— М-м-м, рыжехвостая, — он проснулся, обхватил её и принялся целовать в ответ.
82. Радость госпожи Элизабетты
Фаро оказался прекраснейшим местом на земле — как и говорил Жиль. Катерина, увидев каналы и дворцы, чуть не воскликнула в восторге — «Венеция!», но вовремя себя одёрнула. Какая тут вам Венеция, она дома осталась. Не дома, но — где-то там. Катерина в Венеции не бывала, вообще за границей не бывала, считала — баловство это всё. А теперь думала — наверное, зря. Последние лет пять перед инсультом точно можно было поездить, а не трястись над своим давлением и прочим здоровьем. Уж точно, в путешествии не тяжелее, чем на даче на грядках!
Значит, будем наверстывать здесь, думала она.
У Саважей, оказывается, в городе был дом — в самом центре, с ума сойти, трёхэтажный дворец. Жиль рассказывал, что раньше в первом этаже помещалось посольство — когда герцог Саваж был назначен послом франкийской короны в Фаро. Но со временем разрослись и посольство, и семья, и сейчас послом был родственник нынешнего короля, для этого приобрели отдельное здание, а герцог Саваж занимался делами всего Срединного моря, и курировал посланников в нескольких странах на Востоке и на Юге.
А в доме, выходящем окнами на самый широкий канал, обитали младшие Саважи. Впрочем, тут же находился и Жанно-младший — он исполнял какие-то поручения здешнего великого герцога. Два его брата — Лионель, девятнадцати лет, и Матье, шестнадцати — учились в здешних магических школах, и ещё из библиотеки показалась тоненькая бледная девочка, вылитая госпожа Жийона — она звалась Марибель де Линь и приходилась сестрой и герцогу Альберу, и Жилю. Ну как, девочка — только в глазах Катерины, потому что вообще Марибель оказалась ровесницей Кэт Торнхилл.
Молодёжь немного повздыхала — не могли же родители ещё с недельку пробыть в Монте-Реале! — но всё равно все пришли приветствовать герцога Саважа, обниматься с госпожой Анжеликой, приветствовать господина Марселя и госпожу Жийону, а Марибель — ещё и украдкой её обнимать. Госпоже Жийоне это было как будто странно, но приятно. Маленькие девочки рассыпались по дому горохом и уже через несколько минут что-то вытворяли наверху вместе с самым младшим из мальчиков-Саважей, Матье. Госпожа Лика предприняла попытку разогнать буйную молодёжь, но не преуспела. Лионель и сестрёнка Жиля спрятались от всеобщего хаоса в библиотеке.
Алиенора и её муж отправились куда-то в дом родичей Фалько, обещали увидеться со всеми позже во дворце.
Впрочем, хоть дорога порталом и не утомительна совершенно, всем пришлось приводить себя в порядок — потому что дворец, протокол и какое-то мероприятие. Герцог Саваж обронил несколько слов о прибывшем дипломате с Востока, и сказал, что ему нужно во дворец даже раньше, чем прочим. Жиль попросил его узнать — можно ли до вечернего приёма встретиться с её милостью Элизабеттой, он узнал — и Катерина выдохнула, потому что было дано согласие.
И они отправились заранее — герцог Саваж и госпожа Лика, последняя бурчала, что очень хочет посмотреть в честные глаза этого приезжего посланника и спросить про обнаглевших пиратов, и Жиль с Катериной.
Дворец внутри был невероятно роскошным. Позолота, росписи, стеклянные окна, гобелены. Да вообще, весь город выглядел нереальным — роскошным и нарядным, вроде как — если сильный, так приди и возьми всё это, а нет — так любуйся молча и склонись перед нами.
Их ждали. Герцог Саваж и госпожа Лика отправились в одну сторону, а Жиль сказал, что проводит Катерину и присоединится — ему тоже было, что рассказать его милости великому герцогу. И здесь он знал закоулки не хуже, чем в королевском дворце Паризии — они быстро прошли неприметным коридором, перешли в другое здание, там куда-то завернули и оказались перед дверью, обычной дверью. Жиля узнали.
— Проходите, юный господин Джиллио, сказал кто-то, наверное — стражник.
Прихожая, приёмная, затем — гостиная. Светлая, уютная, с невозможным диваном с алой обивкой, полосатым котом на том диване, огромным зеркалом… и навстречу им поднялась невысокая женщина в годах. Её волосы не были седыми, впрочем, может быть, ни тут тоже умеют их красить? Но лицо не оставляло сомнений — если эта дама и младше принцессы Катрин, то ненамного.
— Здравствуй, Жиль, я очень рада, что ты благополучно вернулся. Здравствуйте, госпожа Кэтрин. Так ведь, Кэтрин? — тёмные глаза улыбались, угрозы Катерина не ощущала.
— Да, госпожа Элизабетта, это Катрин, моя невеста. Мы поженимся… как только это станет возможным. Она очень захотела познакомиться с вами.
— Замечательно, — кивнула дама. — Катрин, располагайтесь. Кота можно двигать в любом направлении. Арро, пирожные?
Катерина нерешительно кивнула. Жиль поклонился и исчез, успев сказать — зовите, мол, как буду нужен. Алый диван выглядел музейным экспонатом, но пришлось сесть.
— Нам всем, честно признаться, очень любопытно — как вы встретились с Жилем. И если вы что-нибудь об этом расскажете — я буду очень рада, — улыбнулась дама.
