– Отличного дня, – усмехается он, качая головой, будто раскусил меня. Затем подмигивает и добавляет с акцентом: – Малыш.
Мы смотрим друг на друга еще какое-то время.
Он – ужасный, неряшливый, драчливый и занудный. Мой брат. Но он любит меня и заботится. Вот с этим уж точно не поспоришь.
Когда соединение обрывается, я соскакиваю со стула и бегу к зеркалу. С первого взгляда ничего не замечаю. Но стоит мне только откинуть назад волосы и повернуть голову налево – как я делала в разговоре с братом, как на шее отчетливо проявляется фиолетово-красное пятно. Одуреть. С ума сойти… Чтоб мне провалиться!
Джастин оставил мне засос.
-21-
Мы ложками выгребаем кашу и спускаем ее в унитаз. Смеясь, Зоя что-то объясняет всполошившейся матери, и та тоже начинает хохотать за нашей спиной. Я облегченно выдыхаю, потому что еще минуту назад женщина смотрела на меня, как на умалишенного. Когда она выходит из ванной комнаты, Зайка шепчет мне, что я оставил на ней свой след.
– Где?
– Тут. – Она горделиво отгибает ворот водолазки.
– Ох, прости… – бормочу, уставившись на багрово-фиолетовые разводы на ее шее.
– Смотрится довольно мило. – Зоя прячет следы моей разбушевавшейся страсти и занавешивает волосами для пущей конспирации. – Мне нравится. – Она берет из моих рук кастрюлю. – Но маме лучше не показывать. А тем более папе. Вот кому уж точно не понравится.
– Он меня убьет? – спрашиваю шепотом, косясь на дверь.
– Немножко, – подмигивает девчонка, выпрямляясь. – Руки, ноги переломает. Возможно, позвоночник. Вполне вероятно, ты больше не сможешь ходить и есть самостоятельно.
– Перестань, – толкаю Зою в бок и, быстро убедившись, что за дверью никого нет, жадно припадаю к ее губам.
Кастрюля, выпав из рук девушки, звонко ударяется об пол и со скрежетом скользит по кафелю, откатываясь в сторону. Мы оба испуганно вздрагиваем, но еще секунду продолжаем целоваться, испытывая судьбу на прочность.
Отпрыгиваем друг от друга как ошпаренные, только когда в коридоре снова раздаются шаги и голоса. Зоя отворачивается к раковине, пряча раскрасневшиеся щеки, делает вид, что моет ложки. Я развожу руками в попытке объяснить, что день у меня не задался и все теперь валится из рук.
Завтрак проходит в оживленной беседе, и впервые я начинаю замечать, как много слов теперь понимаю. Не все, конечно, но о чем идет речь, вполне могу догадаться. И если бы не постоянное общение с носителями языка, вряд ли бы мог гордиться такими успехами.
Мы постоянно переглядываемся с Зоей за столом, и мне все сильнее хочется признаться ее родителям, что у нас отношения. Чтобы больше не скрываться и не проявлять чудеса конспирации.
После обеда мы идем в кино с друзьями. На улице жутчайший холод, но моя девушка не может с ходу перевести градусы по Цельсию в показатели по шкале Фаренгейта, чтобы сориентировать меня. И я до сих пор не в курсе, какое у них там на самом деле соотношение. Смотрю на градусник: там выше нуля. Прекрасно же! Выхожу из дома – меня сносит леденящий ветер, пробирающий до костей.
– Ужас, – бормочу, кутаясь в куртку и натягивая шапку на уши.
Зайка закрывает дверь и подходит ко мне. На ней легкое пальтишко, красивый русский платок на шее и тонкий беретик. Что она собирается им защитить от этого мороза?!
– Мне холодно, – говорю.
– Тогда нужно идти быстрее, маршировать активнее. Не стоять на месте! – воодушевленно заявляет она. Мне кажется, что вся боль мира сейчас написана на моем лице. – Ну, что ты, мой американец, совсем замерз? Мы же только вышли! – смеется и тянет ко мне свои руки, чтобы поправить шарф.
– Мама твоя в окно смотрит, – замечаю я, отбивая зубами дробь.
– Ну и что? Я не могу к тебе прикоснуться теперь? – От ее улыбки мои мурашки оттаивают.
– Окей, – соглашаюсь, косясь на окно, в котором застыл силуэт миссис Градов. – Но давай придумаем, как бы им помягче сообщить о нас, чтобы больше не прятаться.
Меня же не выпрут обратно, нет? Мистер Градов кажется грозным, суровым, но добрым. И вряд ли поступит со мной так же, как отец той девушки с этим Славой. Ведь Зоя уже совершеннолетняя.
– Давай, – соглашается она.
– А вдруг они обрадуются? – воображаю я.
Девчонка смотрит на меня как на обреченного.
– Да. А еще разрешат сожительствовать с их дочерью в их же доме, – играет бровями. – Вряд ли. Это не про моего отца.
– Я не боюсь его, – заявляю и с трудом сглатываю от волнения.
