— Джон, — выдохнула Катерина и взяла его за руку. — Прости, но — это уже не твоя мать. Твоя мать умерла, а это — что-то иное, какая-то другая, вредоносная сущность, просто на неё похожая.
— Ох, Кэт, твои бы слова — да кое-кому в уши, — Джон пожал ей руку в ответ. — Спасибо тебе. Кстати, младших девочек я отправил к Анне.
— И правильно, мы с ними виделись, — кивнула Катерина. — Там им определённо лучше, чем было бы здесь, и безопаснее. Они-то могут и отпереть, если матушка прикажет.
— Вот именно, — согласился Джон.
— Слушай, Джонни, надо выпить, — Роб смотрел по-прежнему ошалело. — Я иначе просто не засну сегодня, после таких-то новостей.
— Не откажусь, — усмехнулся Джон. — Сейчас кликну кого-нибудь, чтобы принесли. Нет, Грейс, не ходи, не надо, — он только покачал головой, увидев, что Грейс собралась пойти и порешать вопрос.
Слуга принёс виски и стаканы, и сыр, и копчёности, и какой-то пирог. И просто воды. Катерина бестрепетно налила всем, и Грейс тоже — потому что и ей было страшно.
Они как раз прикончили небольшой графин под нервный разговор об урожае в Торнхилле и Солтвике, когда из коридора донёсся шум, а потом и крики.
— Господи, спаси и сохрани, — Джон осенил себя крестным знамением и шагнул наружу.
Роб ломанулся за ним, а Катерина пристроилась за спиной Роба.
Леди Маргарет — право слово, как настоящая, только в свете факелов без тени никак невозможно. И не стоит на полу, а как будто парит над ним, сантиметрах в двух. Она стучалась в комнату Джейми и говорила медовым голосом:
— Джейми, сынок, открой, пожалуйста!
Джейми изнутри говорил пьяным голосом что-то непотребное. Из двух соседних дверей торчали головы — слуги, охрана, кто-то ещё.
— Миледи, — вмешался Джон, — ступайте туда, где вам положено сейчас быть.
— Джонни! Робби! Мальчики мои! — ну вот прямо миледи хозяйка, как при жизни, только в глазах — тьма.
Катерина поймала взгляд — и чуть не заорала от страха, потому что там была — жуткая жуть. Тьма, мрак, и ещё что-то, чему она и названия-то не знала.
Руки взлетели сами и защиту сплели тоже всё равно что сами — отрезая Джона, Роба и всю их часть коридора от покойницы. Та не поняла, ломанулась к парням, налетела на защиту, завизжала страшно и пропала.
Катерина и Роб переглянулись. А потом Роб озвучил общую мысль:
— Господи, и что же теперь делать?
40. Не отпирайте двери
Следующей ночью леди Маргарет увела горничную Мэгги и конюха Джо. Вроде и было известно, что при дневном свете возвращенцы никуда не ходят, но — лишний раз покидать комнат не хотелось вот совсем. Тем более, что в замке стоял лютый холод — особенно по сравнению с утеплённым Торнхиллом, и никакие жаровни не спасали.
За обедом отец Мэтью молился, Джон мрачно молчал, а лорд Грегори высказался, что кому жизнь не мила — так пусть и дальше продолжают слушаться покойную миледи. А ему лично такие безмозглые люди не нужны.
После обеда Катерина тронула за рукав священника.
— Отец Мэтью, скажите — мы вообще можем что-то сделать? Чтобы, ну, прекратить всё это? Или миледи не успокоится, пока всех обитателей замка за собой не уведёт?
— Можем. Наша вера нам в помощь, и молитва. Тот, кто не забывает ни господа, ни себя — никогда не поддастся потустороннему злу.
— Но все же верят, все! Ни одного неверующего. Почему они уходят?
— Потому что слабы и боязливы. Потому что веруют бездумно, просто по привычке произносят слова молитвы, не вкладывают в те слова ни душу, ни сердце.
— Ну так скажите им, что ли, — в сердцах произнесла Катерина. — Я б сама сказала, но меня не послушают. Вас — да, или лорда Грегори. Но милорд сказал, что сами дураки, а вы-то так не скажете. Потому что дураки, конечно, но — это же свои дураки, других, умных, нет.
— Верно говорите, Кэтрин, — улыбнулся отец Мэтью. — Приятно видеть здравомыслящего человека среди постигшего нас божеского наказания.
И перед ужином он в самом деле попросил у лорда Грегори дозволения сказать всем несколько слов, и говорил — недолго, но проникновенно. О том, что в сердце каждого человека живёт любовь — к родным, к себе, а у кого-то ещё и к богу, так вот о ней и следует помнить, если ночью к вам постучался тот, кто вроде бы уже и не может ни к кому стучать. Не забывайте, сказал, о своих супругах, детях и родителях — как они останутся без вас? Если родные будут помнить друг о друге и держаться друг за друга, то никакая тёмная мощь не сможет никого увести. Если встречать эту мощь не страхом и проклятием, но молитвой — то господь услышит и даст сил не поддаться неумолимому зову.
Слова звучали хорошо, но Катерина видела, что на лицах слушателей — недоумение пополам со страхом.
Впрочем, некий результат был — люди наконец-то испугались по-настоящему. Ночью никто не бродил по коридорам замка, на конюшнях и в кухне крепко запирались, и две ночи прошли спокойно — относительно спокойно. Шаги слышали все, но с покойной бродячей миледи не ушёл никто.
