Разговор по душам с подругой дал Насте куда больше, чем показалось на первый взгляд. И пусть она рассказала Марине далеко не всё, зато сама определилась по многим пунктам.
Настя тихонько хихикнула про себя. Димка в очередной раз был прав в их отношении: что она, что Маришка привыкли в таких посиделках–болталках принимать главные решения своей жизни.
И вот сейчас, в полутёмном салоне автобуса, Настя невидящим взглядом скользила по мелькающим за окном слабо освещённым или и вовсе тёмным домам, и раскладывала по полочкам свои мысли и чувства.
Во главе списка вопросов она уверенно поставила проблему с мамой. Да, она боялась подумать, что у матери появился другой мужчина, но, похоже, выбора не оставалось. Всё говорило, что это так. Мать стала больше следить за собой, проводила, как оказалось, много времени в салонах и тренажерном зале, притом элитном, о котором сама Настя могла только мечтать. И самое печальное — почти перестала уделять время детям.
«Я ведь уже взрослая. Взрослая. Да, я взрослая и должна учиться смотреть на проблему открыто, а не выглядывая из–за Борькиного плеча. Хм. Хотя и Борька с матерью не поговорил. Чёрт, до чего же неприятная ситуация! Мама — это святое! Но иногда надо признать, что и мама — тоже человек, со своими тараканами, проблемами, слабостями. Как же трудно! Как трудно! — Настя прикусила губу, но не почувствовала боли, лишь поморщилась от неприятного привкуса крови, да и то больше неосознанно. Мысли были заняты совершенно иными терзаниями. — Надо с ней поговорить. Пусть честно скажет, что происходит с нашей семьёй. Не дело это, не дело. Я уже взрослая, она обязана мне объяснить, какого чёрта всё свалила на меня, а сама развлекается. Что за эгоизм в конце концов! Имею я право знать или нет, ё-моё?!»
Всю дорогу домой Настя накручивала себя и к квартире подошла в боевом настрое. Только мамы дома не оказалось, а чуть позднее произошло событие, совсем выбившее её из колеи.
Пришли они — красные дни календаря.
Если бы это случилось сразу по прилёту, она бы только обрадовалась, но после Маришкиных откровений, после бесконечно нежных и бережных прикосновений Димкиных рук к её животу, после её собственных терзаний, нежелания поверить в то, что она действительно хочет ребёнка, и после принятия этого, новость оказалась ошеломляюще болезненной.
Когда вся семья собралась дома, Анастасия уже прекратила хныкать, но о разговорах речи и быть не могло — не то состояние. Она решила отложить немаловажный вопрос до лучших времён.
— Вернусь от бабули и поговорю, — утирая слёзы, приговаривала она.
Братья громко поздоровались с сестрой, даже не заглядывая к ней, и умчали в спальню смотреть мультфильмы. Оттуда только и слышны были их комментарии. А вот мама позвала на кухню помочь с ужином.
— Ты какая–то бледная. Не заболела? — мама бросила на дочь короткий взгляд, но его ей вполне хватило. — Или беременна?
— Не беременна, — коротко ответила девушка.
— Смотри мне, — не оборачиваясь от разделочной доски, где нарезала лук, пригрозила мама.
— А то что, мам? Прекращай уже это, очень тебя прошу. — Настя говорила немного невнятно. После неожиданно сильного стресса организм вымотался и работал заторможено. — Я уже взрослая и даже если забеременею, ничего страшного в этом не вижу. У меня есть Дима…
— Не так давно у тебя был Женя, — резковато перебила мать.
— Спасибо, что напомнила, мне же безумно приятно об этом вспоминать! — Настя хлопнула дверцей холодильника, но тот закрылся с тихим чавкающим звуком, не давая выплеснуть ярость.
— Настя, мужчинам нельзя доверять! Нельзя! — выкрикнула мама с надрывом. И тут же отвернулась к доске. — Лук такой злой, — всхлип, — ужас просто.
— Ма, что случилось? — у Насти тоже навернулись слёзы на глаза, но лук тут был совершенно ни при чём. Как и у мамы, собственно.
— Ничего, дочь, всё нормально. Подай мне…
— Мама! — перебила Настя громко. — Прекрати это немедленно! Брось этот лук к чертям! Давай поговорим.
— Не хочу, — по–детски капризно и обиженно заявила мать, но села за стол переговоров.
— Давай я малым пиццу закажу, а мы попьём чая? — предложила Настя и после кивка матери сделала заказ, не откладывая в долгий ящик. Пока мама не передумала.
— Лучше коньяк, — огорошила родительница, которая не особо жаловала алкоголь, а уж тем более в компании детей, пусть и взрослых. — Давай, что ли, пельменей налепим? Мы ведь с тобой раньше всегда лепили пельмени и болтали, — утирая слёзы и всхлипывая, пыталась взять себя в руки женщина.
— Ладно, ты коньяк, а я чай. — Настя полезла в маленький бар.
— Боюсь, тебе лучше тоже выпить чего покрепче. Это не очень приятная информация.
Глава 28
Настя замерла. Она понимала, что сейчас–то мать и откроет свой страшный секрет. Ей казалось, что она готова к этому, но нет. Как бы ни внушала она себе: «Я взрослая, я взрослая», но рядом с самым родным и близким человеком всё же оставалась ребёнком. И ребёнок в Насте сейчас сидел на корточках, скукожившись и зажав руками уши.
— Нам давно следовало поговорить, — всхлип, — но я не решалась. Это так ужасно, — ещё всхлип, — и я никогда не думала, не могла подумать, даже предположить не могла, — голос матери набирал обороты, — что это может случиться. Но случилось.
Мама замолчала, потянулась к салфетке, громко высморкалась. В этот момент Настя вспомнила, как в одной из тысяч прочитанных книг увидела фразу «сердце у неё оборвалось». Она тогда похихикала странному, на её взгляд, сравнению, но сейчас её сердце именно оборвалось. Слово пульсировало в мозгу, а вот на месте сердца словно ничего не было. Пустота. Сердце оборвалось и ухнуло в пятки от страха.
— У отца другая семья. Давно. У него и дети есть. Другие. — Мама запрокинула голову, будто это поможет не пролиться слезам, и судорожно вздохнула, хватая ртом воздух.
Настя с размаху села на низенький подоконник, не чувствуя, как сдвигает цветочные горшки с разного рода съедобной зеленью. Горшки расползлись в разные стороны и потеснили узкую вазочку с полуувядшей розой. Ваза с громким стуком упала на пластиковую поверхность, но на это никто не обратил внимания. Так же, как и на шум стекающей воды, на внезапно образовавшуюся лужу на полу, на намокшие у обеих дам носки.
Первое время Настя просто молчала. Её мозг отказывался принять эту информацию, просто отказывался.
«Нет–нет–нет!» — только и кричала маленькая девочка Настя.
«Как он мог?» — вопрошала она уже позднее.
— Я случайно узнала. Это просто настолько глупая ситуация! Абсурдная! Я долго не хотела верить, думала, это какая–то ошибка, но он признал. У него полноценная вторая семья в Маниле. С местной. — Мама прикрыла глаза на пару мгновений и потом выдохнула с надрывом совершенно неожиданную фразу: — Она такая некрасивая!
Она зарыдала, и это привело Настю в чувство. Всё ещё не до конца осознав, что произошло, она механически достала, наконец, бутылку коньяка, которую Боря забыл забрать при переезде, бокалы для шампанского — у них были и коньячные, но сейчас голова не соображала, и девушка просто взяла первые попавшиеся, — и, набулькав доверху янтарный напиток, обессилено уселась на табурет напротив матери.
Мысль о том, что у отца есть вторая семья, просто не укладывалась в голове. Настя пока пыталась смириться с мыслью, что он изменил. Измена — это ведь более реальное событие и случается гораздо чаще. Но вторая семья…
Девушка лишь беззвучно открывала и закрывала рот, не находя в себе достаточно сил, чтобы задать уточняющий вопрос или как–то поддержать маму. Она совершенно не представляла, как вести себя и что говорить. А когда приедет отец? А когда узнает Борька? А вдруг он уже знает?
Мама тем временем рассказывала дальше. Она наконец решилась на то, что должна была сделать давным–давно.
— Б–р–р, — вздрогнула она, проглотив едва ли не всё содержимое бокала разом и только затем почувствовав вкус. — Ты, возможно, не помнишь, но прошлой осенью меня вызывали в банк из–за неуплаты кредита. Я ещё ничего понять не могла, так как деньги перевела заранее, у меня ведь зарплата на несколько дней раньше.
— Не помню. — Настя покачала головой и разлила коньяк по новой. Она вообще пока ничего не соображала и слушала словно издалека, однако слова «банк» и «кредит» примирили её с действительностью, и эта информация воспринималась своевременно.
— В общем, я приехала в банк разбираться, что случилось, дождалась своей очереди, села к девушке, — мама говорила размеренно и ровно, перечисляя каждое действие и Настя поняла, как нелегко ей даётся этот разговор. К главному подойти она никак не решалась, но пришлось: — и мне говорят: «Нет, деньги вы положили на другую карту и их тут же сняли». Я говорю им, что ничего не снимала. В общем, мы долго разбирались, и в итоге выяснилось, что я, когда переводила между электронными счетами, действительно положила деньги не на свою кредитку, а на карту, что оставил мне твой отец.
Мама замолчала и Настя поторопила:
— И?
— Пока мы разбирались, что к чему, она мне распечатала несколько листов с информацией, на какой счёт я клала деньги, на кого что оформлено и где я их сняла, чтобы доказать, как я не права. Сняла их, естественно, не я. Я немного путано объясняю, извини. Суть оказалась в том, что отец оформил несколько дополнительных карт к своей зарплатной. То есть моя карта не единственная, понимаешь? Есть ещё. Он тогда был где–то у берегов Северной Африки, я точно знаю, так как он звонил Боре по скайпу, и тот мне рассказывал, а деньги сняли в Маниле. Фамилия какая–то нерусская. Я сперва подумала, что это какая–то ошибка. Ну, может, вытащили карту у отца, ограбили. Я… я и подумать не могла… — женщина шумно шмыгнула носом, утёрла его и продолжила: — Но карту никто не воровал.
Мама замолчала, глядя куда–то в сторону. Слёзы уже высохли, подбородок дрожать перестал, а вот руки нет. Тонкие изящные пальцы нервно выстукивали то по столу, то по ножке бокала, ни на секунду не останавливаясь.