Алиса чуть улыбнулась — будто прощая этому моменту его нелепость.
— Один снимок, — сказала она. — И только если ты пообещаешь потом действительно сварить мне кофе.
— Сделка, — кивнул я и встал ближе.
Варя встала между нами, гордо подняв голову. Я положил ладонь ей на плечо, а Алиса чуть наклонилась, уложив свой локоть в изгиб Вариной спины.
Щелчок. Вспышка.
— Готово! — весело сказал фотограф. — Отлично вышло. Настоящее чувство. Спасибо вам!
— Не за что, — сказал я.
Глава 24
Алиса
Квартира Виктора выглядела...
Так, как он.
Спокойная. Строгая. Без хаоса — но с жизнью.
Никакой дизайнерской показухи, только то, что нужно. Мягкий свет, запах кофе, книжные корешки, плед на спинке дивана.
И ощущение — будто не просто пришла в гости.
А вернулась туда, где уже была. Где меня ждали.
Когда я вошла, Варя всё ещё скакала вокруг, напевая себе под нос.
— Пап, Алиса с нами жить не будет? — спросила она в лоб, уже натягивая кофту.
— Нет, малышка, — сказал он, улыбаясь. — Сегодня вы с Мариной едете к ней домой. Мы с Алисой… немного пообщаемся.
— Только не долго! — строго заявила Варя. — И ты Алису обнимай. Она хорошая.
Через несколько минут дверь за ней захлопнулась. И осталась тишина.
Мы с ним остались одни.
В его квартире.
Наедине.
Впервые.
Он вернулся из коридора и посмотрел на меня — спокойно, без напряжения.
— Чай? Кофе? Вино? Я могу всё, но в обратном порядке.
— Кофе, — улыбнулась я. — Если сам сваришь.
Он включил кофемашину. А я стояла посреди кухни, глядя на его спину и чувствовала, как дрожит всё внутри.
Это было настоящее. Настоящий момент, настоящая близость. Настоящее мы.
Он протянул мне чашку, сам сел рядом.
И не сказал ничего лишнего.
— Спасибо, — начала я.
Он смотрел. Молчал.
— Я… — набрала воздуха. — Я многое поняла. За эти три недели.
Что тишина — ломает. Но в ней слышно то, чего раньше не замечала.
Например, как мне вас не хватало. Обаих.
Я повернулась к нему.
— Виктор. Я хочу быть с тобой.
Я хочу быть частью.
С Варей. С твоим кофе. С её танцами и твоими дурацкими смс в 2 ночи.
Я не боюсь больше.
Потому что ты — настоящий.
А Варя… Варя — свет.
И мне этого света очень не хватало.
Он всё так же молчал. Но ладонь уже накрыла мою.
Тёплая. Уверенная. Родная.
— Тогда останься, — сказал он.
— Останусь, — прошептала я. — Если ты не против.
Он потянулся к моим губам — не спеша, без напора.
И я ответила.
Он поцеловал меня, медленно, будто снова спрашивая: точно ли можно?
И я отвечала не словами — губами, руками, дыханием. Да. Да. Да.
Не спеши. Не уходи. Не отпускай.
Мы двигались не как те, кто только узнал друг друга.
А как те, кто уже скучал. Кто уже потерял и не хочет терять больше.
Я прижалась к нему, обняла за шею, зарылась в волосы у виска.
Он подхватил меня за талию, поднял на руки и отнёс в спальню.
На этот раз — без спешки, без стонов в прихожей и сдёрнутой одежды в полёте.
На этот раз — мы раздевали друг друга медленно. Почти с благоговением.
Он целовал мою кожу, как будто молился на неё.
Я тонула в его касаниях, будто каждый палец — якорь, не дающий снова провалиться в боль.
И когда мы были обнажёнными, в мягком полумраке его спальни —он посмотрел мне в глаза.
Долго. Глубоко.
И прошептал:
— Я никогда ни с кем так не чувствовал.
Я не ответила. Только потянулась к нему.
Потому что слова — не дотянулись бы до того, что было в груди.
Он вошёл в меня медленно.
Как будто не просто телом — а всем собой.
С каждой волной, каждым движением — будто становился ближе. Глубже. Роднее.
Мы слились не торопясь.
Словно проверяли: а ты правда здесь? А ты не исчезнешь?
Словно впервые занимались любовью, а не сексом.
И когда я застонала, не сдерживая больше ничего — он зашептал моё имя.
Снова. И снова.
Будто это — якорь, и он держится за меня, как за берег.
А потом мы лежали рядом.
Голые. Горячие. Сбивчиво дышащие.
Его ладонь — на моей талии. Мои пальцы — в его волосах.
Он поцеловал меня в висок.
— Теперь точно не отпущу, — сказал он. Тихо, почти неслышно.
Но я слышала.
— Не нужно, — ответила я. — Я и не уйду.
Я проснулась медленно.
Тело будто всё ещё горело от вчерашнего — от его рук, от голоса, от близости, которая была не просто физической. Я прижалась к его плечу, вдохнула запах. Улыбнулась.
Он спал. Глубоко, спокойно. Один локон падал на лоб. Чёрт, как же он был красив.
Я выбралась осторожно, чтобы не разбудить. На полу — простыня, в голове — туман. Но… мне повезло. На спинке кресла висела его рубашка. Та самая, чёрная, слегка мятая, в которой он вчера встречал гостей.
— Ну, хоть что-то, — прошептала я и накинула её на голое тело.
Она доходила почти до середины бедра. Без белья — ощущалась как второй, очень опасный слой кожи. Я выглядела как та самая героиня кино, которая делает ошибку, открывая чужую дверь...
Но мне же просто надо было выйти и найти воду. Может, заодно — свой телефон.
Я вышла в коридор. Тихо, босиком, как тень.
И тут — щелчок замка.
Дверь в квартиру распахнулась. Со стороны прихожей.
Я застыла. И, клянусь, на секунду у меня остановилось сердце.
На пороге стояла женщина. Лет 55. С собранной прической, сумкой через плечо и... ключами в руках.
Мы встретились взглядами.
Обе.
Я — в его рубашке, с растрёпанными волосами, босиком и с видом «я случайно».
Она — в плаще, с ключами в руке и лицом, которое мгновенно превратилось в чистую материнскую панику.
— АААААА! — закричали мы одновременно.
Я — от ужаса. Она — от шока.
Мы обе отпрянули: она — к двери, я — к стене, при этом инстинктивно распахнув полы рубашки, будто хотела прикрыться, но сделала хуже.
— О господи! — взвизгнула она, закрыв глаза и пятясь назад. — Я всё видела! Я не хотела! Господи-Боже-милосердный!
Я, осознав, что только что продемонстрировала себя как на медицинском осмотре, завизжала громче:
— ААА НЕТ! НЕ СМОТРИТЕ!
— Да я не смотрю! Я уже ВСЁ видела! — вопила она с закрытыми глазами, одной рукой нащупывая стену, другой — сжимая ключи, как оружие.
— КТО ВООБЩЕ ВХОДИТ В ЧУЖУЮ КВАРТИРУ С КЛЮЧАМИ?! — завопила я в панике, натягивая рубашку на бёдра обратно.
— Я МАТЬ ВИКТОРА!! — не менее громко ответила она. — Я имею ПРАВО! Я растила этого мальчика тридцать лет, между прочим!
— А Я НЕ ЗНАЛА, ЧТО У НЕГО МАМА С ПОЛНЫМ ДОСТУПОМ!! — я прижалась к стене, охваченная стыдом и адреналином одновременно.
— А Я НЕ ЗНАЛА, ЧТО У НЕГО ГОЛАЯ ЖЕНЩИНА НА УТРО!!! — её голос перешёл на фальцет.
— Я НЕ ГОЛАЯ, У МЕНЯ РУБАШКА!!!
— ЭТО МОЕГО СЫНА РУБАШКА!!!
— ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ?! — заорал Виктор, вылетая в коридор босиком, с одеялом на плече.
Он встал между нами, глядя то на меня, то на мать.
Обе мы дышали часто, громко, как после марафона на каблуках.
— Ну и кто эта… — начала его мать, переводя взгляд с меня на сына, — прекрасная дама в твоей рубашке, которая чуть не убила меня инфарктом?
Я покраснела до корней волос.
Виктор выдохнул, прикрыл глаза, потом посмотрел на мать — и сказал абсолютно спокойно, но твёрдо:
— Мама, это Алиса. Моя девушка. Женщина, с которой я серьёзен. Ты уже косвенно с ней знакома — Варя от неё в восторге. Она её обожает. Алиса учит её танцам.
Он добавил это как факт, с такой теплотой в голосе, что я не удержалась и посмотрела на него — по-настоящему.
Я, по-прежнему стоя босиком в его рубашке, с растрёпанными волосами и лицом цвета свёклы, поспешно пробормотала:
— Эм… здравствуйте. Простите. Очень извиняюсь за… всё, — я попыталась не махнуть рукой, чтобы не распахнуть рубашку снова, — особенно за утренний… спектакль.
— Ну, здравствуйте, Алиса, — сухо отозвалась она, наконец открыв глаза. — Простите и вы. Я не знала, что в квартире, кроме сына, может быть кто-то ещё. Да ещё и… так.
— Я думала, он один живёт.
— Он и живёт один. Просто... иногда я захожу. Документы. Варе что-то.
— Понимаю.
— Вы учите Варю танцам?
— Да.
— А спите с её отцом?
— Мама! — рявкнул Виктор.
Я открыла рот — и снова закрыла.
— Просто уточняю, — вздохнула она. — Знакомство с утра… слишком эффектное. Я уже кофе не хочу.
— Тогда сварю тебе чай, — устало сказал Виктор, проведя рукой по лицу. — И кофе тоже сделаю. Себе. Мне он теперь точно нужен.
— Только не забудь про валерьянку, — буркнула его мать, обвела взглядом меня с головы до ног и добавила: — Ладно… хоть рубашка хорошая. Сын, ты, значит, теперь модуешься?
Я нервно усмехнулась и пробормотала:
—Пожалуй, я пойду… оденусь.
— Очень хорошая идея, — тут же отозвалась она, скрестив руки на груди. — И желательно без новых эпизодов драмы на лестничной площадке.
Я кивнула и быстро скрылась в комнате, чувствуя, как уши горят огнём. Дверь прикрылась за мной, и я выдохнула — как будто только что пробежала марафон в нижнем белье на глазах у всей страны.
Сзади донёсся голос Виктора:
— Мам, ты как всегда... вошла эффектно.
— Не я тут эффектна, Витя. Эффектна — твоя девушка. Особенно в твоей рубашке. Ты бы хоть предупредил, что я могу застать вас... в кадре.
— Ты ж всегда без предупреждений, — пробормотал он, открывая шкаф.
Я вышла из спальни, уже одетая, хоть и с мокрыми волосами — как могла, привела себя в порядок наспех. На кухне пахло чаем и обжаренным хлебом. Виктор стоял у плиты в той самой серой футболке, в которой я впервые его увидела, а его мама сидела за столом, с чашкой в руках и выражением лица «я тут хозяйка, но пока молчу из вежливости».
Я встала в дверях и, усмехнувшись, сказала: