— Но ты не должна заискивать перед ним. Разве у тебя нет гордости? Он совершенно ясно дал понять, что не хочет иметь с нами ничего общего. У него не хватило даже вежливости ответить на твои приглашения. Чему же ты удивляешься, Анна?
— Гордость иногда очень дорого обходится, — с горячностью ответила она. — Однако исчезнуть таким образом… А Фей сейчас в Германии. Я ничего не могу выяснить… — Она стояла перед ним, в отчаянии сжимая руки.
— Эдинбург, Нью-Таун, Батхерст-террас, 66.
Энн резко обернулась:
— Так ты знаешь. Откуда?
— Я многое знаю, дорогая.
— Но почему ты не сказал мне? Почему утаил? — сердито спросила она.
— Я, собственно говоря, не собирался ничего скрывать, просто не знал, как тебе сообщить, чтобы не причинить боли. Не хотел, чтобы ты переживала, вот и молчал. Но сейчас я жалею об этом. Если бы ты знала, то не бросилась бы туда, не предупредив меня. Мне не нравится, когда ты так поступаешь, Анна.
— Значит, ты знал, что он продал дом! — сказала Энн, не обращая внимания на прозвучавшее в его словах осуждение. Сегодня его требовательность выводила ее из себя.
— Да.
— Поразительно! Ты знал — и не счел нужным сообщить мне, его матери!
— Я ведь уже объяснил тебе это, Анна, и не понимаю, почему ты продолжаешь сердиться.
— А как ты узнал? Как получилось, что тебе все это стало известно, в то время как я ничего не знала?
— Меня это интересовало, и я постарался выяснить.
— А меня, значит, это не интересует? — Она уже кричала. — Как ты смеешь шпионить за моей семьей и скрывать это от меня?
Кипя от ярости, она налила себе еще бренди, даже не спросив у Алекса, налить ли ему.
— Дорогая, ты слишком много пьешь…
— Я буду, черт побери, пить сколько захочу! — С вызывающим видом она сделала большой глоток и закашлялась. — А почему именно Эдинбург?
— Насколько я знаю, он получил назначение в Эдинбургский университет. На прежней работе у него не слишком удачно все складывалось. — Алекс улыбнулся своим мыслям. — Он выгодно продал свой прежний дом и сумел приобрести получше. Не волнуйся, у твоего драгоценного сына прекрасное жилище. Когда твоя внучка родилась, она весила восемь фунтов две унции. Назвали ее Эмма-Джейн. Салли чувствует себя хорошо, роды были легкими. Жалованье у Питера такое же, как и раньше, но он получил восемьдесят процентов по закладной и смог вложить полученные от продажи дома деньги в ценные бумаги. Все его вложения совершенно надежны, небольшой риск связан, кажется, только с акциями Австралийских копей. — Алекс засмеялся, увидев удивленное лицо Энн.
— Не надо, не надо! — закричала она, закрывая уши руками. — Откуда у тебя все эти сведения?
— Мне не стоит большого труда узнать что угодно о ком угодно. Я подумал, что следует навести справки о твоем сыне.
— О Алекс, это ужасно! Настоящий шпионаж! — Плечи Энн затряслись.
— Нет, дорогая, я делаю это ради тебя. Питер меня не интересует, его судьба мне совершенно безразлична. Он не заслуживает твоей любви. Его отношение к тебе вызывает у меня презрение.
Алекс попытался обнять ее, чтобы успокоить, но Энн отшатнулась от него. В глазах у нее мелькнула догадка.
— Ведь за всем этим стоишь ты, правда? Он не собирался покидать Кембридж, ему там нравилось. Неважное положение на работе было, как я понимаю, спровоцировано тобой. Ты хотел таким образом отомстить ему?
— Дорогая, то, что ты сейчас говоришь, ни в какие ворота не лезет. Ну как я мог повлиять на деятельность такого учреждения, как знаменитый кембриджский университет? — Он широко расставил руки и с вопрошающим выражением склонил голову набок.
— Не знаю как, но уверена, что за всем этим стоишь ты! В тот рождественский вечер ты сказал, что мог бы уничтожить его, если бы захотел. Я запомнила твои слова! — Она повернула к нему заплаканное лицо. — О Алекс, как ты мог?
Несмотря на сопротивление, он обнял ее.
— Все, что я делаю в жизни, Анна, я делаю ради тебя, ради твоего благополучия! Для тебя, несомненно, лучше, что Питер в Эдинбурге. Не плачь, любовь моя… Постарайся забыть. Поверь, так и в самом деле для тебя спокойнее. Сын только причиняет тебе боль. Не старайся с ним помириться. Предоставь ему жить так, как ему нравится. У тебя теперь есть я!
Энн прильнула к нему. Его сильные руки обнимали и, как всегда, успокаивали ее. Раздражение, вызванное его поведением, стало ослабевать. Как ребенок, она провела по глазам тыльной стороной ладони. Алекс достал платок и осторожно вытер ей лицо. Она прислонилась к нему, совершенно опустошенная, без чувств, без желаний.
— Да, Алекс. Ты прав. Если он этого хочет, пусть так и будет. У меня больше нет сына! — сказала она, сдерживая слезы.
В конце недели Энн не просто пригласила Фей в Гэмпшир, но потребовала, чтобы та приехала.
— Ты знала, что Питер собирается продать дом и переехать в Эдинбург? — спросила она у дочери еще до того, как та вышла из машины.
