Она наклонилась ко мне, прижалась лбом к моему плечу.
— Ты всё равно не уходи, ладно?
Я обняла её крепко. Настолько крепко, насколько позволяла сила.
— Я никуда не уйду. Никогда. Даже если появятся сто фей — я останусь твоей Алисой. Всегда.
И Варя прошептала:
— Хорошо. Потому что если ты уйдёшь, я не знаю, кто будет знать про мои носки с лисами.
Я рассмеялась. И тут же уткнулась носом ей в волосы, потому что слёзы подступили, но я их не выпустила. Ради неё.
Мы вышли из раздевалки вместе. Варя сжала мою ладонь сильнее, чем обычно — в ней было волнение, нетерпение, и что-то ещё… детская наивная вера в чудеса, которую трудно удержать.
У входа стоял Виктор. Рядом — Вика. Всё такая же безупречная. Сдержанная. Непроницаемая. Но глаза горели — и я видела: она чувствовала, что заново вступила на эту сцену. Свою. Только вот декорации изменились. И актёры — тоже.
— Ну что, Варюшь, — голос у неё был ласковым, даже чрезмерно, как будто она читала с листа. — Устроим с тобой вечер мамы и дочки?
Я почувствовала, как Варя чуть замерла. На долю секунды. Потом подняла глаза на Виктора и нерешительно сказала:
— А можно?
Он напрягся. Я видела, как сжались его пальцы, как он едва заметно качнул головой.
— Нет, — коротко бросил он.
— Виктор, — тут же вскинулась Вика, голос стал холоднее, — я её мать. И я имею право проводить с ней время. Ты не можешь мне запретить.
Варя всё ещё смотрела на него. С ожиданием. С лёгкой надеждой. Она не рвалась к ней. Но… она хотела попробовать. Потому что детское сердце всегда ищет, где тепло.
— Пап, — тихо спросила она. — Можно мне?.. Один раз?.
Виктор перевёл взгляд на меня. И в этом взгляде — весь груз решений, которые невозможно принять правильно. Я шагнула ближе, положила руку ему на плечо. И прошептала:
— Пусть. Один вечер. Варя должна увидеть всё сама. Мы рядом. Мы подстрахуем.
Он медленно выдохнул. Потом опустился на колено перед дочкой:
— Один вечер. Хорошо?
Варя кивнула. Осторожно. С улыбкой. Вика взяла её за руку. Та чуть напряглась — но не выдернулась. Просто посмотрела на меня — как бы спрашивая, точно ли всё в порядке.
Я кивнула ей. И Варя улыбнулась шире.
Вика же не удержалась: кивнула в мою сторону и прошептала с ядовитым прищуром:
— С тобой мы ещё поговорим.
Я только улыбнулась. Невозмутимо. Потому что мне нечего доказывать.
Прошла неделя.
Неделя тревожных взглядов. Тишины за ужином. Вариного щебетания, за которым мы прятали свои настоящие чувства. И вот сегодня — редкий момент, когда все собрались за одним столом. Только женщины. Только «наши».
Я, Наталья — мама Виктора, Марина — бывшая няня Варюшки, и, конечно, Полина, без которой я бы уже давно уехала в Тбилиси открывать кафе и рыдать в вино.
Мы сидели на кухне. Я налила чай. Варя где-то носилась по квартире с фломастером в руках и то и дело кричала:
— Смотри! Это ты, Алиса! А это баба с крыльями! Она тебя спасает!
— Почти как в жизни, — вздохнула Полина, откусывая пряник.
— Ну? — сказала Наталья, скрестив руки. — Рассказывай. Всё. Без глянца.
Я вдохнула.
— Вика. Она пришла в студию. Представилась Варе. Без разрешения. Назвалась её матерью прямо при ребёнке. Виктор… он растерялся. Не ожидал, что всё так быстро произойдёт. А потом…
Я замолчала. Полина положила ладонь на мою.
— Потом началось то, чего ты боялась, да?
Я кивнула.
— Варя теперь… светится рядом с ней. Спрашивает про неё. Хочет быть с ней. А я...
— Ты боишься, что она выберет её, — тихо сказала Марина. — Это нормально.
Наталья не сдержалась — громко поставила чашку.
— Эта тварь... — произнесла она с таким ядом, что даже Полина моргнула. — Вы хоть понимаете, что она с ним сделала? Мой сын… Он был пустой. Как стекло. Ходил в офис, забирал Варю, молчал, спал по два часа. И ни разу не сказал, как ему больно. Только однажды... я увидела, как он плакал. В ванной. Думает, что я не слышала.
Я сжала кружку в руках. Слёзы подступили сами.
— Алиса, — продолжила она мягче. — Он впервые начал жить, когда ты пришла. Когда Варя стала смеяться не только в садике. Когда в доме снова появился запах кофе и женских духов. Я это не отдам. Не ей. Ни за что.
Полина хмыкнула:
— Надо быть очень глупой женщиной, чтобы променять живую семью на спектакль.
Я подняла глаза.
— Вы правда верите, что Вика... не ради Варюшки?
Наталья и Марина обменялись взглядами.
— Она вернулась ради денег, — сказала Наталья. — Я её видела, я её знаю. Она никогда ничего не делала просто так. И уж точно не из любви.
Я выдохнула. И вдруг почувствовала, как во мне поднимается не паника, не страх — а что-то другое. Уверенность.
— Тогда мне придётся быть рядом.
Полина кивнула:
— Вот. Вот это моя Алиса. Теперь точно не дам тебя в Тбилиси.
