Рис помолчал минуту, потом до него дошел смысл шутки, сказанной на валлийском наречии, мальчик сообразил, что Гайон обладает многими навыками, которых обычно бывают лишены другие нормандцы. Что-то грозило лорду Гайону, он опасался, что его могут обвинить в каких-то делах, которые никому не полагалось знать. Элунед приняла слова лорда буквально и трепетала от восторга.
— А где сейчас твой дом? — Розин поставила перед ним блюдо с хлебом и сыром и подумала с горечью, что они ведут себя, как слуги, старающиеся ублажить господина.
— В Ледворте, — Гайон что-то бросил Рису.
Мальчик ловко поймал подарок. Это были кожаные ножны на меховой подкладке — шерсть лучше удерживала нож, который полагалось смазывать жиром. Сам нож был почти оружием — восемь дюймов длиной, остро наточенное лезвие, украшенная искусной резьбой рукоятка: медведи и тюлени среди полярных льдин.
— Я не забыл твой день рождения, — сказал Гайон, наблюдая, с каким восторгом мальчик рассматривает нож.
Розин испытала смешанные чувства. Детство для сына практически кончилось, нож приближал его превращение в мужчину.
— Не нужно было это дарить, — она нахмурилась.
— Поругай меня, — ответил Гайон весело и при тянул к себе Элунед. — И я не забыл, что твой день будет на Пасху, но меня в то время может здесь не оказаться, я привез подарок заранее. Отгадай, в какой руке.
Элунед пришла в восторг и весело приняла игру, Гайон дразнил ее, выставив вперед сжатые кулаки. Наконец, она забарабанила по его рукам маленькими ладошками. Гайон взмолился о пощаде и протянул маленький кожаный футляр, в котором лежало ожерелье в виде незабудок из слоновой кости.
Элунед бросилась Гайону на шею и крепко поцеловала.
— Верный способ покорить мужчину, — засмеялся тот, застегивая золотую пряжку на шее девочки.
— Ты нас балуешь подарками, — растроганно произнесла Розин и отвернулась, чтобы помешать угли в очаге.
— Вовсе нет, — возразил Гайон. — Мне никогда не удавалось оценить тебя по достоинству и, видимо, не удастся.
Розин сосредоточенно орудовала кочергой.
— У тебя всегда находились для нас добрые слова, которые не купишь за серебро. Элунед, Рис, вам давно пора спать. Марш в постель!
— Но, мама…
Та строго посмотрела на детей, подбоченясь и нетерпеливо покачиваясь на каблуках.
Гайон удивленно поднял брови, не ожидая такого тона.
— Маму надо слушаться, детки, — сказал он мягко. — Думаю, она хочет о чем-то поговорить со мной. Давайте дадим ей эту возможность.
Элунед надула губки. Рис встал, не выпуская из рук ножа, на лице боролись противоречивые чувства — долг и ребяческий эгоизм. Наконец, первое одержало верх. Мальчик поблагодарил Гайона за нож, поцеловал в щеку мать и пошел за занавеску.
— Это несправедливо! — хныкала Элунед.
— Жизнь всегда несправедлива, — Розин обняла дочь. — Чем старше ты будешь становиться, тем лучше станешь это понимать. А теперь пожелай спокойной ночи и иди спать.
Девочка повиновалась с тяжелым вздохом. Она так сильно обвила ручонками шею Гайона, что чуть не задушила его.
— Жаль, что ты не можешь остаться с нами, — сказала она печально, целуя его в щеку.
— Мне тоже жаль, малышка, — ответил Гайон без тени лукавства.
Гайон и Розин остались наедине. Женщина стояла спиной к нему, все еще вороша в очаге угли. Молчание становилось тягостным. Собака заскулила. Наконец, Розин не выдержала, отшвырнула кочергу, повернулась к Гайону.
— Зачем ты здесь? — ее душили слезы.
— Думал, ты будешь мне рада.
Розин хотелось крикнуть, что он ошибается, но вовремя одумалась.
— Да, рада, слишком рада. Ты губишь нас. Являешься с подарками, чтобы убедиться, как мы тебя обожаем, а потом исчезаешь. Я больше не могу этого выносить!
— В твоей власти все изменить, — мягко ответил Гайон. — Пожалуйста, переезжай в Оксли.
— Чтобы оказаться в клетке и, когда тебе захочется, услаждать твой слух пением? — Розин снова отвернулась к очагу.
— Я приехал не для того, чтобы ссориться, дорогая. К тому же, не хочу расстаться на этой ноте. Мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы не делать такие глупости. Если я невзначай насыпал соль на рану, прошу прощения. Ты никогда не давала понять, что наши отношения для тебя глубже, чем просто удовольствие.
Розин закусила губу, но попыталась овладеть собой, улыбнуться и согласиться с тем, что Гайон прав, так оно и есть. Удовольствие, не более того. Она почувствовала, как рука Гайона легла на плечо, он повернул ее к себе.
— Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет должен прийти к горе, — он поддразнивал ее, желая успокоить. — Мне необходимо было знать, как твои дела, самочувствие.
— Теперь ты знаешь, — холодно ответила Розин и хотела отойти, но Гайон крепко держал ее в объятиях, наклонился, чтобы поцеловать губы, глаза, щеки. Она уклонялась от поцелуев, но вскоре перестала противиться.