Одета она была в стиле «строгий пафос» — какая-то невероятная переливчатая жаккардовая ткань, расшитая мелким жемчугом, а по вырезу горловины — так и драгоценными камнями в ажурной оправе. Такой же берет, украшенный перьями, лежал сбоку на диване, на него нацелился кот — тоже полежать, или погрызть кончики перьев, но был оставлен с носом — хозяйка забрала драгоценную вещь и отложила на маленький столик, где уже лежали книги.
— Васька, знаешь же, что хочешь перьев — иди лови, — усмехнулась хозяйка кота.
Васька? Или послышалось?
— Так вас… и вправду зовут Лизавета Сергеевна? — спросила Катерина по-русски.
И была вознаграждена изумлённым взглядом.
— Кто вы? — Лизавета Сергеевна тоже заговорила по-русски. — Как вы оказались здесь? Жиль знает?
— Жиль не знает. То есть знает — что в этом теле не та душа, какая должна была быть. Потому что Кэт Торнхилл умерла, и я — тоже, — язык не привык выговаривать эти звуки, но кто б его спрашивал!
И как же приятно было после стольких месяцев всё равно что молчания снова заговорить!
— Так, давайте сначала. Кофе, чай? — спросила Лизавета Сергеевна, усадила всё ещё стоявшую Катерину рядом с собой и взяла за руки.
Позвонила в колокольчик, попросила принести чай, кофе и сладости. А Катерина сидела, молчала и хлюпала носом. А потом начала говорить. Обо всём вперемешку — о доме, о настоящем доме, о детях, о болезни и смерти. О госпоже Мэгвин, Бранвен и Старшем народе. О Торнхиллах, Телфордах и Морни. О королеве Бесс. О Робе, Рональде, Джейми и Джоне. О Торнхилле и ремонте. О леди Маргарет и её смерти, и о возвращенцах. О встрече с Жилем.
Где-то в середине рассказа Лизавета Сергеевна взяла со столика зеркало и велела кому-то немедленно прийти. По-русски. И каково же было удивление Катерины, когда на пороге появилась госпожа Лика!
— Да, Лизавет Сергевна? — спросила та на чистейшем русском языке, и перешла на франкийский. — О, это Катрин, невеста маленького Жиля, вы уже познакомились?
— Катя это, Катерина Петровна, — вздохнула Лизавета Сергеевна. — Катя, тебе сколько лет дома-то исполнилось?
— Семьдесят пять, — всхлипнула Катерина, не глядя ни на кого.
Врать бесполезно, тут все маги. Да и незачем.
— Ох*ть дела, — сообщила госпожа Лика и упала в кресло напротив них обеих. — Значит, Катя? Повезло Жилю-то нашему!
— Нет, — замотала Катерина головой. — Не повезло. Совсем. Я и дома не справилась, и тут не справлюсь.
— Чего не справилась-то, я не доехала? — госпожа Лика даже головой потрясла.
Тогда Катерина принялась рассказывать о своих детях, об их постоянных ссорах, о том, чем всё закончилось.
— Катюша, — госпожа Лика села с другой стороны от неё. — Знаешь, всё понимаю, что ты по возрасту, как я и ещё раз я, но ничего не могу с собой поделать. Вижу личико юного ангела и сбиваюсь на «ты». Меня тоже можно на «ты», поняла? Жийону — ладно, на «вы», она-то настоящая аристократка, почти принцесса, она и Марселя-то ещё недавно на «вы» называла, а я — обычная.
Дальше она рассказывала, как в восемнадцать лет она попала в этот мир — обменявшись местами с другой Анжеликой, и была невестой Анри, нынешнего короля «представьте только, какая бы из меня вышла королева, зашибись просто!», но они с Жанно Саважем полюбили друг друга. И Лизавета Сергеевна рассказывала, как её призвали в этот мир найти великий артефакт, и они с её нынешним супругом его нашли, и во время поисков полюбили друг друга. А дома у обеих дам не то, чтобы совсем не ладилось, но — близко к тому. У Лизаветы муж ушёл, а дочка поступила и уехала, у Анжелики мать второй раз вышла замуж, и жила не слишком хорошо. А здесь обе отлично прижились. У Лизаветы дома уже взрослые внуки — от дочери, у Анжелики тоже родственники, но она, как оказалось, с ними не общается. И дети не знают, что она — тоже попаданка.
— Знают Жанно, Ли, Орельен — он меня и вытащил тогда, Анри, Туанетка, в смысле — королева, ты, вроде, её видела, и Жакеточка, я её всё Одёжкой поначалу звала, — усмехнулась Лика. — И Лизавет Сергевна с господином Фалько. И ещё Маттео с Дамиано, принцы здешние, они тоже бывали у нас. Я ещё крепко подозреваю, что у нас там как-то бывал дядюшка Жиль, но он ни разу не раскололся, сколько я ни спрашивала.
Дядюшка Жиль? Ах, да, брат принцессы Катрин, муж сестры герцога Саважа. Все всем родственники.
— Так вот, Кать, про не получилось. Вот лично у меня в родимом доме не получилось вообще ничего, понимаешь? Я там была распоследняя гребаная неудачница. А здесь — очень даже ничего. Моей пакостной натуре очень подошла боевая магия, и когда мне совсем туго и хочется кого-нибудь прибить — мы идём на войну. Вот так работает, — она показала большой палец, таким родным жестом, что Катерина опять заплакала.
— Катюш, не реви, ладно? Или реви, хрен с ним. Тоже надо. Что, Жилю взялась мозг выносить? Это зря, конечно, он у нас мальчик хороший и очень-очень добрый, ему не надо мозг выносить. Выноси каким-нибудь поганцам, их не жаль, и их обычно хватает. Или звони, ну, зеркалом, и приходи, портал обычно поблизости есть, — говорила госпожа Лика. — Выслушаем и утешим.