Но у неё только слёзы текли.
— Так, — он отставил чашку и глянул серьёзно. — Немедленно выкладывайте.
И тут Катерина узнала, что такое матёрый и опытный маг-менталист. Она поняла, что не сможет скрыть от него ничего — если он спросит. И испугалась ещё сильнее. И принялась говорить — что он хотел. О Жиле, о себе, о своих сомнениях.
— Я, кажется, понял, — вздохнул он, когда она, съёжившись в кресле под его взглядом, судорожно пыталась понять — сколько лишнего о себе рассказала. — Увы, решить такое мне не под силу, но я знаю, кого попросить о помощи.
Господин Лионель достал из поясной сумки зеркало и кого-то вызвал. Ему не сразу, но отозвались.
— Дорогая матушка, как вы поживаете? Вы не будете возражать, если я приведу к вам гостью? Ей очень нужно с вами поговорить. Да? Отлично.
Отложил зеркало и по-доброму глянул на Катерину.
— Собирайтесь, госпожа Катрин. Нас с вами ждёт моя матушка, а её не стоит заставлять ждать.
79. Воспоминания принцессы Катрин
Катерина была знакома с матушкой господина Лионеля, принцессой Катрин де Роган, вдовствующей герцогиней Вьевилль, тёткой короля. Однажды Жиль приводил её на торжественный обед в особняк Вьевиллей и там с гордостью представил, как свою невесту. Ей запомнилась фигура в чёрном с совершенно седыми волосами под строгим чепцом, она ещё тогда подумала — надо же, и здесь некоторые дамы доживают до преклонных лет, правда — сплошь принцессы да королевы. Ещё и магически одарённые. И вот теперь господин Лионель зачем-то тащит её к принцессе!
Дорога была мгновенной — шаг в портал, и они на месте. В огромном нарядном холле, и там люди, и они кланяются господину Лионелю, а он им улыбается и говорит — я пришёл навестить матушку.
Матушка господина Лионеля обитала на втором этаже, туда они уже поднялись ногами по лестнице. Дама — по виду, камеристка или компаньонка — поклонилась и сказала, что его высокопреосвященство ждут.
Принцесса Катрин оказалась именно такой, какой её Катерина запомнила — сухощавой, седой и сероглазой. Она расположилась в большом деревянном кресле, обитом тканью, и заполненном дополнительными подушечками — видимо, ей в нём было удобно, и читала толстую книгу — судя по странице, на неизвестном Катерине языке. Кажется, у неё много детей, кроме господина Лионеля — её дочь замужем за родственником графа Шалона, другая дочь — какая-то герцогиня, ей Катерину представляли при дворе, и ещё есть сын — герцог Вьевилль и маршал, и кто-то ещё.
— Проходите, дорогая, и располагайтесь, — улыбнулась принцесса. — Ли, ты задержишься?
— Нет, матушка, я оставлю вас, — господин Ли подошёл, обнял и поцеловал принцессу в щёку, и поклонился. — Если я буду нужен — зовите.
Открыл портал и исчез.
Ну вот, а как она потом выбираться отсюда будет?
Принцесса позвонила в колокольчик и велела кому-то принести арро и сладостей.
— Или, может быть, вы желаете что-нибудь, более существенное? Я бы предложила подождать до обеда, он через час с небольшим.
— Благодарю вас, — только и смогла сказать Катерина.
— Катрин, что случилось? Неужели что-то не так с Жилем? Понимаете, я ещё его родителей знаю с юности — Ли повстречал Марселя де Риньи в своих странствиях на море, а Жийона де Нериньяк была придворной дамой моей племянницы Маргариты, когда та ещё не была никакой королевой Рокелора. Они, конечно, удивительная пара, но — раз ждали друг друга столько лет, а дождавшись, сбежали от всего света, то наверное, им это было зачем-то нужно?
Ждали столько лет? Сбежали от всего света?
Принцесса смотрела по-доброму и врагом никак не выглядела. В ней не ощущалось ничего злобного и вредоносного, а если бы было — то уж наверное в таком-то возрасте, да в своём доме ей бы не было никакой нужды это скрывать.
— Я… я не знаю, — прошептала Катерина. — Наверное, что-то не так со мной.
Принцесса принялась вытягивать из Катерины детали, и та сама не поняла, как стала рассказывать. К счастью, только о Жиле, и о своей жизни за проливом, без упоминания о всяких там других мирах и жизни в них. Просто о том, что она, кажется, делает ошибку за ошибкой, просто потому, что… сильно любит. Слишком сильно. И боится. За него боится. И за себя — потому что куда она одна? Это она дома была миледи и хозяйка, а здесь незнамо что. Нет, её уважают, но всё равно — невеста, да ещё и чужестранка, это вам не жена…
— Ох, сколько всего-то, да ещё и разом, — усмехнулась принцесса. — Давайте так, дитя моё — вдохнуть, выдохнуть, успокоиться. Раз господь сотворил нас всех слабыми и сомневающимися — то он же и дал нам силу, чтобы бороться и с сомнениями, и со слабостью. А вы, как я вижу, женщина сильная. Скажите честно — Жиль давал вам повод усомниться в нём?
— Нет, — покачала головой Катерина. — Но я ведь не знаю, где он и что с ним.
— Но вы, я полагаю, знаете, в чём своеобразие его магической силы. Думаю, сталкивались.
— Да, верно. Эта сила мне очень помогала. Уже не раз.
— Замечательно. Тогда вы понимаете, что не-мага такая сила совершенно точно оттолкнёт, да и мага — заставит крепко задуматься. Вокруг него, конечно, дамы вьются уже довольно давно, как отец представил его ко двору — так и вьются, но — что-то никто не захотел стать госпожой де Риньи.
— Но ведь его матушка согласилась ею стать? — робко спросила Катерина.