— Не обращай на меня внимания. Я просто дурочка, — прошептала Розин, обнимая его. — На самом деле меня никогда не устраивало наблюдать отражение луны в воде. Я люблю то, что можно потрогать, ощутить как реальность. Я всегда рада тебе, когда бы ты ни приехал и сколько бы времени ни оставался с нами.
Объятия стали крепче, но приходилось сдерживать закипавшую страсть, так как от детей их отделяла только тонкая занавеска — Гайон опасался нанести гордости Розин еще более болезненный удар. Он с трудом оторвался от нее, присел у огня. Все существо протестовало против воздержания. Гайон уже давно не был близок с женщиной и болезненно переносил это, но мог контролировать эмоции. Что бы ни говорили недоброжелатели, контакт с женщиной никогда не являлся для него основной жизненной потребностью. При благоприятных обстоятельствах и при наличии расположенной к нему партнерши он не отказывался от удовольствия. Но сейчас приходилось ограничивать себя, и Гайон занялся другими вопросами.
— Где отец?
Розин села почти рядом, руки ее дрожали. Она взяла пряжу и ждала, пока предательская слабость во всем теле не покинет ее.
— Уехал в Бристоль. Ждем его завтра или послезавтра. Он сильно беспокоит меня, Гай. В последнее время неважно себя чувствует, его мучают боли в груди, а Рис еще слишком мал, самое большее, на что он способен, это заняться делом в качестве ученика.
Гайон встрепенулся.
— Торговые пути не годятся для женщин, — предупредил он.
Розин не ответила, лишь упрямо сжала губы и более прилежно занялась шерстью.
— Розин, послушай, если до меня дойдут слухи, что ты вместо отца занялась торговлей, я сам от везу тебя в Оксли и тогда уж в самом деле запру на замок, как птичку в клетке.
— У тебя нет такого права.
— У меня есть все права, какие нужны — ты ждешь от меня ребенка, я не хочу найти твой труп в канаве, как Хью Сиора!
— Я не… Что ты сказал? — она прекратила работу, глаза расширились от страха. — Хью мертв?
— Дело рук Роберта де Беллема и его приспешников. Мешок с соболями доставили ко мне как обагренный кровью свадебный дар.
Гайон рассказал все подробнее, не упуская самых страшных деталей.
— Хью был лучшим другом отца, — прошептала Розин. — Они росли вместе. О, Боже!
Они снова обнялись, ища утешения друг в друге. Розин была близка к обмороку. Гайон прижал ее голову к груди и гладил по волосам, как испуганного ребенка.
— Обещай, дорогая, — сказал он нежно, но непреклонно.
— Что проку в обещании? — запинаясь, ответила Розин. — В Уэльсе не очень-то соблюдают клятвы, — она горько усмехнулась.
— Розин…
Она выпрямилась, вытерла глаза и налила себе вина.
— Хоть ты и считаешь меня ветреной, но я не настолько глупа, чтобы лезть в пасть такому зверю, как Роберт де Беллем. Его территорию я буду обходить стороной, в этом могу поклясться. Обещаю также, что до рождения ребенка не буду выезжать из дома, а после — только по необходимости. И попрошу у тебя эскорт.
Гайон знал — дальнейшие убеждения бесполезны. Она и так достаточно пообещала.
— Хорошо, дорогая, — тихо сказал он. — По рукам. Я бы так не волновался, если бы не твоя проклятая независимость, — он вернулся к очагу и взял чашу с напитком.
Розин задумчиво смотрела на него. В этом наряде Гайон мог сойти за ее соплеменника. Но она знала, как иллюзорна эта мысль. Дочь купца и хозяин приграничной полосы, знатный лорд, женившийся на ровне ради сохранения власти и династии. «У него усталый вид, — подумала Розин. — Под глазами пролегли черные круги».
— Жена догадывается, где ты находишься? Гайон отпил из чаши и поднял глаза. К удивлению Розин в них блестели озорные искорки.
— Возможно, подозревает. Могу заверить, мне здорово влетит, если не вернусь до рассвета, но не потому, о чем ты думаешь, — он усмехнулся и до пил напиток.
Розин боролась с соблазном задать вопрос. Раз Гайон явился в таком наряде и говорил обиняками о хвосте дьявола, лучше не будить лиха.
— Какая она, твоя жена?
— Думаю, тебя бы она удивила, — ответил Гай он, поглаживая собаку, сидевшую у его ног. — Видит Бог, меня лично она не перестает удивлять.
— Хорошенькая? — в нарочито небрежном тоне женщины угадывалось тщательно маскируемое напряжение.
— Не такая красивая, как ты, дорогая, но в своем роде недурна. Когда полностью оформится, может быть, станет неотразима. Пока она еще ребенок, полудикарка и очень застенчива.
Розин снова отвернулась к огню. Она много думала о нем в первые дни его женитьбы, представляла в постели с нежеланной женщиной и гадала, будет ли он с ней так же нежен и искусен, как с ней.
— Нет, — ответил Гайон на ее немой вопрос. — Я не был с ней близок. Она еще боится мужчин и судит о них по отцу и дядюшке.
Розин не скрывала удивления.
— Даже если бы она во имя долга согласилась стать моей, это было бы просто насилие. Она слишком худа — что спереди, что сзади — а ростом едва доходит до моей подмышки.
— Фу, Гайон!
— Теперь жалеешь, что спросила? — он усмехнулся. — Но этот брак не совсем неудачен — Юдифь обладает такими умениями и способностями, которые нечасты среди женщин ее положения.