, растирают вилкой несколько жирных оливок, одаривают щепоткой сухой травы «кекик»[51]и завершают брызгами эрдемлинских[52]лимонов. Обмакнуть в это великолепие теплый край лепешки – мечта любого гурмана, которая исполняется ежедневно в выцветших стенах стамбульских забегаловок.
Я потянулась к телефону: аккаунт с астрами не выходил из головы. Неужели это та самая Фюсун? Но хозяйка резко прервала мой порыв грозным шиком, который издают стамбульские женщины, когда им что-то не нравится.
– И что ты там все высматриваешь?! Не понимаю людей, которые не могут расстаться с телефонами? Может, ты блогер? – И Бурджу недовольно поморщилась, как будто «кашар пейнир»[53], которым она в этот момент набивала себе рот, был пересолен.
Сказать, что я побаиваюсь стамбульских негодующих тетушек – не сказать ничего. Меня передернуло, и, отодвинув телефон подальше, я стала с трудом выдавливать из себя нестройные предложения. Мне хотелось абсолютно искренне поделиться жалостливой историей несчастного цветочника, который любил всем сердцем и катился вниз по наклонной, не имея сил противостоять обстоятельствам. Учитывая частный характер повествования, я умышленно скрыла имена героев, однако проницательный ум Бурджу не так легко было провести.
– Hadi ama, canım![54]Раскрыла тайну! Кто ж тут Кемаля и Фюсун не знает! Эй, аби, ты слышал? Она мне рассказывает историю нашей парочки так, будто курс лиры предсказывает!
– Я не думала, что вы все знаете…
– А для кого это секрет? Эти двое уже как два года друг без друга мучаются… Бедняжка Фюсун каждую неделю звонит, просит проведывать любовь всей ее жизни – так и говорит: «Hayatımın askı»[55].
От удивления я принялась за булку, мед и каймак, которые магическим образом успокаивали в любой ситуации.
– А я хотела отыскать ее, написать ей… что Кемаль страдает…
– Ey kime söylüyorum ben![56]Знает она все, все знает!
– Но почему же тогда они порознь? Это странно как-то…
– Это у вас, «ябанджи», любовь странная, а у нас она красивая. Если в любви не страдал, что соседи скажут? Даром чувства не даются. Hoppala![57]
Если в вопросе начинали фигурировать соседи, я понимала, что дело серьезное. Komşuluk[58]– особый вид отношений, степень доверия к которым множится пропорционально годам, прожитым в одном доме.
Это уникальное содружество, посвященное во все тайны и замыслы, а также мечты, душевные терзания и прочие виды личных переживаний, которыми в моем мире принято делиться с дневником или шепотом с лучшим другом.
Здесь обо всем этом непременно нужно рассказать благородной старушке Айше из квартиры напротив; вездесущей Эмель, которая своей энергичностью ставит на уши весь квартал, и, конечно же, мяснику, рыбаку, куаферу[59]и булочнику – как-никак, они тоже почти соседи.
Бурджу испытующе смотрела на меня, я же в растерянности от беспочвенных обвинений хлопала глазами. До безумия простая история влюбленной пары, в адекватности которой уже приходилось сомневаться, удивительным образом перерастала в фарс с явными элементами буффонады. Как и в посредственном турецком сериале, герои Кемаль и Фюсун, очевидно, переигрывали с избитым сюжетом: они определенно передерживали паузы, бесталанно заламывали руки и проливали слез больше, чем требовал того жанр. Мне хотелось крикнуть «Не верю!», но я уже сама была одним из гротескных персонажей, вовлеченных в неистовую игру под роковым, но премилым названием «Любовь по-стамбульски».
Кафе начало заполняться первыми посетителями. Словно сонные воробьи, они впархивали в раскрытые настежь двери и тут же вперивались в светящиеся экраны смартфонов. Бариста за стойкой приступил к прямым обязанностям: со скоростью карточного шулера он ловко метал крохотные чашки с густым наваристым кофе и стаканы с янтарным чаем, а пышнотелый официант (тот самый брат моей новой знакомой) так же молниеносно разбрасывал их по столам. Всегда поражаюсь ловкости, с которой стамбульцы обращаются с хрупкими грушевидными наперстками. Они не изменяли им даже в период коварной пандемии. И в то время как мы, не понимавшие ничего «ябанджи», заказывали напитки в одноразовой посуде, бесстрашные жители великолепного города настоятельно требовали прозрачные армуды, служившие им бережно охраняемым воспоминанием.
Хозяйка раскраснелась после пятого стакана с целебным напитком и, сбросив шарф, блуждала по залу и скрипучим голосом отдавала поручения официантам, кричала поварам, звонившим поставщикам и ленивому пекинесу, который гордо прошествовал в зал из кухни и клянчил ароматные кусочки суджука у посетителей.
