— Я думала о Бене, — ответила она, совершенно сознательно желая причинить ему такую же боль, какую испытывала сама при мысли о Наде.
Теперь нахмурился Алекс.
— Ты находишь, что это подходящая тема для размышлений именно сегодня?
— А почему бы и нет? — с напускной беззаботностью заметила Энн. — Ведь он составляет часть моей жизни так же, как Нада составляет часть твоей, верно?
Но, увидев его изменившееся лицо, она сразу раскаялась в своих недобрых чувствах. Складки в углах его рта стали глубже, в глазах появился горький упрек. Энн поняла, что рассердила его не на шутку.
— Я думаю, что тебе пора принять душ и вернуться к гостям, — заявил Алекс и, взяв ее за руку, довольно резко заставил подняться.
Они возвратились в зал, но между ними, казалось, пробежала кошка, и Энн знала, что это по ее вине. Веселье становилось все более безудержным по мере того, как гости пьянели. Все казались очень довольными. Энн почувствовала себя чужой среди общего оживления. Настроение у нее испортилось, отделаться от мрачных мыслей никак не удавалось.
Весь уик-энд стал сплошным праздником, прерывавшимся только для того, чтобы позволить участникам урвать хоть несколько часов сна. Энн хотелось, чтобы все поскорее закончилось, она мечтала остаться наедине с Алексом и попытаться восстановить нарушенную гармонию. Он явно избегал ее — она была уверена, что это не просто игра ее воображения.
После отъезда последнего гостя Энн приступила к выполнению своего плана.
— Мне очень жаль, Алекс, что я заговорила о Бене в нашу первую брачную ночь, — прямо сказала она, решив взять быка за рога.
— Мне кажется, ни время, ни место для этого не подходили!
— Ты прав, я знаю. Это было невероятной глупостью. Пожалуйста, прости меня!
— Скажи, Анна, ведь он больше не составляет часть твоей жизни?
— Конечно, нет! Ты заполняешь ее всю, без остатка!
— Почему в таком случае ты это сказала?
— Из ревности, должно быть. Впрочем, я не совсем уверена. Видишь ли, до встречи с тобой мне никогда не приходилось ревновать, поэтому я не знаю точно, что при этом испытываешь. Мне хотелось причинить тебе боль, а почему — сама не понимаю.
— Очень похоже на ревность, — согласился Алекс. — Но к кому, ради всего святого?
— К Наде.
— Дорогая! Это действительно нелепо. Да я никогда — понимаешь, никогда — о ней и не вспоминаю.
— Честное слово? — живо спросила Энн.
— Честное слово! — ответил он так серьезно, что нельзя было ему не поверить.
В другой раз Энн осторожно завела разговор о своем подвенечном платье.
— Сколько лет было Наде, когда вы поженились? — спросила она.
Они сидели на террасе, наслаждаясь теплым вечером, И слушали стрекотание цикад, давших название этой группе островов.
— Восемнадцать. Но почему ты спрашиваешь? — недоуменно поинтересовался он.
— Поэтому ты и выбрал для меня то платье?
Он растерянно посмотрел на нее:
— Платье? Извини, дорогая, я не понимаю, о чем ты говоришь!
— Тебе хотелось бы, чтобы я тоже была восемнадцатилетней девушкой, девственницей?
Алекс громко расхохотался.
— Ты думаешь, я не сообразил бы, что такое желание едва ли выполнимо? — Встретив ее серьезный взгляд, он перестал смеяться и тоже посерьезнел. — Анна, я выбрал то платье, так как хотел, чтобы ты выглядела королевой. Я знал, что сама ты никогда не решишься на подобный наряд. А мне хотелось, чтобы ты выглядела романтично! Могу добавить, что и ты постаралась, чтобы казаться если не восемнадцатилетней, то удивительно близкой к этому возрасту, — закончил он с гордой улыбкой.
— И все же ты отрицаешь, что в глубине души тебе хотелось именно этого?
— Анна, тебе мерещится плохое там, где его нет, ты придумываешь проблемы и страхи, чтобы пугать себя. Ты живешь в далеком прошлом, которому нужно дать умереть. Вернись со мной в настоящее, любимая! Поверь, мне никогда не хотелось взять в жены молодую девушку, иначе я так бы и сделал. Что же до девственниц, то, на мой взгляд, нет ничего более утомительного. Откуда у тебя такие мысли?
Энн показалось, что ее вопросы рассердили его.
— На яхте твоя сестра и кузины только и говорили, что о девственницах, о сельской кровной мести и еще бог знает о чем. Кажется, они пытались дать мне понять, что я не гожусь тебе в жены.
— С их точки зрения, это, вероятно, так и есть, — к своему удивлению, услышала она. — Греки должны жениться на гречанках, таково, по-видимому, их убеждение. Мне чужд подобный шовинизм, как и стремление моих земляков во что бы то ни стало взять в жены девственницу. Но ты ведь не за них вышла замуж, правда? А для меня ты — идеал женщины, и я собираюсь немедленно тебя поцеловать, чтобы ты забыла обо всех своих бредовых идеях.
— Алекс! — отбивалась она смеясь, так как он уже начал приводить свою угрозу в исполнение. — Алекс, что подумают слуги?
— Анна, я люблю тебя! Только англичанка способна в подобный момент беспокоиться о мнении слуг.
Две счастливые недели они провели одни на своем острове.
Дни так и мелькали. Они плавали, бездельничали, загорали, ели и пили. Энн не могла припомнить, когда еще она была так счастлива.
Любовью они занимались утром, днем, вечером и ночью. Время проходило в облаке страсти и все новых любовных заверений. Алекс был поглощен своим чувством к Энн, а она стремилась к нему с не меньшей силой.
Как-то он застал ее перед зеркалом — она внимательно разглядывала свое лицо.
— С чего это ты такая задумчивая и серьезная, дорогая?
— У меня черные круги под глазами.
— Но это ведь хорошо! У нас, если у женщины нет черноты под глазами, люди начинают поговаривать, что муж не уделяет ей достаточно внимания.
— Ты шутишь!
— Это правда. Мы очень серьезно относимся к сексу.
— Кажется, я тоже придаю ему все больше значения.
— Значит, ты становишься настоящей гречанкой!
Засмеявшись, он нежно поцеловал ее.
Глава 6
Через две недели после их возвращения в Лондон Энн стояла в оформленной по ее эскизам гостиной и напряженно ждала прихода Алекса. Переставив в третий раз вазу с цветами, она подумала, что у нее нет никаких оснований для волнения: дом выглядел замечательно, но ей необходимо было услышать одобрение из его уст.
Перебирая цветы, она улыбнулась своим мыслям. У нее не было никаких сомнений относительно того, что с ней произошло: Алекс стал центром ее жизни. Случись с ним что-нибудь или если бы их отношения изменились к худшему, ее собственная жизнь утратила бы всякий смысл. Она снова стала «маленькой женушкой», правда, гораздо более привилегированной. Энн пожала плечами. Фей, кажется, права: без мужской поддержки ей, вероятно, не выжить бы в большом мире. И тем не менее этот дом она создала сама, своими руками. Все здесь сделано по ее выбору, в соответствии с ее решениями. Бен никогда не допустил бы этого. Она с полным правом может гордиться своим успехом. Отступив немного, она залюбовалась своими цветами — их расположение наконец удовлетворило ее.
Стук автомобильной дверцы вернул ее в настоящее. Она услышала стремительные шаги Алекса на лестнице, бросила быстрый взгляд в зеркало в деревянной раме в стиле чиппендейл и пригладила волосы. Ее сердце забилось, когда ключ заскрипел в замочной скважине.
— Анна! — закричал он, появляясь в дверях с огромным букетом его любимых красных роз. — Анна! Наконец-то у нас есть настоящий «дом Анны», куда я смогу возвращаться после работы!
Рука об руку они обошли весь дом до погреба. Открыли каждый встроенный шкаф. Повернули каждый кран. Осмотрели весь фарфор и постучали по каждому хрустальному бокалу. Пощупали ткань занавесей. Покачались на пружинах кроватей. Проверили освещение. Энн была рада, что так старалась во всем добиться совершенства, — Алекс был строгим судьей.
— Идеально! — наконец объявил он и, позвонив Робертсу, велел подать шампанского. — Послушай, Анна, ты мне чего-то еще не сказала?
— Что ты имеешь в виду?
— Эта чудесная детская, так красиво расписанная, полная игрушек, — для кого она?
— Ах, вот ты о чем! Она для моих внуков, когда они будут гостить у нас.
— А-а-а! Что ж, я с удовольствием стану приемным дедушкой, если не могу быть никем другим.
Он улыбнулся Энн, но, как ей показалось, довольно натянуто. Она не знала, почудилось ей или в его голосе в самом деле прозвучало сожаление о возможном ребенке. Ей хотелось бы набраться храбрости и спросить у него, о чем он подумал, но, как всегда, из опасения, что ее вопрос всколыхнет прошлое, она не решилась.
Момент был упущен. Они перешли в столовую, чтобы впервые пообедать в новом доме.
После медового месяца в Греции и радостного возбуждения от переезда в новый дом вскоре они возобновили свою привычную лондонскую жизнь: всю неделю проводили в городе, а в пятницу уезжали в Гэмпшир. Каждый уик-энд у них был полный дом гостей. Снова они редко оставались наедине, и счастливое время на греческом острове уже начинало казаться сном.
Совершенно неожиданно Алекс заявил, что «Кортниз» ему больше не нравится и он собирается подыскать новое поместье. Его служащие огорченно вздохнули: «Кортниз» был уж третьим имением Алекса, и приобретение нового означало бы дополнительную работу для всего персонала. Энн расстроилась. Она успела полюбить этот дом, причем не только из-за его архитектурных красот, но главным образом из-за связанных с ним воспоминаний о первой волшебной неделе, которую они прожили там вместе.
Алекс, привыкший к уступчивости Энн, был удивлен ее энергичным противодействием. Она дошла до того, что разорвала красочный проспект, рекламирующий какое-то роскошное поместье. В том, что Алекс разочаровался в «Кортниз», была и ее вина: успешно отделанный ею лондонский дом совсем затмил их деревенское жилище. Алекс жаловался, что «Кортниз» больше походит на дорогой отель, чем на частное владение со своей особенной атмосферой. Они сошлись на том, что Энн займется переделкой и оформлением «Кортниз». Если результат удовлетворит Алекса, они останутся, если н