– Что ты хотел? – спросил я.
Он сделал глоток.
– Я не собираюсь оправдываться или просить у тебя прощения. Дай мне просто рассказать, как все было на самом деле, хорошо?
Я пожал плечами. Вряд ли он сможет меня удивить.
– Мы с Эвелин начали встречаться задолго до того, как она познакомилась с Грэхэмом.
По спине пробежали мурашки. Ладно, может быть, я ошибался.
– Это были очень страстные отношения. То вместе, то порознь. Не проходило и недели, чтобы мы не разбегались и не сходились снова. Бурные скандалы заканчивались не менее бурным сексом…
– Умоляю, давай без подробностей.
– Извини. Эвелин хотела всего и сразу, а я, хоть и бешено любил её, не хотел жениться. Мне не было даже тридцати! Кто с такой шикарной внешностью, – он показал на себя рукой, и против воли я согласно кивнул, – и богатством связывает себя узами брака в столь юном возрасте?
Я мог бы привести в пример Сэма, который в двадцать три сделал предложение Роуз, но Дуглас его не знал, так что смысла в этом не было.
– Эвелин никогда не отличалась терпением, а её родители, которые грезили выгодным браком для своей дочурки, давили на неё ещё больше. Она решила вызвать у меня ревность, закрутив роман с Грэхэмом, но все кончилось их свадьбой и рождением Маркуса. Грэхэм, в отличие от меня, никогда не руководствовался чувствами. Наследство Эвелин и слияние двух могущественных семей волновало его куда больше, чем все остальное. – Дуглас хмыкнул и сделал ещё один глоток. – Хотя не исключаю, что он тоже в нее влюбился. Мимо такой женщины невозможно пройти, не свернув шею.
Все было вполне логично и даже отчасти понятно, кроме одного:
– Маркус на десять лет старше меня.
– Почти столько лет нам удавалось избегать друг друга, – вздохнул Дуглас, – пока мы снова не столкнулись на похоронах её матери.
– О господи, только не говори, что вы прямо там… – У меня язык не повернулся закончить начатое предложение.
– Да. Мы не планировали этого. Все просто случилось. Один раз. Эвелин сильно горевала, а Грэхэм был таким же эмоциональным, как глыба льда. После мы сделали вид, что ничего не было. Я уехал на год в Америку, а то, что она забеременела от меня, я узнал только после твоего рождения. И…
Дуглас посмотрел себе под ноги. Я ждал, когда он соберется с силами, чтобы продолжить рассказ, и в то же время хотел, чтобы он ушёл, ведь сейчас меня ожидала самая неприятная часть истории.
– Я никогда не хотел жениться, но ещё меньше я хотел заводить детей. Они орут, не спят, требуют внимания. В общем, все эти Уси-Пуси с вонючими подгузниками – не про меня.
– Потрясающе, – горько усмехнулся я. – Поэтому ты самоустранился?
– А что мне оставалось сделать? Разрушить брак Эвелин и Грэхэма? Лишить вас с Маркусом нормального детства и полноценной семьи? Грэхэм всегда был ответственным, надежным, постоянным. А я колесил по миру и нигде не задерживался дольше месяца. Каждую ночь в моей постели была другая женщина. Первые два года твоей жизни вообще стерлись из моей памяти. Какой бы отец из меня вышел?
– Любящий? – с нескрываемой горечью в голосе спросил я. – Грэхэм ненавидел меня с самого рождения. Думаю, как только увидел твои рыжие волосы и зеленые глаза.
– Я понял это слишком поздно. И когда это случилось, мне, наверное, стоило вмешаться.
– Наверное?
– Ты прав, мне стоило вмешаться, но я думал, что сделаю только хуже. Время шло, родилась Оливия, и с каждым годом желание ворошить прошлое становилось все меньше. Ты переехал в Лондон. Мне казалось, ты жил своей лучшей жизнью.
– Это был лишь фасад.
Красивый фасад, за которым так удобно было прятаться. В горле возник колючий комок, и перед глазами пролетела сотня воспоминаний, когда я загадывал желание родиться в другой семье, где меня любят.
– Прости. Как оказалось, я был слепым дураком. Но в свою защиту скажу, что мои отношения с отцом были не лучше. Может, я просто не умею их выстраивать?
– Отговорка слабовольного человека, – сдавленно сказал я.
– Ауч! – Дуглас потряс рукой, будто я его ударил. – Ладно. Я просто жил в свое удовольствие и не хотел проблем.
Комок в горле стал ещё больше, мешая вздохнуть. Для Эвелин я стал неприятностью, для Грэхэма – напоминанием об измене жены, а для Дугласа – проблемой. Кончик носа защипало, но я не хотел плакать. В детстве, оставаясь в одиночестве, я пролил достаточно слез.
Я потер нос ладонь и залпом допил воду, чтобы проглотить скопившуюся в горле боль.
– Это все, что ты хотел сказать? – выдавил я, поставив пустой стакан в раковину.
– Нет. Есть ещё кое-что.
Дуглас поставил свой стакан рядом с моим, а потом вытащил из внутреннего кармана пиджака какую-то визитку и всунул ее мне в руки.
– Я знаю, что кругом облажался. Все нормально, я понимаю. Но ты мой сын, и я не могу оставить все так, как есть. Сегодня я был у моего адвоката, мистера Бакерлоу, и переписал на тебя свой особняк в Найтсбридж, а также распорядился о том, чтобы у тебя был полный доступ к моему трастовому фонду. Твои бабушка с дедушкой разделили все имущество пополам между своими сыновьями. Грэхэм выделил из своей половины три равные части для своих детей. Я решил не усложнять. Все мое – твое.
– Мне не нужны твои деньги, – резко бросил я, оттолкнувшись от раковины. Грудь сдавило тисками. – Они ничего не исправят.
– Можешь не брать. Я не заставляю, но хочу, чтобы ты знал – у тебя всегда есть эта возможность. Это номер мистера Бакерлоу. Если у тебя будут какие-то вопросы, звони ему в любое время дня и ночи.
Я стиснул зубы, чувствуя, как накатывает раздражение.
– Я не собираюсь ему звонить. Я вообще не хочу иметь ни с тобой, ни с Грэхэмом, ни с деньгами Маккензи ничего общего!
Я швырнул визитку на обеденный стол. Дуглас тяжело вздохнул.
– Понимаю, и это твое право, – сказал он. – Но я же вижу, что ты по уши влюбился в Мелани и сделаешь для нее все, а свадьба, медовый месяц и дети – дело дорогое. Хорошее образование детей, высокий уровень их жизни, качественное медицинское обслуживание… А ещё на твои плечи лег обанкротившийся книжный магазин. Да, я проверил, извини. Можешь, конечно, справляться самостоятельно, я не буду вмешиваться…
– То есть поступать точно так же, как всегда? – перебил я, вскинув брови.
Дуглас поджал губы.
– Да, – коротко ответил он. Потом прокашлялся и прямо посмотрел мне в глаза. – Просто знай: я люблю тебя. Всегда любил, даже когда не мог и не знал, как это выразить.
Это признание выбило почву из-под ног. Я резко отвернулся, чтобы он не видел, как я пытаюсь сглотнуть ком в горле.
Проклятие!
– Ты говоришь это сейчас, но где ты был тогда? – выдохнул я, все еще не глядя на него. – Где ты был, когда мне было десять лет? Когда Грэхэм разрушил мои мечты? Где ты был, когда я думал, что никому кроме Оливии не нужен?
Грудь сдавило так сильно, что казалось, ещё немного, и я задохнусь.
Дуглас молчал.
– Ничего не скажешь? – горько усмехнулся я. – Логично. Ты всегда сбегал, когда становилось сложно.
– Я… Я был рядом. Насколько мог. Насколько мне позволяли.
Я обернулся и схватил визитку со стола. Пальцы дрожали.
– Мне не нужны твои деньги, Дуглас, – сказал я, сжимая визитку в кулаке. – Мне нужен был настоящий отец.
Дуглас смотрел на меня, но ничего не говорил.
– Если не хочешь брать деньги ради себя, то возьми ради Мелани, – наконец произнес он. – У вас впереди целая жизнь.
Я вспомнил, как помог ей и Ричарду, без раздумий заплатив двадцать пять тысяч фунтов за лестничный лифт. Сколько долгов висело на ней. Или сколько стоило обучение Коди в университете. Такие траты случаются не каждый день, но… Я хотел сделать жизнь Мелани проще. Хотел семью. Хотел четырех детей – трех мальчиков и одну девочку, которых мы назовем Алан, Брайс, Лиам и Гвендолин. И у них должно быть самое счастливое и беззаботное детство.
И если ради них мне придется пойти на уступки, то так тому и быть.
– Что ты хочешь взамен? – глухо спросил я.
Дуглас подошел ко мне и положил руку на плечо. Я её не скинул.
– Ничего. – Его пальцы дрогнули. – Ну ладно, одну вещь я все-таки попрошу.
– Какую? – напрягся я.
– Разрешишь мне понянчить внуков?
Я удивленно приподнял брови.
– А что на счет вонючих подгузников?
Дуглас ухмыльнулся.
– Я куплю прищепку для носа, как у пловцов.
Глаза заволокли слезы, и, сколько я не пытался дышать глубоко и через нос, их становилось все больше.
Дуглас неожиданно обнял меня, и я, после небольшого колебания, обнял его в ответ.
Глава 39. Мелани. «Мой дом. Моя семья»
Никто не пришел.
Удивляться тут было нечему. Позавчера Линн и Рон развесили в центре плакаты об открытии нового книжного кафе и первой встречи клуба под лозунгом: «Мы читаем все жанры». Вчера плакаты летали по городу разорванными клочками.
– Это первый день, – напомнила Линн. – Просто ещё не все узнали о вас.
Она развалилась на кресле-мешке насыщенного зеленого цвета, который я выторговала на eBay для детского уголка вместе со вторым мешком ярко-оранжевого цвета, на котором сейчас сидел Рон. Вытянув ноги, он касался носками ботинок резиновых сапог Линн. На синих джинсах и голубой футболке были заметны масляные пятна – Рон любил ковыряться в машинах не только в рабочее время, когда его одежду защищал комбинезон, но в каждую свободную минуту.
– Все они знают, – пробубнила я, не поднимая головы со своих перекрещенных на круглом столике рук.
Этот столик вместе с тремя глубокими креслами нам подарила мисс Маккартни. «У меня в гостиной они все равно только место занимают», – сказала она, и, хотя я ей не очень-то поверила, с радостью приняла её подарок. Чем меньше лишних расходов, тем лучше. Долги продолжали неустанно расти, доходов толком не было, надежда на победу в конкурсе оставалась призрачной, а тянуть деньги из Джейми я не собиралась.