– Я ведь не танцую, – сопротивляется она.
– Я тоже, – притягиваю к себе свою девушку. Самую красивую (да простит меня невеста) и самую очаровательную в этом зале. – Но мы все равно попробуем, – подмигиваю. – Тебе понравится, – уверяю ее.
И мы начинаем медленно двигаться в ритме танца.
Сначала Зоя стесняется, но потом решает довериться мне и расслабляется. Я веду ее, покачивая. Беру в свою руку ее ладонь и переплетаю наши пальцы. Забираю дрожь ее тела, успокаиваю, умиротворяю. Со мной она может ничего не бояться. У нас все получится. Вот так. Все будет хорошо.
Мы танцуем.
Я слышу, как быстро бьется ее сердце. Вдыхаю запах волос, игриво провожу пальцами по спине и опускаю ладонь на талию, а затем немного ниже. И еще ниже. До той границы, где слышится ее смущенный смешок. Тогда возвращаю руку обратно. Прижимаю Зою к себе, до неприличия тесно и больно, впиваюсь подбородком в ее макушку и тону в любимом запахе.
Такая маленькая, что хочется сжать ее и не отпускать. Хочется срастись, переплестись корнями, стать одним целым. Как куколку качаю ее в своих сильных руках. Крохотную женщину, способную подарить океан любви. Застенчивую и страстную девушку, открывшую мне совершенно новый мир. Открывшую мне нового меня. Мою любимую Зайку.
А когда мелодия стихает и сменяется быстрым ритмом, мы все еще продолжаем двигаться в такт музыке, играющей в наших головах.
– Видишь, – говорю ей на ухо, – нам даже ритм не важен. А ты боялась, что не получится.
Она тихо усмехается и утыкается мне в плечо. Обнимает крепко, проводя руками по спине до самых плеч. Буквально вжимается в меня. Это акт полнейшего доверия. Это признание в любви. А еще тревога. Потому что Зоя считает дни до моего отъезда. Она не говорит об этом, но я ловлю ее беспокойные взгляды на календарь, висящий на стене в гостиной.
Я вкладываю в свое объятие все то же самое: верность, силу, любовь. Она должна знать, что дорога мне. Что я люблю ее сильнее всех на свете. Подхватываю девчонку и отрываю от земли.
-26-
– Вызывайте «Скорую»! – вдруг раздается крик в толпе танцующих.
Джастин ставит меня на ноги. Оглядываемся. Все собрались вокруг Солнцевой, которая, стоя в луже воды, держится за живот.
Дима предлагает отвезти ее в роддом на лимузине, Аня отказывается. Пока они спорят, я бегу к столику, чтобы взять телефон и вызвать врачей. Музыканты обрывают мелодию. Все напуганы криками. И в это время я отчетливо слышу, как пиликает мой смартфон.
Достаю. На дисплее незнакомый номер. И не просто незнакомый – международный вызов. Узнаю этот код.
– Какие билеты? Не полечу я никуда, у меня племянник рождается! – кричит Дима.
Отказываясь от собственного свадебного путешествия в Лос-Анджелес, он решает сам везти Солнцеву в больницу. Они с Пашей осторожно берут ее под руки. Вижу, как Джастин, оказываясь совсем рядом, подхватывает вещи Ани. Маша семенит за ними.
Толпа шумит, а я по-прежнему тупо глазею на экран. Оглядываюсь, чтобы убедиться, что моя помощь пока никому не нужна, и решаюсь принять вызов.
– Алло, – произношу, отходя в сторону от стола.
В груди неприятно свербит.
– Зоя? – спрашивает строгий мужской голос.
– Да, – отвечаю по-английски, потому что внезапно догадываюсь, кто звонит.
– Это Ли Реннер. Мы можем поговорить?
– Да, – во рту пересыхает, – конечно.
В последний раз оглядываюсь и торопливо выхожу из зала. Каблуки отчаянно звенят металлическими набойками по зеркальному кафелю фойе. Прохожу мимо маленького фонтана с кучей живых цветов по краям и прислоняюсь к стене за кадкой с раскидистой пальмой.
– Ты все понимаешь, что я говорю? И можешь отвечать? – тактично интересуется собеседник.
В его голосе нет сомнения, одна лишь решимость, которой двигают горы. Тон безапелляционный, словно он и не спрашивает вовсе, а просто указывает, не оставляя мне выбора.
– Да, сэр, – прокашливаюсь.
Сердце гулко бьется где-то в горле. Я сто раз представляла, как познакомлюсь с этим человеком, даже надеялась, что однажды он ко мне привыкнет, но вот теперь, слыша его голос из трубки, едва не теряю сознание. Мир сужается до размеров шкатулки, крышка которой грозится с оглушительным треском захлопнуться над моей головой. И это не просто предчувствие, это сродни твердой уверенности.
– Я буду краток. – Он прочищает горло. – Хочу, чтобы ты знала: я весьма признателен вашей семье за то, что вы организовали должный прием моему сыну. Передай, пожалуйста, своему отцу мои наилучшие пожелания. Мистер Градов отказывается от материальной компенсации своих расходов и моей личной «маленькой благодарности», но я хочу, чтобы он знал: сумма, которая была мной предложена, может быть переведена на его счет в любой момент, как только он изъявит желание ее получить.
Мраморная отделка стены холодит мою спину. Я тихо выдыхаю:
– Вы говорили с моим отцом?
