— Морт, если у тебя все, нам с Линн нужно работать.
— Всего два вопроса. Когда ты представишь свою помощницу официально? И где она спит? У тебя всего одна комната.
— Послезавтра утром. Ты все равно дольше не сможешь держать за зубами свой длинный язык.
Я снова повернулась к парням. Как назло, Морт именно в этот момент решил продемонстрировать длину языка. И да, в языке у него тоже был пирсинг. Янг поймал мой взгляд и ухмыльнулся. А Эйден ответил на второй вопрос:
— Спала на кушетке, которую ты разломал. Так что с тебя новая.
Не отводя взгляда от меня, Морт начал подниматься со стула. Кажется, его сигарета и правда подействовала, потому что он больше не морщился от боли.
— Линн, ты можешь спать у меня. Второй комнаты нет, но зато кровать раза в два больше, чем у Гранда. Места хватит для сна. И не только.
Я фыркнула. После недели один на один с Эйденом я уже начала думать, что в этой Академии все такие холодные. Было забавно видеть полную его противоположность.
— Считай, нам повезло, что Янг сюда вломился. Хотя я не планировал так рано тебя показывать остальным. Но теперь мы хотя бы знаем слабые места твоей легенды. Ты, конечно, хорошо ответила, но, Линн, больше так не рискуй. И сегодня придется свести твою татуировку, чтобы к первому дню недели она успела немного зажить.
— Ты сможешь это сделать за один день?
— Это не сложно. Но больно. А настойки от боли у меня нет, и сегодня я ее уже не достану.
— Может, у Янга найдется?
— Ты же его видела. Он любит боль. Если только один из его сортов табака попросить.
— Нет, я лучше потерплю. — Я слишком ярко вспомнила свое внезапное возбуждение и влечение к Морту. Перед внутренним взором до сих пор стояли его глаза с расширенными зрачками.
— Звучит разумно. Но кое в чем он был прав. Где тебе теперь спать?
— Я не привередлива. Могу и на полу.
— Простуду решила заработать? На этом полу за одну ночь она тебе обеспечена. Вечером навещу Морта, что-нибудь придумаем. А пока займемся дырами в нашей легенде.
Сперва Эйден устроил мне форменный допрос. Кто я, откуда, в каких родственных связях с ним. Эти факты я каждый день повторяла как мантру — тридцать раз утром и столько же перед сном. По легенде я приходилась Эйду настолько дальней кузиной, что мы и сами не могли вспомнить, чья прапрабабка была замужем за чьим прапрадедом. Уже упомянутый при Морте Традмор был настолько же далек от столицы, насколько мои знания были далеки от местных в первый день здесь. Так что пробелы в них легко можно было объяснить недостаточным уровнем образования в глуши. Собственно, и поступление в Академию при таком образовании мне никогда бы не светило, но Эйден сжалился и протащил меня сюда в качестве помощницы.
Глава 4
Конечно же, мне строго-настрого было запрещено упоминать латынь, не только ее знание, но и ее существование в целом. Так что для всех я была скорее кем-то вроде домработницы. Прибрать в комнате, отнести вещи в прачечную, сбегать в магазин за ингредиентами. Хорошо, хоть не сказал, что я неграмотна. А то, что я появилась здесь лишь в последнем триместре, объяснялось все той же отдаленностью моей родины от Академии и исключительной сложностью пути. Так что, почти как Ломоносов до Москвы, я чуть ли не всю дорогу шла пешком. Только если у Михаила Васильевича это заняло около месяца, то у меня — чуть ли не полгода. Я нашла на карте Традмор, прикинула количество километров. Правда, их сперва пришлось высчитать по жутко неудобной системе измерения. Оказалось, что он хоть и далек, но не так, чтобы идти пешком несколько месяцев. Но Эйден отмахнулся, сказав, что всегда можно отбрехаться срочными делами, которые не дали отправиться в путь в начале учебного года.
Когда я целиком проговорила всю историю, мне самой стало меня жалко.
— И после всех моих жертв ты мне еще и не платишь ни копейки!
— Я не собирался так говорить. Но теперь тебе и правда придется работать бесплатно. Почти как ваши эльфы-рабы.
— Лучше скажи, сколько что у вас стоит: одежда, обучение, услуги, товары…
Он кивнул на мой самодельный блокнот, и я стала записывать.
После лекции по ценовой политике Эйд погонял меня по общим знаниям. Я старалась придерживаться тактики «лучше меньше, да лучше» и не погружаться в детали. Иногда приходилось применять ловкий приемчик ухода от ответа, которым частенько пользовались на практических занятиях наши троечницы с хорошо подвешенным языком. Самым главным было повернуть разговор так, чтобы спрашивающий сам ответил на свой вопрос.
— Тебе впору в политику идти. Там такое ценится, — ворчал Эйден после того, как я испробовала этот метод на нем. — Но придраться не к чему. Если тебе никто не подсыплет сыворотку правды, ты выкрутишься.
— У вас и такое есть?
— У нас разное есть. Но, конечно, не в стенах Академии. Полагаю.
Затем он подошел к двери и снова начал устанавливать свою стену молчания. Когда закончил, обернулся ко мне.
