Длительный перелёт в целом прошёл довольно успешно — никакой турбулентности, задержки в пути или неприятных сцен на борту с пьяными пассажирами. Настя мирно дремала на плече у любимого, набиралась сил и дисциплинированно пила воду, восполняя потери организма, как и прописал врач.
Дима до последнего надеялся соблазнить свою девушку на высоте, но её состояние не сильно–то и улучшилось за время полёта. Посадку во Владивостоке она проспала, и парень задался логичным вопросом — а был ли у неё вообще какой–то страх или она его искусно разыграла?
Честная и простая, как дверь, Настя иногда откровенно удивляла несвойственным поведением и высказываниями, и сейчас Дима пытался воскресить в памяти те мгновения в аэропорту и самолёте на пути в Таиланд. Нет, вроде бы поведение казалось вполне естественным. Странно, почему возникло ощущение, что его просто нагло соблазнили?
Дима мотнул головой, словно выбрасывая глупые мысли. Этого просто не может быть! Не может — и точка!
Родина встретила дождём. Тяжёлые холодные капли стучали в иллюминатор, будто даже оттуда норовя проползти за воротник. Настя поёжилась и вспомнила, что зонт она так и не купила, хотя собиралась. А вот Дима озаботился!
— Я же сказал: моё дело — защищать тебя, даже от дождя. — Он бережно приобнял ее и поцеловал в висок. У Бориса с Натальей зонта не оказалось, и девчонки бежали к машине под зонтом, тогда как парни, с чемоданами и ручной кладью, по–гусарски мокли.
Такси они заказали в обе стороны и благоразумно сразу оплатили, опасаясь вернуться с пустыми карманами. Даже карточкам доверия не было: всё–таки дьюти–фри — это дьюти–фри, там всякое может случиться, даже закончиться овердрафт.
Чёрная хищная японская машина мигнула фарами и тронулась, рассекая лужи. Махать было некому — часть друзей уже уехала, другая — осталась в тёплом и сухом здании аэропорта в ожидании своих такси или встречающих.
— Нат, поехали ко мне. — Боря, как самый крупный, сидел спереди, поэтому вынужден был обернуться к своей девушке и говорить без намёка на приватность.
— Борь, ну мы ведь это обсуждали. Меня дома ждут и будут волноваться. Не вариант, — отвечала ему Наталья тоном великомученицы.
Спорить прилюдно Борис не стал, но от наблюдающих за ним Насти и Димы не укрылись его чувства. Парень расстроился и, похоже, разозлился. Наталья смотрела в окно, будто в ночном пейзаже можно было разглядеть что–то интересное, и усердно делала вид, что совершенно не заметила реакции любимого на её слова.
Настя только глаза закатила. Все эти павлиньи пляски казались ей уже не столь занимательными. Накопившаяся усталость придала горечи её мыслям, даже оттенок злости, и про себя она с огромной долей пренебрежения обозвала брата с Наткой неуступчивыми баранами.
«Каждому очевидно — они любят друг друга. Чего выпендриваться? Вот мы с Димой… — Настя подняла взгляд на суровое лицо любимого, с заострившимися от усталости скулами, полными губами, длинными ресницами. — Хотя и у нас всё не так просто. Почему, когда мы любим, становимся такими идиотами?»
Мысли текли лениво, вязко, и в конце концов девушка сама не заметила, как задремала. Она не слышала, как Наталья вышла, не чувствовала, что машина стоит ждёт, когда вернётся Борис, не слышала, как брат сказал:
— Я к матери поеду, а то дома жрать нечего. Дождь кончился. Настьку будить будешь или к себе заберёшь?
— Если ты не против, заберу. — Дима улыбнулся. На такой великодушный и просто невероятный жест он и не рассчитывал, уже мысленно настраиваясь на разлуку, пусть временную, но совсем не желанную. Расстроенный женским поведением Борис сейчас как никогда был на его стороне, и отказываться от подарка судьбы парень не собирался. — Только чемодан её не смогу нести, рук не хватит. У меня–то сумка, на плечо закинул…
— Ну, так–то не торопись, — Борис коротко хохотнул. — Чемоданы на мне, могу и сумку твою закинуть к нам, заберёшь потом.
— О'кей. Придётся, конечно, разбудить у лифта. И чего он такой узкий? Эх. Слушай, как думаешь, Настя будет так же ломаться, как Ната, и хрен ко мне переедет, или попроще?
— А чёрт её знает. Бабы эти! — Боря махнул рукой и отвернулся.
Дима стоически молчал, не желая вмешиваться в отношения старосты и будущего, как он надеялся, родственника. Но уже у дома не выдержал:
— Рано или поздно ты всё равно женишься на ней. Чего тянуть? Натка принципиальная очень, не уступит в этом вопросе. Вот где угодно, но только не здесь. Девки у нас в группе почти все помешаны на свадьбах, платьях и прочей херне. И твоя — не исключение. Чёрт, не хотел лезть, извини.
В полумраке салона звякнули ключи, Дима осторожно подхватил Настю на руки и, попрощавшись, с тихим хлопком закрыл дверь такси коленом.
Боря молчал.
Глава 25
Настя проснулась не у лифтов, а сразу перед подъездом, когда Дима пытался изловчиться и открыть дверь ключом домофона.
— Я чего–то не поняла. Боря у Натки остался, что ли? Дим, мне домой надо, мама будет волноваться.
