а его идею с улитками. Но Вайц, этот педантичный маньяк, так нагружал Фетисову работой, докапываясь до каждой мелочи, что времени на рефлексию почти не оставалось. Поначалу Лену раздражал нескончаемый поток критики, и она думала, что виной всему шовинизм Вайца. Однако чем больше правок она вносила в исходный код, чем больше прислушивалась к замечаниям, тем сильнее нравился результат ей самой. И Лена поняла: Дмитрий Яковлевич всего лишь радеет за общее дело, а потому спустя какое-то время осознала, что испытывает к нему некое подобие симпатии.
Так что все бы ничего, если бы не одна мелочь. Всякий раз, когда Лена заводила разговор о том, что пора бы сообщить Томскому про «Влюбителя», или предлагала подключить еще кого-нибудь, если уж не дизайнеров, то хотя бы тестировщиков, Вайц неизменно стоял на своем: «Влюбитель» должен оставаться тайной. Иногда Дмитрий Яковлевич менял тему, иногда пускался в пространные рассуждения о том, что у семи нянек дитя без глазу, а порой, когда был особенно не в духе, просто жестко говорил: «Нет». У Лены пропадало желание спорить.
Весь месяц Вайц кормил ее завтраками. На каждое ее «ну когда же» следовал длинный перечень нюансов, которые, по мнению Вайца, могли разочаровать Томского в проекте. И это было странно, ведь Дмитрию Яковлевичу вручили ключи от электрокара не за идеальную игру в улиток, а всего лишь за презентацию, да еще и с не самыми завлекательными картинками.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды утром Дмитрий Яковлевич не заявился в кабинет Лены с коробкой свежего печенья и улыбкой на поллица.
– Сегодня, – сообщил он, крутанувшись в кресле. И Лена, как ни странно, сразу поняла, о чем речь.
Пришло время испытывать «Влюбителя» на живых людях. Фетисова и ждала и боялась этого дня. После неудачи с Пашей ее периодически мучили кошмары, как он лобызает ее, тиская в липких объятиях. Только во сне Томский не появлялся, и все заходило так далеко, что Лена просыпалась в холодном поту. Впрочем, теперь благодаря Вайцу приложение стало куда гуманнее, да и побочных эффектов Лене уже бояться не стоило: не на ней же будут ставить опыты! К тому же испытания означали, что Вайц вот-вот снимет железный занавес тайны, о приложении узнает Ян, и тогда… Нет, так далеко вперед Лена предпочитала не забегать, но надеялась, что шеф оценит ее достижения.
– Отлично! – Лена расправила плечи, готовая подняться на последнюю ступень, ведущую к пьедесталу. – Когда встречаемся с маркетологами?
– Зачем? – Улыбка сползла с лица Вайца.
– Ну как же! Фокус-группы, все дела… Вы же сами говорили: нам нужно полноценное тестирование…
– Это да. Но подключать маркетологов нам совершенно ни к чему. Вы понимаете, во что нам это встанет? Сплошная волокита. У них месяцы уходят на всякую подготовительную ерунду. Уверен, они нарочно затягивают, чтобы все видели: зарплату им выдают не зря.
– Постойте. – Лена откинулась на спинку кресла. – И где мы тогда возьмем добровольцев?
Вайц оглядел ее терпеливым взглядом и довольно усмехнулся. Весь его вид говорил о том, что Лене полагается благодарить Бога за столь мудрого и опытного наставника.
– Я все продумал, почитал кое-какую литературу насчет социологических исследований… – сказал он с толикой снисходительности. – Пока нам будет достаточно десяти испытуемых. И для чистоты эксперимента они не должны подозревать о тестировании.
– И все равно я не понимаю, где мы их возьмем. – В кои-то веки Лена позволила себе настойчивость в дискуссии с Вайцем. – Я уж молчу про то, что это не совсем этично… Точнее, совсем не этично.
– Послушайте, все великие открытия – это компромисс с этикой. Что поделать, лес рубят – щепки летят. Зато подумайте о том, сколько людей сможет осчастливить наше приложение!
– Но…
– И потом. – Вайц подался вперед и многозначительно поднял брови. – Вы ведь не слишком задумывались об этике, когда пытались влюбить в себя Томского.
Это Лене крыть было нечем. Она опустила глаза, сосредоточенно разглядывая заусенец на большом пальце.
– Что касается испытуемых. – Вайц, чувствуя свою победу, расслабился и закинул ногу на ногу. – У нас есть доступ ко всем аккаунтам.
– Но если будет утечка информации, начнется скандал… Мы потеряем пользователей, репутацию… За такое вообще могут засудить?
– Не волнуйтесь, я все предусмотрел, – успокоил ее Вайц. – Мы возьмем только сотрудников компании. В случае чего, с ними будет проще договориться. Задача такая: найти людей разного пола, возраста и социального статуса. А еще – разной активности в блогосфере. Ну, например, возьмите девушку, которая делает по нескольку постов в день и постоянно зависает в сториз, и кого-нибудь за пятьдесят, кто пару раз в год выкладывает открытки на Пасху и Яблочный Спас плюс фотографии дачного урожая… – Вайц осекся, заметив, что Лена пребывает в ступоре, и раздраженно поджал губы. – Вы запишете или так запомните?
– Нет, я… – Лена машинально потянулась за ручкой, но в последний момент передумала. – Постойте, вы хотите, чтобы я одна этим занималась? И откуда я знаю, в кого мне их влюблять? Или в них… – Мысль о том, что придется стать кукловодом, эдаким вершителем чужих судеб, вызывала оторопь и изжогу.
