Сумасшедшее желание разгромить квартиру и всё, что под руку попадётся, он волевым усилием подавил. На признание матери кивнул, встал и поехал в магазин спорттоваров. Он знал свой характер, знал, как пережить бурю и что ему в таких случаях помогает, только в тренажёрный зал ехать не хотел, а на бокс было просто нельзя. Слишком много агрессии.
В первый день он колотил боксёрский мешок зло, истерично, представляя на его месте отца. На второй день уже немного отлегло, и он отрабатывал удары с холодным разумом. А вот сейчас, когда первичная ярость и боль прошли, хотелось поговорить. И он был рад, что у него есть близкий и родной человек, которому можно излить душу. Своими словами. Не пряча настоящих эмоций.
Лариса Ивановна впервые за последние полгода почувствовала себя хорошо. Рассказала детям правду и будто полной грудью вдохнула. Она и не думала, что сокрытие тайны так её угнетало всё это время.
Она боялась, безумно боялась реакции сына. Вспыльчивый и резкий, Борис мог избить собственного отца, а то и — этого женщина опасалась больше всего — забить до смерти. А потом сесть в тюрьму.
Но Настя права — лучше сказать заранее, чтобы перебесился. И она сделала это!
Женщина рассмеялась. Так забавно — идти по улице и подбадривать себя, будто она какой–то чемпион. А ведь она лишь сделала то, что давно стоило сделать.
«Трусишка!» — любя обозвала себя Лариса Ивановна и, перепрыгнув через небольшую лужу, словно молоденькая девочка, пошла дальше. Они с подругой договорились встретиться в крохотной английской пекарне на Арбате.
Когда–то давно, в той жизни, до предательства мужа Ларисы, женщины встречались здесь регулярно. Это было «их место». Где поверялись все тайны, где нарушались диеты, где было хорошо и уютно в любую погоду.
Но потом в ней что–то сломалось. Не хотелось видеть никого — ни родных, ни близких. Не хотелось говорить. Лишь ворошить прошлое, вспоминая, как было хорошо, ещё больше растравливая незатянувшиеся раны, да жалеть себя, бедную–несчастную.
Хотя нет. Этого тоже не хотелось. Так выходило само.
«Само, — горько хмыкнула Лариса Ивановна. — Да кого я обманываю? Раскисла, расползлась в стороны, как медуза, а собрать назад не смогла. И пнуть некому было. А ведь могла Варьке рассказать всё сразу, может, полегче бы стало, да старшим сразу выдать, перебесились бы вместе да стали жить дальше…»
Ступенька, привычный скрип узкой пластиковой двери — и уличная сырость сменяется восхитительным запахом выпечки. Губы сами растягиваются в улыбке, и Лариса на мгновение прикрывает глаза, втягивая носом «вкусный» воздух.
Варвара, красивая яркая женщина в почтенном пятидесятилетнем возрасте, с модной стрижкой и идеальными формами, пила кофе за столиком у окна и махнула подруге, как только заметила её на крылечке.
Объятия, мелодичный смех и радостные взгляды — как же этого ей не хватало! — думает каждая из женщин.
И никакого отдаления, натянутых улыбок, вежливых фраз. Нет! Только бесконечная — ну, почти бесконечная! — беседа двух задушевных подруг. Будто и не было перерыва в общении. Будто и не было недопонимания и обид.
— Лора, слушай, мне кажется, что мне не кажется, — Варвара перегнулась через маленький квадратный столик и говорила на грани слышимости, — но тот мужчина в чёрной рубашке за столиком у кассы, похоже, пришёл за тобой. Я на него сразу внимание обратила, как только он вошёл и стрельнул в тебя взглядом. А теперь он сидит, бедный, и терпеливо ждёт, когда мы закончим свою женскую болтовню.
— Да ну, не выдумывай. Я ж не девочка двадцатилетняя, чтобы за мной мужчины бегали и часами дожидались, — отмахнулась Лариса, но на мужчину глянула коротко, будто случайно. Нахмурилась. Через несколько секунд выдала: — Он мне кого–то напоминает, не могу вспомнить, кого.
— С работы кто–то? Клиент, партнер? Или ходите в тренажёрку вместе? Сосед по парковке? — Варвара активно принялась помогать, но Лариса только отрицательно качала головой. Тогда подруга перешла к оценке потенциального кандидата в ухажёры: — Выглядит прилично: туфли и часы дорогие, рубашка обычная, я такие мужу покупаю, они хорошего качества и гладятся легко. И симпатичный. Нет, ну он точно в тебе заинтересован! Смотрит на часы, нервничает, видимо, что–то запланировано на вечер, но не уходит.
— Скажешь тоже! — прошипела Лариса, сердито выпучивая глаза. — У него, наверное, свидание, вот он и ждёт, переживает, а ты надумываешь и меня смущаешь.
— Дорогая, как ты справедливо заметила, нам не двадцать лет. К огромному сожалению. — Варвара приподняла обе идеально выщипанные брови и поджала губы, выражая крайнюю степень сожаления. Только вот выглядела она вполне довольной жизнью, а потому рожица вышла немного комичной. — А ведёшь ты себя сейчас именно как подросток. Смущается она! Хороший мужик, давай, быстро улыбнись ему, — скомандовала подруга, и Лариса мгновенно повернулась в его сторону, но не улыбнулась, сообразив, что Варька по своему обыкновению пытается ею манипулировать.
