Эйдриан до этого провел бессонную ночь, которую нужно было компенсировать, и Кларисса, видимо, не настолько поправилась, как думала. Они больше спали, чем занимались любовью, хотя и то и другое было чудесно.
Когда в ванну вылили последнее ведро, слуги вышли из комнаты, оставив их вдвоем с Джоан. Когда дверь закрылась, Кларисса подошла к прикроватному столику, чтобы достать очки из лежащего там мешочка. Прошлой ночью, глядя на лицо спящего Эйдриана, она решила последовать совету леди Моубри и Киббла и начать носить очки. Но Кларисса так долго стеснялась их, что хотела начать это делать постепенно. Сначала она наденет их перед Джоан и посмотрит, как горничная отреагирует. Потом она, может быть, покажется в них перед другими слугами и, наконец, перед своими родственниками и мужем.
Выпрямившись с очками в руке, Кларисса помедлила, потом водрузила их на нос, спокойно достала книгу из ящика прикроватного столика и повернулась к ванне.
– Хотите, я... – Слова Джоан вдруг оборвались, и за ними последовал глухой стук, когда она уронила кусок мыла, который держала в руке.
Кларисса резко взглянула на горничную, пытаясь понять выражение ее лица. Ей не хотелось признавать это, но было похоже, что на лице Джоан отразился ужас. Как раз когда она пришла к этому выводу, горничная заставила себя отвести взгляд и выдавила сочувственную улыбку.
– Я... вы...
Кларисса жестом заставила ее замолчать. У нее не было желания обсуждать очки. Она вдруг почувствовала себя слишком расстроенной, чтобы слушать объяснения, и определенно не желала слышать никакие жалкие отговорки о том, что они выглядят «мило», после первоначальной реакции горничной.
Джоан помедлила, но не сказала ничего на эту тему, когда взяла Клариссу за руку и помогла ей залезть в ванну. Однако Кларисса заметила, что служанка постоянно поглядывает на очки.
Учитывая, что ее очки уже больше не были тайной, по крайней мере для Джоан, Кларисса не настаивала, чтобы ее оставили купаться одну, а позволила горничной помочь ей вымыть голову. Закончив, Джоан отошла, чтобы заняться одеждой, а Кларисса попыталась расслабиться и немного почитать. Но расслабиться оказалось трудно. Она все время ощущала, что Джоан продолжает тайком поглядывать на нее.
– Они настолько ужасны? – наконец спросила Кларисса, и Джоан виновато замерла.
– Что, миледи? – спросила горничная.
– Я так ужасно выгляжу в очках? – разъяснила Кларисса. – Вначале ты испугалась, а теперь продолжаешь таращиться на них.
– О нет, миледи, – торопливо заверила ее Джоан. – Я не испугалась. Они выглядят красиво. Я просто удивилась. Я не знала, что лорд Эйдриан посылал за новой парой. То, что вы увидели, было удивлением, а не ужасом.
– Гм-м... – с сомнением промычала Кларисса и пристально посмотрела на служанку. В последние несколько месяцев она видела эту блондинку каждый день, и ее лицо было знакомым, но все же теперь, в очках, она заметила то, на что раньше не обращала внимания. Джоан была довольно красива – на удивление хороша для служанки. Но потом Кларисса подумала, что нет причин, по которым горничная не может быть красивой. Ей просто казалось, что красивые женщины чаще получают лучшую работу – устраиваются продавщицами в магазине, например. Пожав плечами, Кларисса оставила эти мысли и вернулась к своей книге, но обнаружила, что теперь слишком взволнована, чтобы наслаждаться ею. Очки смущали ее больше, чем когда-либо смущала нагота перед служанкой.
Со вздохом отложив книгу, Кларисса принялась мыться, ни на минуту не переставая думать, что же делать дальше. Изначально она собиралась показаться в очках Джоан, и если все пройдет хорошо, надеть их перед остальными. К несчастью, все, по-видимому, пошло совсем не хорошо.
И все же когда-нибудь ей придется надеть их перед Эйдрианом или провести остаток жизни практически слепой, улучая иногда минутку-другую, чтобы, ускользнув в свою комнату, немного почитать.
Кларисса поморщилась от такой мысли. Все это казалось слишком несправедливым. Кроме того, если верить ее свекрови и Кибблу, Эйдриан боялся, что она сочтет его непривлекательным, если будет нормально видеть, и казалось жестоким оставлять его с этим мнением. Она знала, что в конце концов ей придется надеть перед ним очки. Конечно, она всегда это знала, но на самом деле оттянула бы это событие еще немного.
Но ненадолго, заверила себя Кларисса. Ей казалось, что Эйдриан на самом деле привязывается к ней. Он, несомненно, беспокоился о ней и, кажется, испытал облегчение, когда вчера ей стало лучше. Но все же...
– Трусиха, – пробормотала она себе под нос и встала в ванне. Наклонившись вперед, чтобы дотянуться до простыни, которую Джоан положила рядом, она остановилась, когда горничная подбежала, чтобы подать ее ей. – Спасибо, – сказала Кларисса. Быстро вытерев мягкой тканью верхнюю часть тела, она вышла из ванны, чтобы вытереть ноги, прежде чем последовать за Джоан к одежде, которую та приготовила для нее.