Оплатив счет, в который мне включили завтрак на две персоны (что было крайне несправедливо), я собиралась улизнуть поскорей на улицу, однако Бурджу окликнула меня и рукой попросила подождать у входа. На крыльце уже собралась компания курильщиков, которым, кажется, было совсем невдомек о вреде их пагубной привычки.
Убеждать стамбульца бросить это сомнительное увлечение – то же, что футбольного фаната во время трансляции матча попросить переключить его на ток-шоу о кошках.
Хотя в случае стамбульских реалий передачи про братьев меньших входят в самые рейтинговые пакеты, а их ведущие становятся популярными телезвездами.
Бурджу появилась, когда я просматривала страничку загадочной Фюсун, которую, как выяснилось, любовь на расстоянии ничуть не смущала. Покрутив пальцами сигарету, моя курильщица попросила огня у парнишки панкерского вида и, глубоко затянувшись, широко раскрыла глаза и наконец улыбнулась.
– Там со счетом ошибка вышла. Хотела угостить тебя, а брат выставил счет. Теперь ты приглашена еще раз.
Я кивнула и хотела было проститься, но Бурджу выбросила сигарету и наклонилась так близко, что ее шепот в ухе задребезжал железными нотками:
– Ты про Кемаля не думай, не переживай. У них все своим чередом идет. Мы такие… Без драматизма у нас любви не бывает.
– Но ведь такие испытания могут убить самое сильное чувство…
– В том-то и дело, что нет. Наоборот, чем сильнее чувство, тем сильнее оно разгорается от бед и расстояний. У наших любовных историй всегда есть желающий зла друг, предательница-подруга, недовольный отец или ревнивая тетка, которая будет ставить палки в колеса. Ты что, турецкие сериалы никогда не смотрела?! Так что выбрось из головы все мысли и займись лучше своими делами. Да не забудь заглянуть на недельке снова ко мне. Поболтаем! – и она снова полезла в карман за сигаретой.
Еле сдерживаясь, чтобы не раскашляться в этой чадящей компании, я поспешила домой, чтобы разложить по логическим полкам непослушные мысли, что бродили в голове беспорядочным ворохом. Мне думалось, деланый драматизм в отношениях – своеобразное извращение сродни мазохизму или любому другому доставляющему дискомфорт ритуалу. Это как стругать баранину для искендера[60]бумажным ножом, хотя в этом безумстве виделось больше смысла, чем в поведении ненормальных влюбленных, томивших друг друга разлукой.
Дома меня ждал некормленый муж, который настолько не приспособлен к быту, что может упасть в голодный обморок перед забитым продуктами холодильником. Он не умеет включать плиту и зовет меня каждый раз, когда стиральная машина разражается тремя протяжными гудками в знак окончания стирки. При этом он наизусть читает Есенина, помнит имена генералов обеих мировых войн, играет в шахматы и увлеченно рассуждает об архитектуре – одним словом, относится к тому редкому типу мужчин, которых лучше не оставлять дома одних во избежание травмирования.
– Я нашла интересное место для завтраков и новый музей, – начала я с порога. Дип на мгновение вынырнул из компьютера, убедился, что это действительно я, и снова скрылся за гигантской крышкой лэптопа. Я прямиком направилась на кухню, поставила на плиту начищенный до блеска чайданлык[61]и принялась очищать от кожуры два толстобоких баклажана – кайгана на завтраке была настолько нежной, что мне непременно захотелось побаловать ею любимого мужа. Заботливая Бурджу поделилась своим рецептом, и теперь мне не терпелось опробовать его. Пока мякоть баклажанов мягко перешептывалась с янтарным топленым маслом, я рассказывала Дипу о том, как по-разному все относятся к любви.
– Ты только вдумайся: мы ради встречи с любимыми готовы свернуть горы, пройти тысячи километров, лишиться всего! А стамбульцы, напротив, умышленно страдают в разлуке, отказываясь сделать хотя бы шаг навстречу собственному счастью…
Не выдержав, я все же набросала несколько нравоучительных строк Фюсун и, нажав кнопку «ОТПРАВИТЬ», преисполнилась чувства выполненного долга и принялась раскладывать золотистую запеканку в очаровательный фарфор с едва заметной паутиной винтажного кракелюра – благодаря ему посуда приобретает особый шарм, утонченность и больше ценится.
Дип все это время внимательно слушал мои жалобы на безынициативных влюбленных и сосредоточенно что-то обдумывал. Затем тарелку, предназначенную для завтрака, он поднес к окну и принялся пристально рассматривать на ней едва заметные дефекты – микроскопические сколы на золотой окантовке, поплывшее подглазурное клеймо и множество крохотных трещинок, разбегавшихся по выцветшему пасторальному рисунку: миловидная пастушка под изящно изогнутой оливой смущенно отклонялась от навязчивого паренька, норовившего осыпать ее жаркими поцелуями, – типичный сюжет западноевропейского посудного производства восемнадцатого века.