Карл, как обычно в наряде черного цвета, казался еще более бледным, чем всегда. Он стоял, сжимая исхудавшими пальцами кованые перильца, и вглядывался в отсветы пламени, плясавшие над Парижем. Возле сына, чуть сзади, замерла Екатерина. Ее мрачная улыбка походила чем-то на таинственную усмешку сфинкса.
— Для чего вы позвали меня сюда? — осведомился король.
— Чтобы вы полюбовались на эти сполохи, Ваше Величество.
— Праздничная иллюминация? Мои возлюбленные подданные ликуют.
— Нет, Ваше Величество, ваши подданные поджигают дома, где собирались гугеноты… Вот еще пламя взметнулось… видите, слева…
Бледное лицо Карла IX побагровело.
— Слава Богу, они хотя бы не додумались подпалить Лувр, — ухмыльнулась Екатерина.
— Клянусь кровью Христовой! Я велю казнить этих негодяев! — разозлился король. — Где Коссен?!
— Успокойтесь! Вы рехнулись, Карл! — принялась сердито отчитывать сына королева. — Вам что, нужно, чтобы в Париже начались волнения, а, возможно, и бунт?
— О чем вы, матушка?! — дрогнувшим голосом проговорил Карл.
— О том, что происходит на самом деле! Вы решили добиться мира между католиками и гугенотами. Господь свидетель: я очень этого страшилась. Вы же погубите всех нас! Разве вы не замечаете, что с того дня, как здесь появились Жанна д'Альбре, Генрих Наваррский, принц Конде и адмирал Колиньи, над нами нависла ужасная угроза? Вы безумец, Карл! Разве вы не слышали, как роптал народ, как возмущалась знать, когда вы отдали гугенотам Ла-Рошель, Коньяк и Ла-Шарите? Слепец! К тому же вы пренебрегаете предостережениями свыше!.. Так взгляните же хотя бы на это зарево, сир! Теперь вы готовы взывать к Богу? Но Он глух к вашим мольбам! Неба не видно, звезды исчезли, и адская тьма опустилась на вашу столицу, Ваше Величество!
Над Парижем взметывались языки огня, и снопы искр взлетали, ярко светясь во мраке ночи.
— Вот так отнеслись горожане к помолвке вашей сестры! — кивнув на пылающие здания, заявила королева.
Сжав зубы, Карл IX не сводил расширившихся глаз с полыхавшего Парижа. Временами тело короля сотрясали конвульсии.
— Выслушайте же меня, Карл, — настаивала Екатерина Медичи. — Вам хорошо известно, как я мечтала о мире; вы помните, через какое унижение я прошла, дав согласие на то, чтобы моя дочь обвенчалась с сыном этой надменной Жанны Д'Альбре. О, я тоже была так наивна! Надеялась, что католики и гугеноты смогут жить в согласии! Но примирение с протестантами нереально — это нелепая фантазия, бред сумасшедшего! Церковь обязана искоренить ересь — или придет конец ей самой!..
Для двух сил нет места под солнцем, и мир слишком мал, чтобы они могли существовать, не мешая друг другу. Одна из них должна исчезнуть. Но ведь не может же погибнуть Церковь, Святой Престол и сам Господь! Значит, суждено сгинуть ереси. Ее надо выжечь каленым железом!.. А чтобы уничтожить ересь, необходимо истребить еретиков!
— Мадам, ваши слова ужасают меня! Неужели положение настолько отчаянное, и виной всему — мое желание прекратить кровопролитие?
— Так я вас не убедила? Тогда ознакомьтесь с сообщениями посланников, которые пишут нам из всех христианских столиц! Вы забыли, что король Испании поделился с нами своими планами? Он собирает войско, чтобы защитить истинную веру, которая обречена на гибель из-за нашей нерешительности!
— Что ж, я буду сражаться с испанцами.
— Глупец! Почитайте депеши из Венеции! Из Пармы! Из Мантуи! Прислушайтесь к голосам монархов Священной Римской Империи! Все, все они порицают нас и угрожают нашим землям!
— Значит, мне придется воевать со всей Европой!
— И с самим папой римским?! — в гневе вскричала Екатерина. — Это кончится тем, что вас отлучат от церкви — представители Его Святейшества уже намекали на это.
— Клянусь адским пламенем, мадам! Папа — это, разумеется, папа, но все-таки и я — король Франции!
И Карл сжал пальцами парапет и горячо воскликнул:
— Не спорьте со мной! И перестаньте мне возражать! Я желаю мира — и в этой стране воцарится спокойствие! Если будет нужно — я объявлю войну Испании, Священной Римской Империи и самому Его Святейшеству!
— И на кого же вы намерены опереться? — ледяным тоном осведомилась королева.
— На свои полки, на знать, на наших верных подданных!
— Ах, на наших верных подданных? Что ж, пошли послушаем, чего хотят ваши верные подданные!
Сказав это, Екатерина схватила Карла за руку и увлекла его за собой. Быстро миновав анфиладу роскошных комнат, мать и сын оказались в обширном зале, окна которого смотрели не на реку, а в противоположную сторону.
— Вы толковали о знати, — снова заговорила королева, — однако на кого вы можете положиться? На Гиза, который, затаившись, плетет свои мерзкие интриги? На Монморанси, который засел в родовом замке вместе с бунтовщиками?
— С какими еще бунтовщиками?
— А с теми двумя подлецами, которые прямо тут, в стенах Лувра, нанесли нам с вами страшное оскорбление!