Полчаса спустя Кларисса была одета и спускалась вниз; ее волосы оставались еще чуть влажными, и она все еще была в очках. Она отчаянно храбрилась, но совсем не была уверена, что не сорвет их с носа, если наткнется на своего мужа.
Не все сразу, убеждала она себя. Все будет хорошо. Лидия сидела в столовой одна, когда туда вошла Кларисса, но пустые тарелки на столе говорили о том, что ее отец и Эйдриан, а возможно, и леди Моубри уже побывали здесь и ушли. Одного взгляда на лицо мачехи было достаточно, чтобы понять почему. Этим утром Лидия была мрачнее тучи. Кларисса вздохнула про себя, зная, что это ничего хорошего не предвещает. Она уже хотела повернуться и выскользнуть из комнаты, но тут Лидия заметила ее, и убегать уже не имело смысла.
– Вижу, у тебя теперь есть очки. – Лидия зло улыбнулась, когда Кларисса прошла к буфету, чтобы наполнить свою тарелку. – Они, должно быть, прибыли сегодня утром. Ты в них уже видела своего мужа? Теперь ты понимаешь, на что ты обрекла себя своим нелепым поведением? Теперь ты чувствуешь себя несчастной?
Кларисса не мешала вопросам сыпаться из нее, пока наполняла тарелку. Только после того, как она подошла к столу, села, развернула и расстелила на коленях салфетку и взяла вилку, она наконец сказала:
– У меня эти очки со дня накануне свадьбы, Лидия.
После ее заявления столовую наполнила тишина, и Кларисса воспользовалась возможностью положить в рот кусочек-другой. Она уже в третий раз подносила вилку ко рту, когда Лидия наконец заговорила.
– Ты вышла за него, зная, как ужасно он выглядит? – спросила леди Крамбри. – Боже мой! Ты что, сошла с ума? Как ты можешь терпеть, когда он прикасается к тебе?
Вздохнув, Кларисса опустила вилку.
– Вообще-то, Лидия, я не только вышла за Эйдриана, зная, как он выглядит; я знала, как он выглядит, даже до того, как он впервые поцеловал меня или занимался со мной любовью. Я видела его в первый же вечер на балу, когда он танцевал со мной. Каждый раз, когда он наклонялся, чтобы услышать, что я сказала, я видела его лицо. – Кларисса посмотрела мачехе прямо в глаза. – Я сочла его привлекательным тогда и считаю его привлекательным до сих пор. Мне жаль, что вы так не думаете. Но с другой стороны, ведь это не вы вышли за него замуж.
Она начала есть, сознавая, что Лидия снова уставилась на нее. Мачеха не отрывала от нее глаз, как будто она была шарадой, которую та не могла разгадать.
– Ты действительно счастлива с ним, – наконец удивленно произнесла Лидия. А потом, видимо совершенно сбитая с толку, спросила: – Как ты можешь быть счастлива с ним?
Кларисса подняла голову и печально посмотрела на сидящую напротив нее женщину. Похоже, Лидия действительно не понимала.
– Потому что он хороший и добрый, – мягко объяснила она и продолжила: – Потому что он обращается со мной как с принцессой. Потому что он заставляет меня смеяться. Потому что он делает меня счастливой. Потому что он не поленился читать мне, когда я не могла читать сама. Потому что он кормил меня и подавал вино, когда я не могла есть и пить на балах. Потому что, когда он целует меня, у меня поджимаются пальцы на ногах, а когда он занимается со мной любовью, я не могу сдержать мою страсть.
Как ни странно, при этих словах Лидия побледнела, как будто Кларисса ее ударила. Потом на ее лице появились и другие эмоции: злость, обида, зависть, смущение. Наконец вид у нее стал потерянным и удрученным.
Кларисса задумалась над ее реакцией, беря вилку и возвращаясь к еде. Прошло несколько минут, прежде чем Лидия оправилась достаточно, чтобы напасть снова; тогда она спросила:
– Он уже видел тебя в очках? Держу пари, что нет. Я что-то не заметила, чтобы ты носила их перед ним. Значит, они ему не нравятся?
Проглотив кусок, Кларисса положила вилку и нож по обеим сторонам тарелки. Потом она промокнула рот салфеткой, снова положила ее на колени, аккуратно сложила руки, подняла глаза на Лидию и сделала то, что должна была сделать еще несколько лет назад. Она спросила:
– Почему вы так сильно хотите видеть меня несчастной? Почему вы так меня ненавидите?
Вскочив со своего места, как будто ей дали пощечину, Лидия сказала:
– Не будь смешной. Ты моя падчерица. Я не ненавижу тебя.
– Но вы всерьез хотите, чтобы я была несчастной.
– Жизнь – это несчастье, Кларисса, – резко ответила мачеха. – Все твои мечты о детях и счастье? О любящем муже и доме? Забудь их. Фортуна – переменчивая стерва, и даже когда она дает тебе то, что ты, как тебе кажется, хочешь, вскоре ты понимаешь, что у тебя нет ничего. Лучше, пока ты еще молода, узнать, какой жестокой может быть жизнь, чем вырасти в любви и неге, а потом страдать от разочарований.
Кларисса молча смотрела на мачеху, чувствуя, что очень близка к пониманию. После паузы она спросила:
– Вас любили и баловали, Лидия?
– О да. – Она горько усмехнулась. – Я была избалована сверх всякой меры. Все, что я хотела, я могла получить. Все, что мне было нужно, тут же появлялось у меня.