Однако и не отвернулась. Прищурилась. Память вот–вот должна была выдать информацию, откуда она всё–таки знает этого мужчину. Было что–то знакомое даже не во внешности. Хотя… мимика? Язык тела? Разгадка маячила на горизонте, но… Заметив взгляд Ларисы, мужчина кивнул и отсалютовал чашкой кофе.
— О, нет! Он идёт сюда! — испуганно выпалила Лариса Ивановна. Она сто лет не общалась с заинтересованными в ней, как в женщине, мужчинами и сейчас чувствовала страшную неловкость.
— Улыбку на морду! Живо! — продолжала раздавать указания Варвара. Она–то уже состряпала доброжелательную физиономию и ждала «гостя», прекрасно понимая, что с растерявшейся Лоркой каши не сваришь, а это значит, придётся немного помочь подруге, уж сто лет как позабывшей про кокетство и старинное женское искусство — стрельбу глазами.
— Добрый день, дамы, — приятным низким голосом начал «знакомый» незнакомец. — Простите, что помешал. Я видел вас на улице. — Мужчина повернулся в сторону Ларисы и смотрел, не отводя взгляда. — Вы так очаровательны. — Он немного покраснел, смутился, но всё–таки продолжил: — Если вы не против и свободны, я бы хотел с вами пообщаться. Может, выпить кофе или прогуляться. Я понимаю, это выглядит странно, наверное… вы… вы мне безумно понравились.
Варвара сидела, выпрямив спину и обняв руками чашку с зелёным чаем, внимательно наблюдая за реакцией подруги на довольно интересного мужчину. А уж сам мужчина просто фонтанировал эмоциями!
Она была свято уверена, что если в одном месте убыло, то в другом прибыло. И считала закономерным и столь необычное в их возрасте знакомство, и неожиданную связь, уже незримо повисшую в воздухе между этими двумя.
— Я… — лепетала Лариса, словно ей действительно было лет двадцать. Она примерно с того возраста не ходила на свидания, а если и знакомилась случайно с мужчинами, то в основном на работе и по делу. — Я… У меня четверо детей! — выпалила она.
— Дети меня не смущают, у меня самого двое. А муж у вас есть? — осмелел незнакомец и присел рядом. — Я сам разведён, дети взрослые.
Варвара просто растаяла. Если до этой фразы она сидела прямо, словно палку проглотив, сейчас она плавным движением «стекла», скруглив спину, подперев рукой подбородок для устойчивости, и с огромным удовольствием наблюдала за парочкой, которая, похоже, и вовсе забыла о её присутствии.
Она всегда считала себя женщиной трезвомыслящей и довольно циничной, но было во всей этой сцене нечто настолько трогательное и милое, что она не смогла остаться равнодушной.
Воздух словно напитался неоднозначными, но весьма сильными чувствами Ларисы и незнакомца. Посетители кафе стали коситься в их сторону и прислушиваться к разговору. Даже девушки за стойкой и те нет–нет, да и поглядывали, тихонько шушукаясь и хихикая.
— Муж, — Лариса прочистила горло, — муж сейчас в рейсе, но мы разводимся.
— Это судьба. — Незнакомец взял прохладную ладонь женщины в свои горячие и — здесь Лариса про себя возблагодарила бога — сухие руки.
— Судьба, — выдохнула она.
Глава 32
— Мама, я дома! — громко крикнула Настя и привычным движением кинула ключи на полочку.
Из кухни доносились звуки песни группы Queen «We are the champions», мама довольно громко подпевала и гремела посудой, но то, что пришла дочь, услышала и крикнула, позвала к себе.
— Привет, родная. — Лариса Ивановна чмокнула дочь в щёку и продолжила печь блины. Но музыку потише сделала, намекая на разговор. — Завтракать будешь? Выспалась в пути или пойдёшь отдыхать?
— Завтракать буду, устала, но спать не буду, перетерплю, — машинально ответила девушка и, ополоснув руки под краном, уселась за стол. Сил хозяйничать не было, она решила просто подождать, когда мама закончит, и уже с ней поесть.
Для восьми утра мама выглядела неприлично бодрой и свежей, на голове уже красовались зелёные бигуди, на лице — лёгкий утренний макияж, а на попе — вот это поразило девушку больше всего! — короткие шорты необычного кроя. Ни тебе замызганного халата с невнятным рисунком, ни унылого выражения, ни бурчащих недовольных ноток в голосе стопроцентной совы, поднятой в несусветную рань.
Борька как–то пошутил, что утреннее пробуждение мамы больше напоминает ритуал экзорцизма, и всё, фразочка прочно вошла в обиход семьи. Обычно по утрам мама улыбкой не радовала и щеголяла демоническим настроением, а здесь нате–здрасьте.
— И правильно, лучше не выбиваться из графика. Вы ещё молодые, можете целыми ночами не спать, потом работать весь день, потом гулять. Это в нашем возрасте уже на всё сил не хватает. — Мама подкинула блин в воздух и ловко поймала его сковородой.
Настя завистливо посмотрела на это действо. Они с Маришкой тоже научились переворачивать блины таким макаром, но подкидывали их невысоко, чисто символически. А вот мама, которую, между прочим, учила это делать Настя, притом совсем недавно, швыряла блины неприлично высоко, с молодецким задором и, как казалось, весьма профессионально. И девушка подозревала, что блины с того времени мама печёт впервые. Но у неё получается!