— И вы точно знаете, что Монморанси взял их под свое покровительство?
— Безусловно, сир. Он, как и все ваши дворяне, в любую минуту может выступить против вас… Чернь же… Да вы только послушайте…
Екатерина подтащила сына к распахнутому окну. На площади, за крепостным рвом, окружавшим Лувр, волновалось людское море; раздавались крики «Да здравствует месса!» и «Долой гугенотов!». Но эти вопли заглушал восторженный рев, зарождавшийся в недрах толпы явно по мановению чьей-то опытной руки.
— Слава Гизу! Слава нашему предводителю!
Карл стремительно обернулся к матери:
— Как это понимать? Кто их предводитель?
— Вы что, не слышали, Ваше Величество? Генрих де Гиз!
— И во главе чего же он стоит?
— Как это — чего же? Во главе католического войска, естественно!
— Мадам, перестаньте загадывать мне загадки! Какое католическое войско? Кто его собрал?
— Карл, в этом войске — все ваши подданные. Знать, которая не потерпит, чтобы гугеноты получили те же права, что и преданные защитники престола; простолюдины — смотрите, вот они, размахивают протазанами; весь народ поднялся с оружием в руках, не желая отдавать на поругание святую веру… Это и есть католическое войско!
Карл IX резко закрыл окно и нервно забегал по залу.
— Как же быть? Как же мне быть? — шептал он.
— Клянусь Девой Марией! Подумайте о ваших обязанностях государя и верного сына католической церкви!
— Но что вы мне посоветуете? Отречься от несчастного Колиньи? Ведь старик чуть не плачет от радости, когда я по-дружески беседую с ним… Оттолкнуть от себя Генриха Наваррского? Он сейчас готов вопить от восторга и клянется мне в вечной преданности… А, ладно! Поступайте как знаете, только оставьте меня в покое!
В этом был весь Карл IX. Екатерине понадобилось немало усилий, чтобы подавить рвущееся наружу ликование. Она стремительно приблизилась к сыну, пристально взглянула в его искаженное душевными терзаниями лицо и мрачно произнесла:
— Карл, ваша доброта принесет вам немало горя. Наивное дитя! Ты же распахнул ворота своей столицы перед хищными зверями! Веришь сладким речам Генриха Наваррского… А известно ли тебе, чем он занимался накануне переговоров в Блуа? Ты-то считал, что он находится в Ла-Рошели… Но спроси парижского прево…
— Продолжайте же, мадам!
— Ну что ж… Он тайно прибыл в Париж, в сопровождении Конде, д'Андело и Колиньи. И как ты думаешь, что они тут делали? Эти заговорщики собирались свергнуть тебя и захватить французский трон!
Лицо Карла залила мертвенная бледность; он принялся в ужасе озираться по сторонам. Екатерина, видимо, решила, что ей удалось как следует напугать сына. Пока этого было достаточно: не стоило слишком давить на Карла и торопить события. Она наклонилась к королю и прошептала ему на ухо:
— Никому ни слова, сир! Главное — скрыть от проклятых гугенотов, что они разоблачены. Сир, потерпите еще несколько дней, иначе мы погибли…
Королева покинула покои сына, спустилась по потайной лестнице и направилась в свою часовню.
— Паола! — позвала Екатерина.
Появилась служанка-флорентийка.
— Они здесь? — спросила королева.
— Да, Ваше Величество, оба.
— Хорошо, сперва — наемного убийцу, а затем — того, второго…
Служанка вышла и через минуту впустила в часовню мужчину. Тот согнулся перед Екатериной в почтительном поклоне.
— Здравствуйте, дорогой Моревер, — произнесла королева с обворожительной улыбкой. — Вижу, вы по-прежнему наш верный слуга. Когда нам нужен храбрый, сообразительный и преданный человек, мы всегда можем обратиться к вам.
— Ваше Величество льстит мне, — ответил Моревер.
— Вовсе нет, дорогой друг. Я умею воздавать должное истинным защитникам престола. Бедный государь!.. Не так уж прочно держится корона на голове моего сына… Кое-кто с завистью поглядывает на нее…
«Черт побери! — перепугался Моревер. — Старуха что-то пронюхала. «
Вслух же он сказал:
— Мадам, если нужно отдать жизнь ради процветания царствующей династии, я готов и жду лишь вашего повеления!
Однако на самом деле Моревер с трудом скрывал страх. Он нервно озирался, чтобы удостовериться, что в часовне кроме них с королевой никого нет. Но если уж мы заговорили о Моревере, то опишем его поподробнее. Это был человек лет тридцати, хорошо сложенный, достаточно худой; его светлые волосы отливали рыжиной, а серые глаза блестели как два стальных клинка. Лицо было вполне приятным, поведение — раскованным. Двигался этот мужчина с изящной грацией хищного зверя и казался весьма привлекательным. Он был гибким и сильным, славился как отличный фехтовальщик и меткий стрелок; он и правда отменно управлялся и со шпагой, и с пистолетом. Никто не мог объяснить, каков статус Моревера при королевском дворе. Для всех было загадкой, откуда он родом, где обитает, имеет ли близких. Но его уже долгое время удостаивал своим расположением брат Его Величества герцог Анжуйский, которому Моревер помог когда-то уладить несколько дел — таких, в каких столь темная личность способна услужить принцу крови. Герцог Анжуйский представил Моревера своей матери, сказав о нем так: