— Тише, тише.
Эйд обнял меня, прижимая сильнее, погладил по волосам. Потом долго шептал что-то успокаивающее. Под звук его голоса я вновь провалилась в черноту.
Глава 7
После той ночи Эйд стал как будто немного мягче. Он все чаще оставлял меня без надзора, а я старалась по полной использовать свободу. Перестала просиживать часы в библиотеке, брала книги с собой и устраивалась на лавочке во внутреннем дворике. Правда, переводить приходилось в комнате, чтобы не вызывать подозрения у окружающих. Не могла обычная помощница, никогда не учившаяся в Академии, свободно читать на латыни.
Эйден больше не заглядывал через плечо, не выражал недовольства несоответствием реальности его ожиданиям. Молча листал мои записи, делая себе какие-то пометки. А я не лезла с вопросами об истинной цели его поисков.
Вот только мне все еще не давал покоя тот факт, что Эйден оказался неподалеку, когда меня выкинуло в этот мир. Я всю неделю пыталась поймать его в наилучшем расположении духа, чтобы спросить об этом. Иногда начинали закрадываться мысли разломать новую кушетку, на которой я спала, чтобы снова провести ночь рядом с ним. Уж слишком внимательным и заботливым он оказался утром после того единственного раза, что нам пришлось спать в сантиметре друг от друга. Правда, теперь он на ночь всегда давал мне выпить успокаивающий настой, сказав, что моя психика не совсем хорошо справляется с навалившимися переживаниями, раз меня начали мучать кошмары.
Случай ухватиться за нужную тему выпал совершенно неожиданно. Перед сном, когда я глотала травяной отвар, Эйден спросил, не повторялся ли мой ночной кошмар. Неожиданно сел рядом.
— Ты все еще стонешь во сне. Но хотя бы не кричишь, как тогда.
— Такого ужаса мне больше не снилось, спасибо. — Я кивнула на бокал в руке. — Снится что-то тревожное, но хотя бы не эти чавкающие звуки из темноты.
Он нахмурился.
— Потрошители. Они точно больше не опасны.
— Кто это?
— Когда ткань мира прорывается, впуская попаданку, эти твари лезут с изнанки. Пожирают лохмотья магии и того, кто несет на себе отпечаток перемещения.
Меня передернуло. Эйден поспешил добавить:
— Тебе повезло, что они не успели до тебя добраться. Но от них не осталось и следа, так что спи спокойно, это был просто кошмар.
— Эйден.
— Да?
Сердце заколотилось. Сейчас или никогда. Максимум он не ответит. Ну, наорет еще. Ничего страшного. Но я боялась услышать ответ, поэтому медлила.
— В тот день… ночь…
— М?
Я собралась с духом и выпалила:
— Как ты меня нашел? Это ведь было далеко от твоей спальни. Как ты оказался в нужном месте в нужное время?
Сжала кулаки, опуская взгляд. Толчок сердца, еще один. Эйден протянул руку и осторожно высвободил бокал из судорожно сжатых пальцев.
— Это не совпадение.
К горлу подкатил комок. Это он виноват в том, что я оказалась здесь? Как иначе…
— Это мой дар.
— Что? — Я подняла глаза.
Эйден смотрел спокойно, с легкой улыбкой.
— Ты невнимательно читала или в твоих учебниках этого не было? У каждого мага есть своя особенность. Некоторые способности передаются по наследству, как, например, способность к регенерации у Морта. Кроме этого существует магический дар. Каждый, в чьих венах бежит хоть малая частичка магии, изначально может чуть больше, чем обычный человек. — Он посмотрел в мои загоревшиеся глаза и усмехнулся. — Нет, это не чтение мыслей, не умение проходить сквозь стены. Просто чуть бóльшая чувствительность в какой-то области. Иногда это полезно, как умение чувствовать опасность у боевых магов, но бывает и наоборот. Например, слишком чувствительное восприятие чужого настроения может однажды сломать человека. Если маг рано понимает свой дар и находит возможность его развивать и использовать, ему не будет равных в его сфере. Возьми того же Морта — он настолько неорганизованный, что с трудом может дождаться окончания лекции. Но в нашем деле ему нет равных. Кто-то бросает на это все свои силы и время, а он все делает играючи. Просто потому, что внимательные родители рано обнаружили его дар и смогли развить его чутье на алхимические элементы и их реакции. Но чаще всего бывает так, что магу достается совершенно бесполезный дар. Или он не хочет двигаться в том направлении, в котором этот дар можно было бы применять.
— Ты чуешь попаданок?
— Не совсем. Я улавливаю зарождающиеся колебания в ткани мира. Представь себе извергающийся вулкан. Перед тем как горячая лава вместе с дымом и пеплом начинает прорывать поверхность земли, где-то глубоко внизу происходят невидимые и неощутимые обычному человеку процессы. И лишь в самом конце, когда спасаться уже поздно, земля начинает дрожать, предвещая скорое извержение.
— У вас еще не умеют это предсказывать?
Он наклонил голову.
— Любопытно. Ваш мир, оказывается, не такой отсталый, как нам говорили. Но к сути. Перед тем как миры соприкасаются и девушка — обычно это девушка — попадает к нам, по ткани мира проходит сильнейшая дрожь. Обычные маги ее не замечают. А вот мне, — он иронически хмыкнул, — повезло. За несколько часов я чувствую, что сейчас что-то произойдет, и могу уловить эпицентр разрыва.