Зоя машет маме на прощание, и мы начинаем движение вдоль улицы.
– Тогда скажи ему, что хочешь встречаться с его дочерью.
У меня руки немеют.
– Ты не говорила им про Славу?
– Еще нет. – Она отводит взгляд.
Ей неприятна эта тема.
– Тогда я все расскажу твоему отцу. Сам. По-русски. Только помоги мне написать речь. – Дождавшись, когда мы отойдем подальше от дома, беру ее за руку. – Он же позвал меня на охоту? Вот там и скажу.
Зоя привычно запрыгивает на бордюр:
– И не вернешься оттуда!
Она заливисто смеется, и мне тоже становится смешно. Когда я уже начну хоть немного разбираться, шутят эти русские или говорят всерьез?
– Иди-ка сюда! – беру ее за талию и поднимаю на руки.
Мы не целуемся, все-таки совсем недалеко отошли от дома. Просто смотрим друг на друга, соприкасаясь носами, и улыбаемся. Вот оно, оказывается, какое – счастье. Я рад, что мы вчера отпустили друг друга на волю. Теперь мы близко. Мы рядом. Вместе.
– Думаешь, ребята должны узнать про нас? – спрашивает Зоя, когда я ставлю ее на асфальт.
Мы идем к центру. Так много, как в России, и с таким удовольствием я еще в жизни не гулял.
– Если мы еще и от них будем скрываться, то меня разорвет от желания постоянно касаться тебя и невозможности этого сделать.
– Тогда скажем, – довольно кивает она.
И меня потряхивает от приятного предвкушения.
– Знаешь… – говорю я, когда мы сворачиваем к кинотеатру, – я тут подумал…
– Не тяни. Выкладывай, – Зоя трясет мою окоченевшую от холода руку.
– Я, кажется, придумал, как нам быть, – останавливаюсь, разворачиваю ее к себе. Большие голубые глаза смотрят на меня с неподдельным интересом. – Ты сможешь следующей осенью поехать учиться по обмену в Сан-Диего! Когда положенные полгода истекут, договоримся, чтобы продлить срок, и ты сможешь доучиться прямо у нас. А там я уже устроюсь на работу, найдем жилье. – Вижу ее растерянность. – Нравится тебе такой вариант?
– Я… я не знаю… – она пожимает плечами, – звучит многообещающе…
– Нам придется расстаться всего на несколько месяцев. Весной я уеду, осенью ты уже будешь со мной!
Она в замешательстве, и паника отключает мне мозги. Зачем я сейчас этот разговор затеял? Можно было все решить позже. А теперь она напугана предстоящими переменами.
– Я… – Зоя опускает взгляд на мою грудь, – просто я не думала, что придется уезжать из России навсегда. Ты… ты же этого хочешь? Чтобы мы с тобой там жили? В США?
– Эй, – наклоняюсь к ней, касаюсь пальцами подбородка и заставляю посмотреть на себя, – так, давай не будем об этом сейчас, я уже понял свою ошибку. Это было просто предложение. Один из вариантов. У тебя еще много времени, чтобы все как следует обдумать.
– Хорошо. – Она часто-часто моргает.
– Мы что-нибудь решим, обязательно, – обещаю.
Когда люди хотят быть вместе, они готовы на любые подвиги.
– Ладно, – кивает Зоя, – я ведь так и так собиралась поехать учиться по обмену в следующем году…
– Тебе бы у нас понравилось, – заявляю с полной ответственностью. – Много солнца. Очень много солнца, Зайка. Широкие, ровные и чистые дороги. Машины с открытым верхом, много улыбающихся лиц. Океан, пальмы, свежий ветерок, разносящий запах цветов. Очень много зелени…
– Хорошо, – как под гипнозом повторяет девушка.
У меня складывается впечатление, что я давлю на нее. Мне стыдно. Но я правда очень соскучился по дому и всему, что там оставил.
– О, салю! – К нам подходит Поль, французский студент с параллельного потока.
Я машинально отпускаю руку, которой прикасался к лицу своей девушки. Зоя выпрямляется.
– Вы тоже в кино? – говорит парень на ломаном английском.
– Да, привет, – хлопаю его по плечу.
Кажется, я начал потихоньку избавляться от привычки спрашивать всех, как у них дела.
– Это Зоя, – представляю свою спутницу.
– Зо-йА? – переспрашивает парнишка.
Губы у него синюшные от холода.
– Зо-йа, – киваю.
– Пги-вет, Зо-йА, – здоровается с ней француз.
– Привет. – Она смущенно жмет его руку.
– Ты один? – спрашиваю.
Он расплывается в улыбке.
– О, уи. То есть да! Изучаю город.
– Рисковый парень, – хлопаю его по плечу, – ну, пошли с нами.
– Приве-е-ет! – налетают на нас со спины Маша с Димой.
Вот уж кто не кажется замерзшим, так это они. Наверняка приехали на машине и со стоянки дошли до входа с распахнутыми настежь куртками.