Алла выскочила за дверь. Соня стянула еще один пирожок.
– Леночка, что мне делать? Я совсем запуталась. И знаете, просто удивительно, насколько разными бывают дети. Вроде бы одни родители, а дети – разные. Алла всегда была другой. Никогда меня не понимала. Она любила отца. У них была связь. А я ближе с Катюшей.
– А кто у вас туалет занял?
– Коля.
– Какой Коля?
– Муж Аллы. Мой зять. Он всегда был неразборчив в еде.
На кухню влетели Катя и Алла.
– Что он съел? – закричала Алла.
– Детский торт. Соня, между прочим, тоже его ела. Два куска схомячила. И ничего. Вон, еще и пирожком закусывает, – сказала Катя.
– Соня, положи пирожок немедленно, я сказала!
– Она все равно не будет олимпийской чемпионкой, пусть ест, – подала голос Любовь Михайловна.
– Мама! Ты специально меня довести хочешь? Коле плохо! Его тошнит!
– Ну, если бы я столько съела, мне бы тоже стало нехорошо.
– Ты опять заказала дурацкий торт! Ты хоть знаешь, что в него положили? – Алла продолжала орать на сестру. – Я же тебе говорила, что у Сони аллергия на сгущенку! Зачем ты дала ей блины со сгущенкой?
– Я забыла. Честно, – попыталась оправдаться Катя.
– Мам, а ничего, что этот мальчик, похожий на девочку, ест собачью еду? – раздался голос Маруси.
Все женщины вдруг замолчали и уставились на маленького Леню, который радостно жевал собачий корм.
– О боже, у него точно будет понос, – ахнула Любовь Михайловна.
– Тетя Катя, а Мотя лежит в коридоре и не дышит. Мама проверяла, сказала, что он жив, но я знаю – когда так говорят, то точно умер. Может, мертвого Мотю убрать из коридора? Он может испугать других детей и людей.
– Что? – ахнула Катя и кинулась в коридор. Вслед за ней бросилась Алла.
– Хорошая смерть. Во время праздника. Умер неголодным. Я его сервелатом накормила. Он за сервелат жизнь готов был отдать, – сказала Любовь Михайловна и стала перекладывать пирожки на блюдо. – Леночка, вам не кажется удивительным, что про ребенка все забыли, а к собаке все бросились?
Лена посмотрела на Леню. Маруся пыталась вырвать из его ручонки остатки корма. Тот пыхтел и из последних сил сопротивлялся.
– Любовь Михайловна, у вас есть что-нибудь детское?
– Каша овсяная. Я себе на утро запариваю.
– Давайте.
Лена добавила в кашу мед, развела молоком, усадила Леню на колени и принялась кормить. Леня ел как в последний раз. Послушно открывал рот и тянул к себе ложку, если Лена отвлекалась.
– Очень похож на своего деда, – заметила Любовь Михайловна.
– Марусь, иди найди Нюсю, поиграйте, – попросила дочь Лена.
– Нет, мне тут с вами интереснее. Туалет занят, в коридоре мертвая собака, торт съел дядя Коля, зачем мне туда идти?
– Очень разумная девочка, – улыбнулась Любовь Михайловна. – Аналитический склад ума. Не в тебя, Леночка, не обижайся.
– А чей внук Леня? – спросила Лена.
– Моего жениха, – ответила Любовь Михайловна и покраснела.
– Та-а-ак, Марусь, сбегай в гостиную, принеси какую-нибудь бутылку со стола, – попросила дочь Лена.
– Боже, Леночка, о чем ты просишь ребенка? – ахнула Любовь Михайловна.
– Вина или шампанского? – спокойно уточнила Маруся. – Или чего покрепче?
– Неси все, пока у Любови Михайловны не случилось инфаркта, – велела Лена.
Маруся радостно выбежала исполнять поручение, а Любовь Михайловна начала рассказывать.
– Леночка, деточка, ты веришь в любовь?
– Я не верю, а мама верит как маленькая, – объявила Маруся, появившись с бутылками вина и коньяка.
– Что там происходит? – уточнила Лена, наливая вина себе и Любови Михайловне.
– Звонят в ветеринарку, – равнодушно отозвалась Маруся. – Это надолго. Леню потеряли и искали. Но я сказала, что он ужинает на кухне. Нюся отстригает себе челку. Она давно мечтала о челке, но мама не разрешала. Еще один мальчик засунул в нос деталь от конструктора. Есть там нечего. Дядя Коля все еще сидит в туалете. Дядя Саша не вернулся. Стоит у ворот, чтобы встретить «Скорую помощь». Только я не поняла, для кого – для мертвого Моти или для пока живого мальчика. Рассказывайте уже. Я взрослая. При мне можно.
Любовь Михайловна, шестидесяти девяти лет, заслуженный педагог, преподаватель русского языка и литературы с более чем сорокалетним стажем, мать двух взрослых дочерей и бабушка троих внуков, влюбилась в соседа по даче. Точнее, ответила на его ухаживания. Неожиданно для себя. И вот теперь сидела над пирожками и пыталась разобраться в собственных чувствах. Ее возлюбленный, которого она хотела представить дочерям, сидел в гостиной, а его внук напился и наелся из собачьей миски. Любови Михайловне было прежде всего страшно. Так страшно, будто случилась первая любовь. Наверное, это и была первая любовь, ведь она уже и забыла, как это – любить и быть любимой. С первым мужем у нее никогда такого помутнения рассудка не случалось. Или она просто забыла? Как давно это было. Страшно сказать, как давно. В прошлой жизни. Со вторым мужем… Там и вспомнить толком нечего. У Любови Михайловны от воспоминаний начинала кружиться голова.