— Его матушка, милая моя, так нажилась с простецами, что и за чёрта лысого пошла бы, будь он некромантом, — усмехнулась принцесса. — Жийона перенесла все свои беды весьма достойно, на мой взгляд, только вот младший сынок у неё, конечно, ни то и ни сё. Весь в отца. Зато целый герцог.
— От осинки не родятся апельсинки? — усмехнулась Катерина.
— Как вы сказали? Апельсинки? — рассмеялась принцесса. — Точно. Не родятся, никак. И если вы не хотите, чтоб у вас родились… апельсинки, то подумайте, нужен ли вам вообще Жиль. Такие маги, как он, редки, и оттого нарасхват. Бедствовать не будут, хоть и особо их, конечно же, никто не любит. И сами они, как правило, нелюдимы, ваш-то в отца пошёл, а отец его — удивительное жизнерадостное исключение.
— Да, Жиль всегда… обнадёживающий. И даже когда было совсем плохо, он находил какие-то верные слова, и становилось проще.
— Значит, когда было совсем плохо, вы стояли плечом к плечу, а как стало получше, то ощетинились.
— Он просто молчит. Он исчезает, возвращается, говорит — дела, служба. Бывает, что возвращается раненый. Ну куда это годится?
— А вы думаете, было бы лучше, если бы он коптил небо при дворе, как его брат? — принцесса глянула заинтересованно.
Брат произвёл на Катерину весьма отталкивающее впечатление, о чём она честно и сказала.
— Никогда бы не поверила, что они родственники, — выдохнула она.
— Тогда представьте, что Жиль был бы каким-то таким. Только магически одарённым, конечно. Крыс бы по подвалам гонял. Или даже не гонял, а дожидался, пока они сами к нему придут и свой кусок потребуют.
— Как лорд Горэй? — Катерина невольно рассмеялась, и пояснила в ответ на недоумевающий взгляд принцессы: — Это старый некромант, нам встретился его юный правнук. Он смог научить мальчика мало чему, зато захотел распоряжаться его судьбой. И Жиль спросил дозволения у королевы и забрал парня в ученики.
— Вот видите — забрал в ученики, потому что понимает — так надо. И раз может, то берёт и делает. Дорогая моя, мир устроен так, что все чего-то стоящие мужчины — при деле. И чем более они стоящие — тем серьёзнее их дела. А нам остаётся — найти себя, и тоже быть при деле, чтоб не протосковать всю жизнь у окошка.
— Да вы не понимаете, — сказала Катерина, потом сообразила, что принцессе, наверное, такого говорить не стоит. — А как же семья? А как же детей воспитывать, если отца дома нет?
— Уж конечно, не понимаю, — закивала принцесса. — Милая моя, я всю жизнь была замужем за маршалом его величества. Он был необыкновенно талантливым военачальником, и уже когда сватался ко мне, то был готов хвастаться своими первыми победами над арагонцами, над имперскими подданными и над еретиками, а ему тогда было всего двадцать два года. Он был рыжий и наглый, и совершенно невоспитанный, потому что рос не при дворе, а фактически в казарме — рано оставшись без родителей, он получил в опекуны брата своей матери, генерала Треньяка, никогда не женившегося и не имевшего своих детей. Когда он явился в Лимей свататься, то поразил отца напором и наглостью, и тот не отказал ему в моей руке. А я его, честно сказать, очень испугалась. Высокий, рыжий, громогласный, с неприличными шуточками и словечками, а я — цветочек семнадцати лет, водяная лилия, не иначе, — принцесса улыбнулась воспоминанию. — Я пряталась от него по всем закоулкам замка, чтобы только не оказаться наедине. Думала — если он меня не будет видеть часто, так, может, и вовсе передумает и уедет? Уж конечно, такой передумает! Он подловил меня случайно, за ссорой с братом Франсуа, отцом Анри, — Катерина не сразу поняла, что Анри — это король. — Тот выговаривал мне что-то о неподобающем поведении. Он хотя и родился через год после меня, но считал, что главный, раз мужчина. И так обидно говорил, что я уже едва сдерживала слёзы, а тут — господин герцог Вьевилль, как из засады. Очень вежливо велел брату закрыть рот и отстать от его нареченной, а меня взял за руку и повёл на берег озера. И там рассказывал, какая я красивая — очень тихо, и без грубых слов. И что он бы очень хотел, чтобы я тоже нашла его хоть немного привлекательным, но не знает, как этого добиться — ведь я не враг, и не еретик, меня не завоюешь огнём и оружием. И наверное, в тот момент я и разглядела его — увидела и внешнюю красоту, и доброе сердце. И поняла, что, похоже, сама хочу попробовать — каково это, с мужчиной-то — причём именно с ним, ни с кем другим. И знаете, Катрин, после свадьбы он пробыл со мной ровно три дня, а потом что-то где-то загорелось, и он ускакал, а я осталась в этом вот доме — с толпой слуг, которых совершенно не знала, и которые не знали меня, с несколькими камеристками из дома, и вот ещё сестру в гости зазвала. И стала как-то тут всё устраивать — как смогла, конечно. Потом вернулся, конечно, но — снова ненадолго. И я не скажу, каких дней у нас с Годфри было больше — вместе или порознь. Да, было нелегко, потому что нет-нет, да и подумаешь — с кем он там спит в палатке. Но думать об этом было вреднее для меня, чем для него, а потом я вдруг с удивлением обнаружила, что и ему тоже не всё равно — где и с кем я, когда его нет рядом. Так что — всё взаимно, дорогая моя Катрин. Нам обоим пришлось научиться доверять друг другу — и не предавать это доверие. Жиль, я думаю, тоже беспокоится о вас, когда где-то далеко занимается делами королевской службы.