Увы, это подстегнуло дураков. На третью ночь Джейми с двумя своими парнями напился в хлам, и они отправились в церковь — попугать призраков, так они сказали. Леди-мать вышла встретить младшего сына, но сын с трудом стоял на ногах и выражался совсем не так, как пристало почтительному сыну по отношению к матери, хоть бы и призрачно-покойной. Более того, когда следом за миледи из каких-то дыр повылезали все, кого она за эти дни, то есть ночи, увела, их оказалось довольно много — прямо отряд. И убежать от этого отряда удалось едва-едва — они очень быстро двигались, а темнота, снег и ветер им не мешали нисколько. В общем, юные идиоты спаслись, но миледи попался под ноги скорбный на голову истопник Джок, который чистил печи на кухне и камин в большом зале, миледи его и прибрала.
Наутро отец Мэтью вздыхал и прибавил новое имя в своей молитве за упокой заблудших душ.
— Может быть, нам нужен ещё один священник? — спрашивала Катерина у Джона. — Вроде бы от нашего несомненная польза, но мне кажется, он не справляется.
— Кэт, — Джон устало улыбнулся. — Ты говоришь, как неверующая. Так нельзя.
А я и есть неверующая, думала она про себя. Ну вот, вы все верите, но толку-то с вашей веры? Что сделать-то, чтобы всё это прекратить?
Она даже попробовала прикинуть на эту сюрную ситуацию философию Бранвен. Вот скажите на милость, кого тут надо любить? Покойную свекровь? И что сделать? Пойти помолиться на её могиле? Но у Катерины лучше получается руками, чем молитвой, это она и по прежней жизни знала, и теперешняя жизнь этот вывод тоже подтвердила полностью.
Днём они с Грейс сидели в комнате и вязали очередные колготки — на будущее, когда пришел дворецкий Питерс и, очень смущаясь, попросил разрешения обратиться с просьбой к миледи.
— Да, Питерс, я слушаю. Говори, — Катерина насторожилась.
— Не могла бы миледи спуститься на кухню, оценить наши запасы и сказать, что приготовить на ужин? И завтра на обед? И дальше? Миледи Маргарет всегда давала указания, а сейчас никто их не даёт, милорд Грегори не готов думать о кухне, и милорд Роберт — тоже, а милорд Джон занят…
— Хорошо, Питерс, пойдём, — дело понятное, но не взъестся ли на неё лорд Грегори за самоуправство?
Впрочем, как взъестся — так и обратно пойдёт. Потому что питаться нужно всем, и питаться хорошо, в такой-то холодине и безнадёжности.
В итоге они с Грейс спустились вниз, осмотрели кухню, кладовые и припасы, потом Катерина расспросила Питерса и главного повара Джилберта о количестве человек, которых нужно ежедневно кормить, и об обычном меню в это время года. И была поражена ответом — за стол в главной зале в обед и ужин садились вплоть до полутора сотен человек, плюс те, кто их обслуживает. И ещё стража, которая постоянно, стражников нужно кормить по окончанию их смены.
Выходило, что кухня работает круглосуточно. Кто-то мыл посуду после обеда, кто-то уже начинал готовить ужин, с вечера ставили тесто на хлеб и утреннюю выпечку. И работает-то отлично, как часы, даже без критического взгляда леди Маргарет, о чём Катерина всем и сказала.
Она очень порадовалась, что у неё уже есть опыт управления кухней в Торнхилле. Там разом за стол садилось порядка полусотни человек, это не здешние масштабы, но — всё же какое-никакое представление. В итоге она отлично нашла общий язык с Джилбертом и подошедшим управляющим Гарретом, обсудила запасы и меню, получила на пробу свежеиспечённое печенье, похвалила его от души и попросила несколько штук — предложить вечером Робу. Питерс обещал после ужина принести ей в комнату отвар шиповника с травами и мёдом, и это был не чай, конечно, но тоже хорошо.
В итоге они очень славно вечером пили этот самый отвар с печеньем — Катерина и Роб, Грейс, пришедший Майк и заглянувший на огонёк Джон.
Ночь прошла тихо, новых жертв не прибавилось. Утром все выдохнули спокойно.
После завтрака к Катерине пришла Джен, женщина, которая заведовала всем хозяйством в покоях леди Маргарет. И тоже попросила — осмотреть, что у них там и как, и дать тамошним девушкам какую-никакую работу, потому что все они только и горазды сидеть да страшилки друг другу рассказывать.
Пришлось пойти и разобраться — что они там вообще делали. А делали много полезного, как оказалось — шили новое постельное бельё, чинили старое после стирки, шили и латали простую одежду для замковых слуг и мужчин, присягнувших лорду Грегори или кому-либо из его сыновей — если у тех не было жён или дочерей. Объемы работы снова поражали, ну да — большой замок, фактически — самообслуживающееся явление. Магазинов и рынков нет, ярмарки редки, до ближайшего города полтора дня пути. Приходится самим. И они здесь тоже неплохо справлялись, как поняла Катерина, той же Джен нужно было всего лишь получить одобрение хоть какой-нибудь миледи на дальнейшие действия, а всю конкретику она знала намного лучше той же Катерины, потому что занималась ею лет двадцать.
Ещё Катерина заглянула в личные покои леди Маргарет и с удивлением увидела, что там всё осталось нетронутым с ночи смерти хозяйки. В ответ на её удивление ей честно сказали — страшно. Страшно заходить, страшно прикасаться к вещам миледи. Тогда Катерина велела постель, на которой скончалась свекровь, сжечь, кровать вынести на двор — пусть пару ночей проморозится, нательное бельё вроде сорочек и чулок тоже сжечь, а платья хорошенько почистить и проветрить, и сложить в сундуки, и проложить пахучей травой — чтобы духа хозяйки в них не осталось, а дальше видно будет.