Но страшило и другое – сосед по даче, Петр, Петечка, ее Петечка, был на целых десять лет младше. Разве так бывает? Разве позволительны такие чувства в ее возрасте?
Первой перемены в жизни Любови Михайловны заметила ее старшая дочь, тридцатидевятилетняя Алла. Мама как-то глупо хихикала в телефонную трубку и на вопросы о здоровье отвечала невнятно. И вообще была неадекватна. Алла примчалась к матери, обогнав вызванную неотложку. Врачам она так и описала симптомы приступа: «Глупо хихикает. Гипертония». Неотложка ничего страшного, кроме легкого алкогольного опьянения, не обнаружила. Алла еще долго говорила, что это же по-настоящему страшно, поскольку мама позволяла себе бокал вина только по большим праздникам, а вот так, вечерком, без повода – никогда.
Младшая дочь Катя забила тревогу, когда бабушка отказалась посидеть с любимой внучкой Нюсей, сказавшись занятой. И именно ей мать рассказала под страшным секретом о «своем Петечке». Считалось, что Катя лучше понимает маму. Говоря откровенно, свою старшую дочь Любовь Михайловна просто боялась. Поэтому, глупо хихикая, призналась Кате, что Петр предложил ей не просто сожительствовать, а пойти замуж и даже венчаться. И пообещал удочерить ее дочерей и относиться к ним как к родным. Катя сказала: «Лишь бы ты была счастлива, мамочка», – и немедленно позвонила сестре.
– Она совсем сошла с ума? – закричала Алла.
– А может, это любовь? – предположила Катя.
– Ну какая любовь? Престарелый альфонс, вот он кто! – заявила Алла.
Алла хотела познакомиться с Петром, так сказать, официально и «посмотреть ему в глаза, задать пару вопросов и вывести на чистую воду». Но Любовь Михайловна заламывала руки и тоже что-то твердила про любовь.
– Так не бывает, – говорила Алла.
– А как же мировая художественная литература? – восклицала мама-педагог. – Почему ты отказываешь нам в праве на счастье?
Мама уже говорила «нам», что было плохим симптомом.
– Потому что счастья нет. Где оно, счастье?! – выкрикнула Алла чуть не плача, но было уже поздно спорить.
Катя, как конфидентка, сообщала сестре, что мама часто не ночует дома. И дело идет к свадьбе.
Алла предприняла последнюю попытку воззвать к материнскому разуму:
– Вспомни свою маму, нашу бабушку.
Катина и Аллина бабушка вышла замуж в семьдесят два года. По большой любви. Муж был младше на пятнадцать лет. Любовь Михайловна тогда сделала все, чтобы помешать их счастью, и поставила мать перед выбором – или новый муж, или она, Люба, и внучки – Катюша и Аллочка. Мать выбрала мужа. Любовь Михайловна больше ни разу и не поговорила с матерью. Девочкам сказала, что бабушка уехала жить в другой город. Навсегда.
– Я была не права тогда, – сказала старшей дочери Любовь Михайловна. – Ведь она была счастлива.
– Только ее муж очень быстро женился снова. Через месяц после того, как умерла бабушка. И дачу, она же переписала на него дачу! Нашу дачу! Ты забыла, как тогда плакала? Ты после этого веришь в светлые чувства?
– Она же была счастлива. Пусть несколько лет, но была! У меня все будет по-другому! – твердила Любовь Михайловна.
– Я не хочу тебя потерять. – Алла заплакала, как маленькая девочка, которая не знает, как ей поступить. Она всегда была старшей в семье. Пока мама читала ученикам «не по программе» Цвейга, а сестра плакала над Буниным, Алла работала – машинисткой, секретаршей, кем угодно. Не поступила в педагогический, как мечтала мама, а пошла в юридический. После института опять работала – по девятнадцать часов в сутки. Мама сокрушалась, что дочь совсем перестала читать книги. Алла читала исковые заявления. И не верила в Бунина. Вышла замуж, родила, узнала, что муж изменяет и хочет разводиться, усадила его за стол переговоров и популярно объяснила, что будет дальше – и про алименты, и про совместно нажитое имущество, и про время общения с ребенком. Муж Коля тут же пошел на попятный. Алла его шпыняла как хотела. Родила второго. Коля уже даже не рыпался – жена расписала в красках, что ему при дележе квартиры в лучшем случае достанется ванная. После рождения второго ребенка Алла стала делать адвокатскую карьеру, а Коля страдал колитами, гастритами и прочими заболеваниями желудочно-кишечного тракта. Алла не верила в любовь, а верила в силу аргументов. Коля лечился еще и от простатита. Почему Алла не развелась? Ни Любовь Михайловна, ни Катя объяснения не находили.
Любовь Михайловна мечтала о замужестве и венчании. В белом платье и фате. Обязательно в белом. Первый муж, отец Кати и Аллы, был против свадебного наряда и традиционного торжества. Да и денег не было. Второй муж вообще предпочел бы не расписываться, но Любовь Михайловна настояла. Брак продлился три года и завершился так же, как и начался – в канцелярии загса, быстро и официально: печать в паспорте, росписи.
Сейчас имелись пусть и не очень значительные, но сбережения, да и Петя хотел настоящую свадьбу, но радости такие планы не приносили. Любовь Михайловна знала, что Алла будет в ярости, Катя встанет на ее сторону. Но платье и уж тем более венчание дочери не одобрят. Алла так и вовсе потребует подписать брачный контракт, а Любовь Михайловна даже в своем почтенном возрасте и со своим богатым опытом продолжала верить в искренние чувства и человеческую порядочность.