– Леночка, я вам полностью доверяю… – Вайц встал и одернул пиджак, будто стряхивая с себя всякую ответственность. – Не подведите меня.
Лену не покидало ощущение, что она превратилась в ассистентку доктора Зло. Может, создатели атомной бомбы чувствовали нечто подобное? Может, изначально они мечтали изобрести что-нибудь прекрасное и полезное для всего человечества? Вайц фактически вручил Лене лук и стрелы, превратив в офисного купидона. А ведь она о любви знала только из собственного печального и безответного опыта – и еще из романтических книг и фильмов.
Не один час Фетисова металась по кабинету. То порывалась снести «Влюбителя», удалить до последнего байта, чтобы избавить себя от моральной дилеммы. То вдруг представляла, как преобразится офис, когда в нем станет на десять влюбленных пар больше. Конечно, люди никогда не узнают, чьими руками выковано их счастье, но самой-то Лене, наверное, зачтется благое дело, и какой-никакой плюсик в карму она заработает.
– Может, пасьянс разложить? – спросила Лена у плюшевого медведя, который так и остался сидеть на подоконнике.
Молчание медведя Фетисова приняла за знак согласия и села за компьютер. Но будто весь мир ополчился против нее: операционка ни в какую не желала грузиться, пока Лена не сменит пароль. Она придумала новый, но система сочла его недостаточно надежным. Добавила цифр – и снова не угодила адской машине.
– Чертовы обновления! – взвыла Лена. – Хочешь всего и сразу?! На, подавись! Кобзев – козел номер один! Большими буквами! Так сойдет?
Козла операционка с удовольствием проглотила, но у Лены уже пропало всякое желание гадать на виртуальных картах. Измучившись донельзя, Фетисова вырвалась из кабинета, внезапно ставшего душным и тесным, и отправилась заедать стресс. И вот там, в столовой на третьем этаже, случилось то, что склонило чашу весов в нужную сторону.
У длинного прилавка с салатами Лена увидела Кобзева. Он ее даже не заметил: слишком уж был увлечен разглядыванием аппетитной картины. И нет, разглядывал он вовсе не салаты, а формы какой-то длинноногой рыжеволосой фурии. От девушки так и веяло роскошью. Откуда она взялась в IT-компании, Лена не представляла. Такая красотка сгодилась бы как модель для рекламы бриллиантов, а их, насколько Фетисова помнила, в «SeeU» пока не производили.
В правильных чертах лица явственно прослеживалась работа пластического хирурга, да и высокая грудь была слишком хороша, чтобы списать ее на матушку природу. Лена не считала себя особым ценителем женских прелестей, но сейчас отлично понимала Кобзева и разделяла его интерес. Что уж там, будь Лена сама носителем Y-хромосомы, она бы тоже стояла в очереди с потерянным видом и отвисшей челюстью, производя на окружающих впечатление умственно отсталого.
– Вы не передадите мне вон тот боул с киноа? – обратилась рыжая к Кобзеву, застав его врасплох.
– А? – Никита неестественно выпрямился, будто его укололи в зад.
– Боул. С киноа, – недовольно повторила фурия, но ее слова по-прежнему прозвучали и для Лены и, судя по всему, для Никиты, как заклинание из Гарри Поттера.
– Я… Да, конечно. – Кобзев смутился и потянулся к салатам. Ткнул куда-то, видимо, наугад, чем вызвал очередную порцию недовольства.
– Это – нут! Господи, здесь все такие тормознутые? – Рыжая так сильно закатила глаза, что Лена испугалась, не повернутся ли те на все триста шестьдесят градусов. – Вон тот! – Она снизошла до уровня Кобзева и указала на нужную мисочку.
– Да-да, я так и понял. Знаете, путаю все время боул и нут… Я, кстати, занял отличный столик. Прямо у окна… Если захотите…
– Нет, спасибо. – Красотка отобрала у Никиты свой боул, что бы это ни было, и отвернулась.
– Погодите, вы забыли приборы… – Кобзев засуетился, схватил вилку и с такой прытью бросился к рыжей, что споткнулся, толкнул ее – и все содержимое миски оказалось на белоснежной шелковой блузке, о стоимости которой Лена могла только гадать.
– Что ты натворил?! – Девушка в ужасе оглядела масштабы трагедии.
– Я… боже, простите… Я все исправлю…
На Никиту было жалко смотреть. Никогда еще Лена не видела своего друга таким пристыженным, убитым, морально уничтоженным. Бедный Кобзев! Дрожащими руками он принялся стряхивать овощи и крупу с блузки, не осознавая даже, что под этой блузкой находится грудь. Случись это где-нибудь в Штатах, Никиту бы уже линчевали за неприкрытый харрасмент.
Пощечина была звонкой и мощной. Фурия, тряхнув рыжими волосами, вскинула подбородок и гордо удалилась, а Никита, милый несчастный Никита, так и остался стоять, держась за пунцовую щеку.
Лена не знала, чего ей хочется больше: догнать девицу и выдрать внушительный клок волос или крепко обнять Кобзева. Уж кто-кто, а Фетисова отлично помнила, что такое позор. Любовь отнимает у человека главное – уверенность в себе. Именно поэтому в присутствии Томского Лена всегда становилась такой неуклюжей. Одной улыбки Яна хватало, чтобы у нее отнимались ноги, язык прилипал к небу, а руки напрочь отказывались слушаться. И если Кобзев, сам мистер оптимизм и находчивость, вдруг растерял навыки управления конечностями и превратился в оробевшего подростка, то диагноз его был очевиден. Любовь.