Заяц прыгнул ко входу, но тут же убежал в густые заросли.
После близости ее тело трепетало. Она прижалась к нему. Он прислушивался к звукам ночи и моря, обволакивающего ледяными объятьями огромные валуны, шуму белой соленой пены, треску смываемых прибоем рачков.
Наутро отец Уолтера приготовил завтрак из привезенных продуктов – еду цыганскую, до последней капли.
Пока полдюжины сосисок шкворчали и постреливали на сковородке, покрываясь золотистой корочкой с одной стороны, мать Уолтера услышала тихий всплеск. Она умывалась у живой изгороди кустарника. Вода была мышиного цвета. Она обернулась и посмотрела на шатер – его мандариновые бока парусили на ветру на темно-зеленом контрасте кустарника. Мать Уолтера вернулась к умыванию. В тот день ветер дул изо всех сил.
Потом отец Уолтера услышал что-то – слабый крик вдалеке. Подняв взгляд от сковородки, он увидел две точки на скале в нескольких сотнях ярдов. Он уронил вилку в траву и побежал. На краю скалы стояли двое детей с пустой коляской. Тот, что постарше, пошатываясь от напряжения, смотрел на воду.
В этот момент второй малыш закричал.
Что-то всплыло и закачалось на волнах, не менее чем в ста футах внизу, под скалами.
Вода отливала темной зеленью.
Отец Уолтера скинул сапоги и прыгнул.
Когда он входил в воду, в его правой ноге треснули несколько костей.
Он пропал на глазах своей жены. Она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла произнести ни звука.
Все посчитали их погибшими, поскольку от них не осталось ни следа. Полиция снарядила катер. Но не нашли ни носка, ни детского ботинка. Ни следа.
Полиция отвезла мать Уолтера в дом, где жили дети; ей налили чаю, к которому при других обстоятельствах она бы не притронулась, соблюдая цыганский обычай.
Мать детей села к ней совсем близко. Со временем они взялись за руки.
Дети сидели у их ног.
Они не двигались, устремив взгляд в пустоту.
Тяжелая деревенская дверь впускала все новых родственников. Люди начинали с крика, но быстро понижали голос. Холостой дядя рыдал в кулак. Затем две родственницы подошли к цыганке на стуле. Они погладили ее по плечу, коленям, а потом крепко обняли, так как не осталось ничего другого – ничего, кроме слепых, нежных, бессловесных прикосновений.
Наверху раздался звук бьющегося стекла.
Мужские голоса.
Что-то тяжелое упало на пол.
Время текло, не замечаемое никем.
И вдруг – чудо.
Почти полночь, и полиция стучит в дверь.
Загораются огни.
Люди на стульях оживают.
Огонь горит с кроваво-красным отливом.
Снова раздаются крики, но другого толка – с заднего сиденья полицейской машины выводят мужчину и маленькую девочку.
Он – темный. Цыган. Ребенок крепко держится за него.
Они завернуты в толстые покрывала. Оба всклокочены. От страха девочка не сводит глаз с Цыгана, который прыгнул со скалы, чтобы спасти ее. Его лицо окаменело. Он все еще не может до конца поверить, что остался жив. Когда он наконец видит свою жену, он разрешает себе поверить, что это не сон, не прелюдия к загробной жизни.
Мать бросается к испуганной малышке, потеряв туфлю на ходу. Ребенок тянет к ней ручки и, уткнувшись в знакомую грудь, наконец заходится рыданиями и криком.
Мать Уолтера бьет мужа по лицу и тут же покрывает его поцелуями.
Дорога к дому освещается фарами новых гостей.
На кухне слышен стук чашек.
Дом наполняется радостью.
Мужчины тормошат друг друга за волосы.
Люди прыгают и кричат.
Где-то бьется стекло.
Кто-то поет.
Цыгана с девочкой нашли на дороге, ведущей вверх по скале к городку. Их смыло на несколько миль от того места, где ребенок упал в воду. Отлив оттащил их от скал.
Его руки, ободранные до крови, горели.
В его черных глазах светился яростный огонь желания выжить.
Намокшая одежда тянула их на дно.
Наконец мужчину и ребенка вынесло на отмель, и они смогли добрести до берега сквозь пену прибоя.
Отец Уолтера потерял счет времени. Возможно, прошли года. Возможно, они остались одни на всей планете. Возможно, они будут теперь жить вместе. Такие мысли посещали его, пока ребенок все кашлял, и кашлял, и кашлял водой.
Отец Уолтера снял с девочки одежду и прижал ее замерзшее тельце к своему, спрятав ее в своей одежде так, что только голова торчала наружу. Когда ее тело напиталось его теплом, она успокоилась и заснула.
Она была жива, он чувствовал это. Он слышал ее дыхание. Он чувствовал ее жизнь, сросшуюся с его собственной.
Наконец вдали показалась машина. Отец Уолтера помахал из последних сил.
«Пошел прочь, цыганское отродье», – крикнул водитель через окно.
Снова пешком.
Потом им попался старый фермер с фургоном, полным овец.
Он был на войне и мгновенно распознал вид отчаяния в фигуре человека в свете фар.
Фермер увидел, что мужчина, бредущий по темной дороге, промок насквозь. Потом он увидел вторую голову. Съехав на обочину, он помог им залезть в фургон, отпустив для этой цели пару овец. И помчался домой, не останавливаясь даже, чтобы закрыть ворота.
Его жена принесла одеяла. Огромные куски сахара в фарфоровых чашках с чаем.
Фермер глядел на огонь и думал, что им стоит остаться на ночь.
Только после того, как Уолтер перестал дрожать, он смог рассказать фермеру, что маленькая девочка – не его дочь, что он нашел ее на глубине, в холоде черного водоворота, где их руки сплелись, словно две лозы, которым суждено было быть вместе навсегда.
Фермер выслушал его с очень серьезным видом.
Его жена позвонила в полицию с телефона в коридоре.
На следующий день, когда мать и отец Уолтера складывали свой оранжевый шатер, через открытые ворота на поле выехали несколько старых «Лендроверов». Потом еще несколько машин. Даже полицейская среди них. Мать Уолтера помогла мужу подняться. Его нога была забинтована. Ему казалось, что в его ноге осы свили гнездо.
К ним направилась большая группа людей, во главе с детьми со скалы и их родителями. Толпа остановилась в нескольких ярдах, и отец девочки подошел к отцу Уолтера. Он встал напротив него и протянул руку. Когда отец Уолтера наклонился вперед, чтобы пожать ее, молодой отец девочки просто взял и обнял его. Кто-то из толпы захлопал. Полицейский снял шляпу. Женщины перекрестились поверх своих анораков.
Мужчина протянул отцу Уолтера конверт.
«За то, что ты сделал для нас, Цыган», – прохрипел отец девочки, Его щеки блестели на солнце…
Отец Уолтера посмотрел на конверт.
«Это письмо от меня тебе и дарственная. Мы отдаем тебе эту землю, на которой мы сейчас стоим».
Отца Уолтера не раз предупреждали не вмешиваться в дела нецыганские.
«Возьми, – настаивал мужчина. – Ради Марии, Святой Богородицы, возьми конверт, парень».
Уолтер посмотрел на небо и вздохнул.
Что скажет его семья, если он начнет заключать сделки с чужаками.
В этот момент у отца девочки подкосились ноги. Двое мужчин подошли, чтобы поддержать его.
Тогда сестра спасенной девочки подбежала к отцу Уолтера и схватила его за смуглую руку.
«Нам все равно, что вы цыгане», – сказала она.
Мать Уолтера стояла рядом со своим мужем.
«Вы можете привезти сюда всю вашу семью, – добавила девочка. – Мы будем все жить вместе – как в раю».
Так оранжевый шатер и не покинул холма. Наоборот, вокруг него расположился табор, и их стали называть «цыгане с холма».
А когда год спустя отец спасенной девочки решил перевезти свою семью под сень Дублина, он сделал в своей мастерской металлическую табличку и в один ветреный день укрепил ее на скале.
Табличка гласила:
Примерно в то время, когда появилась эта табличка, был зачат Уолтер.
Уолтер посмотрел на свой мотоцикл, лежащий на боку в луже. Он представил себе, как он заводит мотор и несется на всех парах к ее дому. Где-то вдали волны бились о скалы: пена и черные камни – две одинаково целеустремленные силы. Уолтер ощущал две таких силы в самом себе. Он вспомнил смелый поступок своего отца, совершенный еще до рождения Уолтера.
Уолтер направлялся в тот самый фермерский дом, куда привезли его мать, когда ее муж бросился в море со скалы.
После отъезда семьи спасенного ребенка в Дублин в доме поселился мужчина средних лет, принявшийся возделывать землю вокруг. И теперь, по странному стечению обстоятельств, в этом доме жила возлюбленная Уолтера. Канадская сирота.
Уолтер поднял свой мотоцикл и направил его к ее дому. Осталось не больше мили.
Он надеялся, что сможет узнать ее имя – это было бы прекрасным началом, подумал он. Он представил, как слетает со скалы на мотоцикле, выкрикивая ее имя.
Когда он в первый раз увидел ее, Уолтер ехал на мотоцикле по городку. Он выехал с дороги и чуть не задавил старушку.
«Бог ты мой, – шептал он себе под нос, водя глазами за ней от одного магазина к другому. – Что за красавица, Святая Богородица». Старуха грозно глянула на него и помахала палкой.
Уолтер предположил, что она из Америки – одна из той многочисленной толпы туристов, что объявляются (обычно поздним летом) с детьми и называются в пабе потомками тех-то и тех-то.
Уолтер наблюдал, как она плыла по городку, задерживаясь у магазинных витрин. Потом он закурил, делая вид, что не следит за тем, как она ждет автобус № 36, который оставлял пассажиров после каждой остановки у обочины по всей протяженности северной окраины.
Уолтер решил было следовать за автобусом на мотоцикле, но побоялся, что его шумный мотор придется ей не по душе, да и не было уверенности, что автобус не поедет быстрее, чем сможет его мотоцикл.
Он принял решение выведать, кто она и где она живет, у хозяев магазинов, которые, не один, так другой, знали все, что происходит в пределах двадцати миль от