— Подожди! Ты с такой уверенностью это говоришь, ты уже раньше сталкивался с этим?
Он нахмурился.
— Однажды, давно. Мне было лет десять, не больше. Я почувствовал странные колебания, но, когда решился и добрался до места, от девушки уже ничего не осталось.
— Эти твари?..
Он кивнул.
— Отец потом рассказал мне, что они исчезают, как только сжирают всю оборванную ткань мира, — уходят обратно на изнанку до следующего прибытия.
Он замолчал. А я почувствовала, что на сердце стало легче. Прикоснулась к его пальцам. Почему-то испугалась, что он отдернет руку, но он не шевелился. Легонько погладила белую кожу. Он опустил глаза, наблюдая за моими действиями.
— Я рада, что меня нашел именно ты. Хотя лучше бы мне вообще сюда не попадать.
— Да, лучше бы… — повторил он глухим голосом.
На следующий день я упросила Эйдена показать мне ту аудиторию, в которой он меня нашел. При свете дня она уже не казалась такой огромной, а может быть, я постепенно начала привыкать к местным масштабам. Аудитория почти ничем не отличалась от других, хотя мне мерещилось, что в ней есть что-то таинственное. Я облазила все углы, обшарила все возможные закоулки, хотя сама не понимала, что ищу. Что-то, что даст хоть какую-то подсказку?
Эйден стоял у двери, следя за каждым моим движением, но ничего не спрашивал. Я прошла в конец аудитории и присела за парту. Вот примерно здесь я и очнулась. Провела руками по гладкой столешнице, опустила голову на локти, попыталась прислушаться к себе. Должно же быть хоть что-то! Никакого отклика, никакой подсказки.
— Это не тот стол.
— А?
Эйд отошел от двери, указывая в центр аудитории.
— Их все отбросило вот примерно сюда, когда я разорвал потрошителей. А расставлял я их как придется. Так что если ты ищешь то самое место, где очнулась, оно может оказаться за любой из этих парт.
Я вскочила, ударившись об угол. Как и в тот раз. Но Эйд подарил мне крошечный осколок надежды. Я бросилась к началу ряда
и, чуть ли не уткнувшись носом в парту, осмотрела столешницу. Ничего. Следующая. Опять ничего. Весь первый ряд — полный ноль.
— Я могу помочь?
Я отмахнулась. Кажется, сейчас мы немного поменялись местами. Я не знала, что искать, а Эйден не мог помочь.
Лишь в середине последнего ряда я, уже почти потеряв и без того слабую надежду, нащупала подушечками пальцев какие-то углубления, незаметные на первый взгляд. Провела по ним, внимательнее присмотрелась. Почти стерто, едва-едва видны некоторые буквы: Mes…s О…s…ra, ani… ti… et… te ut m… …rat. Мессиас Обскура. Темный Мессия. Это точно оно. Я опустилась за стол, продолжая водить пальцем по стертой надписи. Animam tibi — «я отдаю тебе душу». И это единственное, что я могла воспроизвести. Слишком плохо видны буквы.
Эйден подошел почти неслышно. Наклонился надо мной, отвел в сторону мои пальцы, открывая надпись.
— Призыв к Темному Мессии. Это ведь просто суеверия.
— Это оно, Эйд. В нашем мире не существует никакого Темного Мессии. Но именно эту надпись я прочитала дважды перед тем, как оказалась здесь. И если я прочту ее снова, может быть, я смогу вернуться?
— Линн, мне жаль.
Я и сама понимала, что без точной фразы ничего не выйдет.
А учитывая, что мне практически напрочь отшибло память о последних минутах в моем мире, я могла бесконечно тасовать слова, пробуя снова и снова, пока меня не разорвет неверно произнесенным заклинанием. Нужно найти того, кто написал эту фразу, и вытрясти из него полный текст призыва.
— Эйд, что это за аудитория? Какие лекции здесь читают?
Он пожал плечами.
— Это одна из «плавающих» аудиторий. Ни за каким предметом не закреплена. Кому удобно в ней проводить занятие, тот и занимает. Она ведь небольшая, поток не вместится.
— Кто мог нацарапать на парте эту фразу? Она ведь почти стерта. Когда здесь меняли парты?
— Линн, я не знаю ответов на эти вопросы, прости. Я не интересуюсь такими вещами.
— Эйд, прошу тебя! У кого мне еще спрашивать?
— У Морта. Если даже он сам не будет знать, его многочисленные подружки вряд ли откажутся ему помочь. Но, Линн, будь осторожна. Порой ты сама не замечаешь, как говоришь странные вещи.
— Хочешь пойти со мной?
— Поверь, если я начну задавать подобные вопросы, это будет еще подозрительней.
Мы вышли из аудитории и направились к атриуму. Пятый день недели — неофициальный выходной, но в учебном корпусе было немногим меньше людей, чем в будни. Я хотела выйти на воздух, чтобы собраться с мыслями, а Эйд, как обычно, спешил в спальню, чтобы вернуться к моим записям. Последние дни он немного воспрянул духом. Я не спрашивала, но казалось, что он наконец наткнулся на что-то полезное для его изысканий. Хотя я не особо видела разницу между последним текстом и всеми предыдущими.