И где-то из коридора Варя закричала:
— Мама пришла! — крик Варюшки прозвучал в ту же секунду, как хлопнула входная дверь.
Я резко встала. Сердце ёкнуло.
— Варя?! — выкрикнула я и выбежала в коридор.
Она уже стояла у распахнутой двери, босиком, с одним крылом от бумажной феи, которое болталось на скотче.
А на пороге — Вика.
— Варя, ты почему сама дверь открыла? — строго спросила я, подхватывая её за плечи.
Но Варя даже не успела ответить. Вика шагнула вперёд, чуть склонилась и с язвой в голосе произнесла:
— А что, она не может открыть дверь родной матери? Или ты теперь и это хочешь ей запретить?
— Я не разрешала ей подходить к двери одной, — отрезала я, сдержанно, но достаточно громко.
Вика вскинула подбородок. Уже готовилась что-то сказать — в духе своей фирменной язвительности, но тут в прихожей появилась Наталья.
Вика вздрогнула. Почти незаметно, но я это увидела. Не ожидала.
Наталья шагнула ближе, спокойная, как ледяной штиль. Только в глазах — буря.
— А вот и ты, — сказала она, как будто встретила давно забытую должницу. — Не думала, что у тебя хватит наглости появиться в этом доме. После всего, что ты сделала.
Вика выпрямилась. Склонила голову — на её лице появилась дежурная улыбка.
— Наталья Сергеевна… добрый вечер.
— Он был добрым, пока ты не испортила его своим присутствием.
Варя стояла рядом, цеплялась за мой рукав. Смотрела то на одну, то на другую. И, несмотря на весь детский восторг, чувствовала — что-то не так.
— Я пришла просто проведать дочь, — продолжила Вика. — Без скандалов. Без претензий. Я не кусаюсь, честно.
— Нет, — спокойно ответила Наталья. — Ты не кусаешься. Ты — душишь изнутри. А мы только начали нормально дышать.
Я почувствовала, как у меня за спиной подоспели и Полина, и Марина. Вика вдруг поняла, что стоит не перед одной «Алисой», а перед настоящей стеной.
— Варя, солнышко, — тихо сказала я, опускаясь к ней, — иди к себе. Поиграй, ладно? Я сейчас подойду.
Она кивнула и исчезла за поворотом коридора.
— Так вот что, — сказала Наталья, делая шаг вперёд. — Уходи, Вика. Пока всё не закончилось хуже, чем ты ожидала. Тут тебе не будут рады. Ни сегодня. Ни завтра. Ни через год.
— У тебя нет права так со мной разговаривать, — процедила Вика.
— А ты — утратила его, когда бросила мою внучку, — отчеканила Наталья. — И знаешь, что самое страшное? Не то, что ты тогда ушла. А то, что сейчас ты вернулась не ради неё. И это видит каждая женщина в этой комнате. Кроме, может быть, пятилетней девочки. Пока.
На этот раз Вика не ответила. Просто развернулась. Каблуки стукнули по полу, и она исчезла за дверью.
Я медленно выдохнула. А Наталья повернулась ко мне:
— Если она появится тут ещё раз без Виктора — зови меня. И я ей объясню, где она живёт.
Полина шепнула:
— Не женщина. Артиллерия.
— Он был добрым, пока ты не испортила его своим присутствием.
Глава 32
Виктор
Я только закрыл ноутбук и потянулся за пиджаком, когда телефон завибрировал на столе. Вика.
Я не хотел брать. Не был готов. Ни на секунду. Но интуиция — та самая, которая срабатывает, когда рядом с твоей жизнью снова разгорается пожар, — уже толкала: возьми. Это важно.
— Алло?
И сразу — всхлипы. Судорожные, будто она вот-вот задохнётся.
— Вика? Что случилось?
— Они... — её голос сорвался. — Они чуть не вышвырнули меня из квартиры!
Я замер.
— Кто — «они»?
— Твоя мама, твоя любовница и эта… эта!!!
пришла просто увидеть Варю! Спокойно! Без конфликтов! А они накинулись, как волчицы! Особенно твоя мама… Виктор, она меня унизила при ребёнке!
Я сжал переносицу. Вдох. Выдох.
— Ты пришла туда без меня, хотя мы договорились, что я буду рядом, если речь о Варе.
— Я думала, Варя обрадуется! Я — её мать, Виктор! Я не обязана ждать разрешения, чтобы видеть своего ребёнка! Я дала ей жизнь, я… я чувствовала, как она ко мне потянулась! — голос сорвался окончательно, превратился в сдавленное рыдание. — Но там была такая враждебность… Она всё почувствовала. Она смотрела на меня и чувствовала, как меня там… ненавидят! Это же ребёнок, Витя!
Я обернулся к окну. Темнеет. Фонари отражаются в стекле. Город живёт, а я стою в центре бури, которую сам когда-то заткнул в ящик и закопал как можно глубже.
— И ты думаешь, ты помогла ей этим визитом? — спросил я тихо.
— Я не могу быть матерью только по графику, Витя! Это не суд. Это не режим общения! Я хотела, чтобы она увидела — я рядом. Что я есть. Что я борюсь!
— Ты опоздала на пять лет, — сказал я жёстко. — Пять. Она уже всё выстроила. У неё есть стабильность. Семья. У неё есть Алиса.
— Алиса… — голос Вики снова стал холодным. — Она не мать. Она может быть хоть трижды чудесной женщиной, но она — никто Варе. Я мать. И я не позволю, чтобы меня оттеснили на задний план.
Я молчал. Потому что чувствовал, как внутри начинает подниматься злость. Но теперь — не от боли.