— У неё своя жизнь, у тебя своя! — Полина Семёновна снова стукнула кулаком по столу, да так сильно, что посуда жалобно звякнула. — Вы, молодёжь современная, больно на себя загребаете. Помогать родителям надо, надо обязательно, да не жить за них, не решать их проблемы. Они взрослые. Всё сами умеют и могут. Не надо их опекать, как лялек несмышлёных. — Бабуля наставительно постучала пальцем по столу. — Точно так же, как и родителям надо вовремя суметь выпустить детей из гнезда.
— Это да, — выдохнула Настя.
— Ты у нас всегда росла хорошей, послушной дивчиной. Где хулиганила, так то Борькино всё, ты ж ему в рот заглядывала. Он тебе и за брата, и за отца вашего непутёвого всегда был. Он, кстати, как, одобрил парубка твоего? — Полина Семёновна потянулась к чайничку, разлила крепкий, всё ещё горячий душистый напиток по чашкам.
— Да, одобрил. Дима сперва с ним договорился, потом уже… э… стал ухаживать.
Настя чувствовала, как запылали щёки и уши. Стыдно ужасно! Так неловко произнесла последнюю фразу, что усомниться, как там Димка за ней ухаживал, было сложно, а уж с бабулиной наблюдательностью — так вообще.
Она всегда стеснялась бурных проявлений эмоций и чувств, а уж выставлять напоказ глубоко личное, да ещё и родной бабушке! То, что бабуля куда разумнее и спокойнее воспринимала подобного рода информацию, одновременно радовало и удивляло. Казалось, старшее поколение будет требовать невинности до свадьбы, соблюдения трёх миллионов правил и заветов со времён Каменного века. Ан нет!
— Ой, Настька, ну ты бестолковка, ну просто сил нет! — Полина Семёновна получала огромное удовольствие от разговора и сейчас глаза закатывала и цыкала настолько благодушно, что Настя немного расслабилась, хоть и понимала — бабуля всё сообразила слишком хорошо. — Ты уже девка взрослая, а всё не докумекаешь — твоя жизнь, особенно та, шо за дверью спальни, никого не касается. И мордой краснеть тут нечего. Думаешь, у нас дети от Святого Духа?
Настя покраснела ещё сильнее. Уж о чём, о чём, а о сексе между старшими родственниками она и думать не хотела. Мысль о том, что между бабулей и дедулей подобные отношения могут до сих пор существовать, приводила в ужас!
— Ба, только ничего мне про вас не говори! — выпалила она немного истерично, и Полина Семёновна в голос расхохоталась.
— Да, Настька, — Полина Семёновна заливалась от смеха и едва не икала, — вот сразу видно, не в деревне росла девка! Ой, не могу! — Она утёрла слезу и помотала головой из стороны в сторону, пытаясь успокоиться. — Нет, ну чтоб ты скисла, так рассмешить бабушку!
— Бабуль, ну вот такая я. Давай сменим тему, — раздражённо ответила внучка.
— Ладно, родная, ладно. Об чём мы там? А! Ты девка взрослая, живи своей жизнью и никого не слушай, сейчас это можно. Мы в своё время с дедом твоим от моих родителей сбежали. Меня ж батя хотел замуж отдать за соседского сына, а я ни в какую. Только кто меня слушал! Матушка слушала батю, а он — только себя, никто иной не указ ему. Так я когда сбежала с Ваней, нашли нас и знаешь, какой хай подняли! И откажемся от тебя, и детей не признаем! Ой, страху натерпелася! Оно, сама понимаешь, вроде и взрослая, имела право, да только вину за собой чуяла, ослушалася–таки. Раньше по–другому всё было. Да только дед твой сразу сказал бате: у нас своя семья, у вас своя, в своей семье командуйте, а в нашу не лезьте. Ух, как было наглюче!
Об этом Настя слышала впервые. Никогда раньше бабуля и не заикалась о том, что у них с дедом нетривиальная история отношений. Да и мама не рассказывала.
— И знаешь, внучка, ни разу не пожалела, что ослушалася, ни разу. Живём с дедом твоим, сама видишь, душа в душу уж сколько лет. Матушка мне потом поведала, шо батя лютовал долго, да как отошёл, сказал гордо: «Дочь вся в меня!», ещё и братьям в пример ставил, мол, девка, а не тряпка, как они, подлизливые да угодливые. Так шо, кровинушка моя, матушку не слушай, коли Димочка ей не придётся по душе. Он парень хороший. А вот Лорка… уж дюже ревнива. Не сможет спокойно тебя отдать. Хотя бате твоему мы тоже нервишек потрепали, когда свататься приезжал, шо уж тут.
— Думаешь, мне надо и переезжать к нему сразу, и замуж идти? Как–то страшно. Все обычно встречаются сперва, потом живут, потом женятся. Ну, постепенно всё. А у меня трах–бах и готово! Это как–то странно всё и…
— И в кого ты такая? — перебила бабуля, недовольно закатив глаза. — Настя, родненькая моя, ты думай не про «как у всех», а как семью свою обустроить, как с мужем поладить, да со свекровкою. Как она, кстати?
— Вроде нормальная. Ко мне хорошо относится, по крайней мере не избегает, приветы передаёт, в гости зовёт. Один раз виделись только, но тогда мы ещё не вместе с Димой были.
— Он у неё один? — предположила Полина Семёновна.
— Ага.
— Боится не понравиться тебе, да шо сыночка отберёшь, наверное. — Бабуля шумно отпила из чашки. — Если уже палки в колёса не вставляет, то считай, шо поладили. Да и Димка твой, хоть с виду балагур, да только нраву крутого, сразу чувствуется. Думаю, даже если бы ты ей не по нраву пришлася, она и виду не показала бы, шоб его не гневить.