— Готова?
Я замерла. Эта штука должна скрывать громкие звуки. Так насколько же будет больно стирать мою татушку, если он решил, что просто закрытой двери не хватит?
— Это обязательно? — Я кивнула на дверь.
— Если ты не хочешь, чтобы на твои крики к нам на этаж поднялись Бессменные.
— Но Морт ведь… Он выбил гребаную дверь к чертям! — Меня затрясло от страха. Больно будет настолько, что мои крики окажутся громче, чем грохот от упавшей двери? Нет-нет-нет, к такому я готова не была. — Почему эти Бессменные не пришли тогда?
— Потому что Морт хоть и выглядит полным кретином, но тоже умеет ставить заглушающие барьеры. Вот когда он вырубился, мне пришлось ставить свой. Заклинание не работает, если его создатель валяется без сознания.
— Эйден.
— Да?
— Будет очень больно?
Он кивнул.
— Я постараюсь быть осторожней.
— Может, все-таки у Морта спросим какую-нибудь дурь?
— Поясни.
— Зелье, сыворотку, какой-то дурман, который меня вырубит хотя бы на время.
— Линн. — Он почти нежно взял меня за руку. — Я не знаю, как твой организм отреагирует на непонятные смеси, которые делает Морт. Мы можем рискнуть, но последствия могут быть какими угодно, от самовозгорания до полного безумия. Максимум, что я могу, — это напоить тебя до беспамятства. Но весь завтрашний день ты будешь страдать от похмелья.
— Плевать, я согласна.
Все круги похмельного ада я успела пройти на втором курсе, когда трепет первокурсника поутих, а серьезность третьего курса еще не наступила, так что бояться похмелья было странно. Хотя здесь нет жирного и острого «Доширака» и растворимого аспирина — лучших друзей похмельного студента, но должны же быть в целительском крыле какие-то обезболивающие. Он кивнул и вышел из комнаты. Вернулся, когда я уже прокрутила все возможные воспоминания о болезненных ощущениях, которые мне доводилось испытывать, — и нанесение татуировки было совсем не на первом месте.
Эйден поставил бутылку на пол возле кровати. Достал из комода стакан и наполнил его доверху темно-рубиновой жидкостью.
— Это водка? — слабо спросила я.
Но Эйден никак не мог знать знаменитой цитаты*, так что на стуле он не подпрыгивал.
— Сильнейшее крепленое. Пей все сразу, не растягивай.
Я сперва сделала небольшой глоток, чтобы распробовать вкус. Хороший портвейн, не более. Зажмурилась и опустошила немаленький стакан. Под конец в меня уже не лезло, но я продолжала пить, помня о стене молчания, которая только и ждет моих криков. Эйден терпеливо ждал.
— Теперь можешь раздеться.
— Что, прости?
— Штаны можешь не снимать, но твоя… футболка мешает. Мне нужно больше пространства на коже.
Я забрала волосы в высоченный конский хвост, чтобы они как можно меньше мешали Эйду, но снимать футболку не торопилась.
— Жду, когда ты отвернешься.
Кажется, он умеет еще и глаза закатывать.
Я прикрылась покрывалом и легла на кровать лицом вниз. Эйд сел рядом, растирая руки.
— Скажи, как будешь готова.
Я поняла, что отступать уже поздно, и промычала «давай» в подушку. Горячие пальцы легли мне на шею, и я дернулась.
— Тише, — шепнул он и успокаивающе провел пальцем по татуировке. — Будет чувствоваться вот так, только медленнее и больнее. Не задерживай дыхание. Можешь кричать, а если станет невыносимо, скажи, я остановлюсь.
А потом меня коснулся огонь. Это было не просто больно. Это было втрое больнее всего, что я когда-либо испытывала. Я орала до хрипа, сотню раз умоляла Эйдена остановиться, но он только делал небольшую паузу, охлаждая горящую кожу потоком холодного воздуха, а потом продолжал. Мне казалось, что, если бы он просто решил срезать с меня кожу, было бы не так страшно. Его вторая рука давила мне на плечо, не давая дернуться. Иногда при моих криках его пальцы впивались слишком сильно, но я старалась отвлечься на это ощущение, чтобы хоть как-то успокоить кипящую лаву на шее.
Когда все закончилось, он наложил охлаждающую повязку и погладил меня по волосам. У меня к тому времени не осталось сил кричать, и я только плакала, вцепившись зубами в подушку. Эйд сполз на пол и начал гладить меня по спине. Покрывало давно сбилось куда-то к ногам, но мне было плевать на такую мелочь.
— Прости. Ты же сама понимаешь, это вопрос выживания. Мы не можем рисковать.
Я повернула к нему зареванное лицо. Эйд выглядел еще хуже, чем в день нашего знакомства. Лицо посерело, спутанные волосы промокли насквозь от пота, под глазами появились фиолетовые синяки не хуже тех, что были у Морта. Дышал он так же тяжело, как и я.
— П… паршиво выглядишь. — Я постаралась улыбнуться. Участок кожи под повязкой продолжал пульсировать, но это было уже ничто.