— Нет, а разве он уехал? — довольно равнодушно спросила Фей, снимая чемодан с заднего сиденья и спрыгивая на землю. — Позволь, мамочка, — проговорила она, так как Энн загородила ей дорогу.
— Ах, оставь, Фей! Ведь вы всегда стояли горой друг за друга! Ты не можешь не знать, что с ним происходит!
Они направились к дому.
— В данном случае не знаю. Я уже несколько месяцев не видела Питера. Он не докладывает мне о каждом своем шаге! — резко ответила Фей.
— Я не верю тебе!
— Благодарю! Как это мило! — Фей опустила чемодан на посыпанную гравием дорожку. — Ты собираешься так разговаривать со мной весь уик-энд? Тогда лучше мне уехать.
— Я должна докопаться до правды!
— Обвиняя меня во лжи, ты этого не добьешься!
— Прости меня, Фей! Я не хотела тебя обидеть. Дело в том… Все это так странно, так возмутительно! Если судить по поведению Питера, то я совершила нечто ужасное, но я-то не знаю что, и это сводит меня с ума. В довершение всего я уверена, что за переездом Питера в Эдинбург стоит Алекс, и меня это беспокоит.
Она толкнула входную дверь, они пересекли холл и стали подниматься по лестнице.
— Алекс молодец, если это он заставил Питера переехать. Давно пора, чтобы кто-нибудь поставил на место моего никудышного братца!
— Фей, как ты можешь такое говорить! Вы с Питером были так дружны!
На лестничной площадке Фей остановилась и посмотрела на мать.
— Всегда одно и то же! — раздраженно воскликнула она. — Мне это надоело! Да, мы с ним близнецы и, может быть, когда-то и были дружны, но вовсе не следует, что это длится до сих пор. Если хочешь знать, я его теперь не выношу. Не отрицаю, что продолжаю любить его, но он уже много лет мне совсем несимпатичен.
— Боже мой, Фей, у меня совершенно такое же чувство! — сказала Энн, открывая дверь в свою спальню.
— Тогда к чему весь этот шум?
— Я хочу видеть внуков и имею на это право. Знаешь, что он мне ставит в вину?
— Понятия не имею!
— Правда?
— Ты собираешься снова обвинять меня во лжи? — спросила Фей, присаживаясь у туалетного столика Энн и нюхая один за другим ее флаконы с духами, — она всегда так делала, приезжая.
— Нет, — спокойно ответила Энн, — я просто хочу знать, вот и все!
— Не стоит спрашивать меня о чем бы то ни было. Мы с Питером страшно разругались, и я уже несколько месяцев с ним не разговаривала. Это истинная правда, мамочка!
— Вы поссорились? Из-за чего?
— Мне не хотелось бы об этом говорить. Ладно? — Фей обвела взглядом комнату. — Ты совершенно преобразила этот дом, мамочка. Он больше не похож на музей, здесь теперь приятно находиться.
— Ты в самом деле так думаешь? — Энн и не заметила, как Фей переменила тему.
— Но не всем по вкусу эти изменения.
— Разве мнение других имеет значение? Это твой дом. Кстати, говорил ли тебе Алекс, что он предложил мне работу? Пост консультанта-дизайнера на всех предприятиях фирмы «Георгопулос». Я и представления не имела, что их так много.
Фей сообщила эту новость почти будничным тоном.
— Правда? О, Фей, это просто замечательно! Невозможный человек, он никогда ни о чем мне не говорит, но уж об этом-то мог бы сказать! Ты согласилась? Может быть, я тогда буду чаще тебя видеть!
— Вероятно, соглашусь. Это не работа — мечта! У меня будет где развернуться. И денег будет больше. Твой муж, знаешь ли, неплохо платит. — Она усмехнулась, но ее слова не вызвали ответной улыбки у Энн. — Не обижайся, мамочка. Он не сказал тебе скорее всего потому, что не был уверен в моем согласии. Подумай сама — ведь ты была бы разочарована, если бы я отказалась?
— Возможно, ты и права. А жить ты будешь с нами, как Янни и Найджел?
— Нет, мамочка, уж это никогда. Могу себе представить, как ты пилила бы меня за мои похождения!
— У тебя появился кто-то?
— Вот видишь, ты всегда пытаешься что-то разузнать, — с упреком сказала Фей, но при этом добродушно улыбнулась матери. — Видно, лучше тебя не мучить. Нет, я теперь вольная птица. Может быть, у тебя есть кто-нибудь на примете? Тогда по крайней мере от твоего любопытства была бы польза. — Она засмеялась.
— А Найджел тебя не привлекает?
— Брось, мамочка! Он очень славный, но для меня, пожалуй, слишком мягкотелый. Ты так не считаешь?
— Нет. Меня возмущает, что все к нему относятся как-то свысока. У этого молодого человека гораздо больше достоинств, чем у всех твоих приятелей, вместе взятых, но они не бросаются в глаза… Впрочем, ты, вероятно, права, он слишком чувствителен для такой женщины, как ты! — добавила Энн более резко, чем ей хотелось бы.
— Вот спасибо! Участие, которое ты в нем принимаешь, просто трогательно. — Фей громко рассмеялась. — А Янни женат?
— Нет, но на твоем месте я не стала бы им интересоваться.
— Почему? Я думала, он тебе нравится.
— Я в этом не уверена. Не знаю, в чем дело, может быть, его самоуверенность действует мне на нервы. Алекс, конечно, не выносит ни малейшей критики в его адрес, но из двух его помощников я, безусловно, предпочитаю Найджела.