— Надеюсь, всё–таки я ей понравилась. Хотя про нрав — это ты права, он такой и есть.
Парень с крутым нравом беспомощно лежал на полу перед телевизором со связанными руками и ногами — близнецы играли в индейцев. Довольный Иван Иванович усмехался в усы и делал погромче новости, якобы и не глядя в их сторону, да только наблюдал внимательно.
Димка стоически выносил все издевательства мелюзги, ещё и подыгрывал — подсказывал, как разложить открытки под ним, чтобы больше было похоже на костёр. Параллельно рассказывал про индейцев Майя и то, что людей в повседневной жизни они не ели, хоть и существовал ритуальный каннибализм.
— Эрудиция у тебя на высоте, — похвалила Настя, стоя в дверях. Они уже закончили секретничать в кухне, и бабуля умчалась во двор хлопотать по хозяйству, отправив внучку проконтролировать подозрительное затишье там, где должен стоять ор или вой.
— А то. — Будущий ужин кровожадных индейцев озорно подмигнул.
— Так, мелкотня, топайте во двор, помогите бабуле, — скомандовала Настя и, заметив выражение протеста на одинаковых физиономиях, добавила сурово: — Живо!
— А мне можно ещё полежать или тоже идти спину гнуть? — до того просительным голосочком спросил Иван Иванович, что Настя посмотрела с укоризной, мол, не делай из родной внученьки изверга и тирана, сделай милость.
Бедному Диме даже не сразу удалось перевести на русский и сообразить, о чём идёт речь, дед говорил не особо быстро, но ужасно непонятно, абракадабра сливалась в что–то вроде «можна–йще–полэжаты–чи–тожа–йты–спыну–гнуты», притом без пробелов, одним словом.
— Так уж и быть, дедуля, лежи отдыхай, — милостиво разрешила диктаторша–внучка. — А мы пойдём к реке сходим, ладушки? Или тебе наша помощь нужна будет?
— Та яка з вас помощь? — отмахнулся Иван Иванович. — Чешите. На сегодня даю вам отдых. Но завтра к мартену!
Уже на улице Димка не удержался:
— Вот откуда у тебя та допотопная фразочка про мартен! А ещё меня подкалывала, какой я, видите ли, необразованный. Я просто современный.
— Ага, ага, — не стала спорить Настя, но посмотрела лукаво, чтобы Дима ни на миг не подумал, будто она приняла его оправдания.
— Жарюка страшная здесь. Ты не против, если я футболку сниму и так пойду? — спросил парень.
— А чего я должна быть против? — удивилась Настя. — Снимай, конечно. Здесь вечно пекло дикое, но я после Таиланда в кои–то веки спокойно его переношу. Ну, более–менее, по крайней мере.
— Ну мало ли, вдруг здесь не принято. Или девки на меня засматриваться будут, раздражая тебя, — пошутил Димка.
— Шутишь? Меня здесь все девки с детства боятся. Не забывай, кто меня воспитывал. — Настя подмигнула и коротко хохотнула. — Деревенские, конечно, бойкие, да только самбо не обученные.
Заливистый смех парочки наполнил пустынную улицу. Зной стоял одуряющий, и большинство местных жителей или отдыхали, или занимались домашними делами, не выходя под палящие лучи яркого солнышка. Даже домашняя птица, и та пряталась в тени деревьев и не кудахтала, не крякала, пережидала жару.
Деревенька была небольшая, домов на сто, но длиннющая, так как дома эти шли в один ряд. Через дорогу, напротив дворов, простирались бескрайние поля, за домами — километровые огороды. Молодым людям предстояло дойти до конца улицы, пройти сквозь посадку, а там уже до реки два шага.
— На самом деле вот мы с тобой идём сейчас и вроде никого кругом, а за нами наблюдают, — вдруг выдала Настя, и Дима удивлённо на неё посмотрел. — Сюда редко кто приезжает, поэтому мы с тобой — новость номер один. Ну, у детей, конечно, это близнецы. Их здесь любят.
— Их невозможно не любить, — заметил Димка с улыбкой. Маленькие чертята внешне походили на ангелочков, со своими круглыми, вечно румяными щеками и невинными зелёными глазами в обрамлении тёмных ресниц. За безумное обаяние им можно было простить любое поведение. И они это прекрасно понимали. И пользовались вовсю, без зазрения совести.
— Иногда они невыносимы, — не согласилась сестра чертят–ангелочков. У неё давным–давно выработался стойкий иммунитет, позволяющий куда более трезво оценивать поступки братцев–кроликов.
— Слушай, а это ведь и у нас могут быть близнецы, да? — вдруг пришло в голову Димке. — Вот это прикольно! А ведь может быть сразу мальчик и девочка, да?
— Не знаю про мальчика и девочку, у нас только мальчики по женской линии. У бабули моей братья–близнецы есть, но у неё–то только мама одна и всё. То есть через поколение они, выходит. Но вообще шанс есть, да. Там вроде бы ген какой–то передаётся у женщин. Если честно, подзабыла уже. Но честно тебе скажу, близнецы — это жесть. Лично я бы не хотела.
— Почему? Это ведь так прикольно! — воодушевлённо вещал Димка. — Один раз отходила карапузенькой и сразу два пацана. Ну круто же!
Настя посмотрела на парня с чувством огромного превосходства и лёгким недовольством. Всё указывало на то, что в детях он ни капли не разбирался и, скорее всего, даже не контактировал с младенцами.