– Совершенно верно. Через полномочного представителя. – Мужчина цокает языком. – Твой отец отказался от возмещения, поэтому я звоню тебе.
– Что вы хотите, мистер Реннер?
Голова кружится, но надо держаться. Я прижимаю смартфон к уху сильнее. Руки дрожат, дыхание сбивается.
– Ты любишь моего сына, Зоя?
У меня так сильно перехватывает в груди, будто меня поставили на край пропасти и хитростью подталкивают к шагу в бездну.
– Да, сэр, – вжимаюсь в стену.
– Тогда отпусти его.
Вдруг понимаю, что это та самая фраза, которой я боялась, – она, как острый клинок, врезается в самое сердце.
– Я не держу его, сэр, – бормочу, – он… сам решает… И если не хочет…
– Зоя, ты не глупая девушка, как я уже успел понять. Ты весьма сообразительна. – Его голос врезается холодным лезвием в меня снова и снова. – Джастин из достойной семьи. Его ждет учеба в престижном университете. Ему нужно восстанавливать форму, чтобы вернуться в спорт. Это большие деньги, понимаешь? На кону его карьера. Его будущее. Здесь его место, здесь я могу дать ему больше. А что ждет его в России? Какая судьба? Сама подумай, девочка.
– Сэр, я…
– Его мать скучает. Она извелась за эти месяцы, и ей больно терять сына. Послушай. Я знаю его характер, он крайне несерьезный парень. Бросит сейчас спорт и учебу, а потом и тебя. У него было много девушек, и все кончалось одинаково, поверь мне. Я хорошо знаю своего сына, он захочет остаться по истечении срока программы, но это катастрофично для его бейсбольной карьеры, мне и так многое приходится делать, чтобы удержать за ним место в команде.
– Но…
– Не держи его, Зоя. Ради него же самого. И я тебе обещаю: когда ты приедешь, я окажу тебе достойный прием в своем доме. Докажи, что ты уважаешь моего сына. Сделай так, как будет лучше ему.
– Хорошо, мистер Реннер, – закрываю на миг глаза, а когда открываю, мне начинает казаться, что я становлюсь бесцветной, растворяюсь в воздухе, тону в туманной дымке собственных несбывшихся мечтаний.
Вроде ничего не изменилось. Все идет по плану, Джастин уедет в США, мне придется провести здесь лето без него, а потом, если мое участие в программе будет одобрено, мы увидимся.
– Спасибо, Зоя, – говорит Ли Реннер, и его голос также холоден, как в самом начале разговора. – Знал, что мы с тобой найдем общий язык.
В конце концов, я и не планировала удерживать его сына здесь силой. Он скучает по родным, по друзьям, по своей стране. Для всех будет только лучше, если он поскорее вернется домой.
– Всего доброго, – тихо шепчу я.
Сбрасываю вызов и крепко сжимаю телефон в руке.
Он прав. Во всем прав. Моего американца ждет большое будущее в своей стране. Не нужно навязывать ему себя, а дальше пусть будет, как будет. Я ведь тоже никогда не планировала на всю жизнь переезжать в Америку. Мне и здесь хорошо. Съездить, получить ценный опыт, вернуться и попытаться, руководствуясь им, сделать лучше жизнь своих сограждан – вот о чем я мечтала когда-то.
А Джастин… Джастин… может, он вернется к себе и поймет, что все было несерьезно. Что мы и не пара вовсе. И не навеки. Не могу же я заглянуть ему в голову, правда? Это лето – оно как лакмусовая бумажка. Покажет, что за чувства управляют нами. Возможно, он не будет мне писать. Возможно, будет делать это с каждым днем все реже и с меньшим энтузиазмом. Тогда все станет гораздо проще: я не поеду к нему, а ему не придется меня там терпеть.
Глупо думать о плохом, когда у тебя все хорошо. Но не думать – это еще опаснее. Так я хотя бы смотрю в лицо реальности и готова к любому исходу событий.
– Что с тобой? – спрашиваю у Зайки, когда возвращаюсь в ресторан. На ней лица нет: бледная, потерянная, смотрит так, будто видит меня, но не узнает. – Не переживай. Дима увез ту девушку в больницу. Некоторые ребята поехали следом. Мы тоже можем, – сажусь перед ней на корточки, заглядываю в глаза. – Или можем здесь остаться.
– Поедем домой? – предлагает она, глядя на меня с мольбой.
Киваю. В этот момент она снова напоминает ту крохотную фарфоровую куколку, какой показалась мне в день приезда. Аккуратное личико, губки как нарисованные – с яркой и аппетитной галочкой сверху, глаза небесно-голубые и длинные светло-русые ресницы, веером обрамляющие их. Красота, которая своей естественностью, простотой и хрупкостью словно нуждается в поклонении и защите.
– Устала? – беру ее руку.
Кисть оказывается мягкой и какой-то безвольной. Зоя поднимается со стула, и я вижу, что ее плечи опущены, взгляд потух и полон безразличия.
– Немного, – признается она.
Веду ее за собой к выходу. Мы прощаемся с остальными гостями и машем на прощание друзьям.
– Просто… ногу натерла, – поясняет Зоя, – туфли… новые.
– Хочешь, понесу тебя? – спрашиваю, улыбаясь.
Но ей по-прежнему невесело. Загадочная русская душа.
– Нет, – отвечает коротко и продолжает смотреть перед собой, словно в пустоту.