Дима кратко обрисовал ситуацию и быстро, пока девушка не сообразила, что к чему, взбежал по ступенькам и нажал кнопку вызова лифта. К его радости, двери, поскрипывая, разошлись в стороны.
Настя, сонно моргая, пыталась разобраться, как это так: её родной брат, тот, который Боря–Цербер, а не какой–то мифический всё понимающий и лояльный, отпустил её ночевать к парню, даже подтолкнул к этому! Они ведь не в Таиланде, где его активно отвлекала Наташка!
Мысль была настолько нереальной, что только поднимаясь пешком с восьмого на девятый этаж, девушка очнулась:
— Блин, Дима, мне домой надо. Я не могу просто взять и не явиться после длительного отсутствия. Боря может маме ничего не сказать или сказать какую–нибудь чушь.
— Смс напиши, что с тобой всё в порядке, ты у меня. — Дима понимал истину её слов, но отпускать не хотел. Разрешение Бориса казалось ему достаточным аргументом. — Если надо, давай, как проснёмся, вместе пойдём, познакомишь нас, все дела. У тебя очень вредная мама?
— Очень! Так, не сбивай меня с толку. Объясни, с какого перепугу Боря разрешил тебе меня забрать? Не верю я в эти россказни про его грусть–тоску по Натке
— Сейчас расскажу. Постой здесь секундочку.
Дима закинул сумку в прихожую, вернулся в подъезд, подхватил девушку на руки, перенёс через порог. Чмокнул в нос, затем в губы, нежно, бережно, улыбнулся непривычно застенчиво и только тогда отпустил. Дверь, к его огромному сожалению, закрывалась из подъезда в квартиру, а не наоборот, ногой не захлопнешь.
— Ты чего такой, э, странный? — Настя скинула туфли и щёлкнула выключателем.
— Тренируюсь. — Дима подмигнул и весело процитировал знакомую всем с детства песенку: — Во всём нужна сноровка, закалка, тренировка.
— Ты мне будешь постоянно намекать на свадьбу, да? — Настя прищурилась, но недовольной не выглядела, и Дима агакнул, ущипнул не больно за попу свою красавицу и пошёл на кухню, откуда через пару мгновений донеслось:
— О, мама позаботилась. Приятно.
Настя поправляла растрёпанные волосы перед зеркалом в прихожей, расчёсывая их пальцами. Фраза парня заинтриговала, и она быстрым шагом, стараясь не топать, как часто делала дома — неосознанно, конечно! — пошла удовлетворять любопытство.
После небольшой инспекции выяснилось, что Карина, мама Димы, к приезду любимого сыночка набила холодильник продуктами и даже не поленилась приготовить несколько блюд. Возле чайника лежала записка и Насте безумно захотелось узнать, что там написано. Но воспитание не позволяло просто взять и прочитать.
— Это точно от мамы? — подозрительным тоном спросила девушка, надеясь, что Дима сам предложит ознакомиться с содержимым клочка бумаги.
— Ага. От кого же ещё? Есть будешь?
— Нет, спасибо. Ну, мало ли. Вдруг ты ключи давал какой–нибудь девушке, и она…
— Насть, — перебил парень нетерпеливо, — ну, какая, нафиг, девушка? Ключи от квартиры есть только у родителей и у меня. Заедем к ним завтра, возьмём тебе экземпляр. У мамы там вроде несколько ключей оставалось.
Дима как ни в чём не бывало жевал бутерброд. Совесть его была совершенно чиста, он не соврал ни словом, ни делом. Но Настя, хоть и прекрасно понимала, что записка от мамы, жутко хотела узнать, что же в ней такого написано. Она решила зайти с другой стороны.
— Чай будешь?
— Ты хочешь? Один момент. — Дима сделал два шага и клацнул кнопку чайника. Смяв записку, небрежно сунул в карман джинсов.
Как Настя ни билась, как ни намекала на дикую ревность, тонкий белый лист, вырванный, судя по всему, из блокнотика, ей не вручили. Парень хихикал, подкалывал, но держал оборону.
— А ты любопытная, — уже в постели сказал Дима, целуя девушку в висок.
— Даже отпираться не буду. Я понимаю, конечно, что вряд ли это была какая–нибудь из твоих этих, — Настя приподнялась на локте и заглянула в глаза любимого, — но неприятно, что ты что–то от меня скрываешь, ну, и до конца я всё равно не уверена. На твоём месте…
— Уверена ты, не выдумывай, — не повёлся Дима на очередной «развод». — Девушка бы скорее встретила меня не ужином и забитым холодильником, а костюмчиком из секс–шопа. Ну, или всем этим вместе взятым. И то только при условии совместного проживания. А жить я планирую только с тобой.
Настя расплылась в улыбке. Сердце застучало быстро–быстро, диссонируя с механическим тиканьем стилизованного под старину — или действительно старинного, этого она не знала, — будильника.
Он уже не раз и не два прямо говорил о своих намерениях, но почему–то в Таиланде Настя боялась. Боялась, что всё это лишь эйфория от свободы, каникул, наполненного пряным запахом орхидей воздуха. Но здесь, дома, такие простые и важные для каждой девушки слова прозвучали по–другому. Честно, серьёзно, по–настоящему.
Она и не заметила, как на глазах выступили слёзы, а рука прижалась к губам. На мгновение её оглушило осознание, что теперь всё будет по–другому, что она с ним, она — его, а он — её.