– Ну ты как там? – спрашивала Лена у подруги. Они созванивались раз в три дня. Лена приглядывала за Любовью Михайловной, чтобы та ненароком не выскочила замуж.
– Отлично. Надо было давно переехать в маленький городок. Мне тут очень нравится. Все близко. Все знакомые. Соседка с радостью забирает Нюсю из детского садика. И Нюсе хорошо – у нее тут и социализация, и секции. Все время занята. Ты же знаешь, какая она активная. И я работаю. Представляешь? Оказывается, я не совсем отупела за время декрета.
– Ты не можешь отупеть с двумя высшими образованиями.
– Скажу тебе по секрету, я зарабатываю больше Сашки. И мне это нравится.
– Ты ведь вернешься в Москву? – рассмеялась Лена.
– Пока не собираюсь. Мама нормально?
– Да, тоскует, правда. Но я ее записала на скандинавскую ходьбу. Там группа для пожилых. В парке. Очень приличные люди собираются. Они даже соревнования устраивают, в масштабах парка.
– Тогда она точно замуж выйдет. Ну и пусть. А еще какие новости? – спросила Катя.
Лена так и не смогла признаться подруге, что Сашка оставил ей письма для Эм. Настоящие бумажные письма, запечатанные в конверты.
– Ты можешь отправлять ей раз в неделю? – попросил Сашка.
– Не могу. И Почта России не может. Они придут через год. Почему ты вообще меня об этом просишь? Я подруга твоей жены! У тебя совесть-то есть? Хочешь, напиши ей в соцсетях. Какие проблемы?
– Нет, ты не понимаешь. Она достойна настоящих писем. Написанных ручкой, чернилами.
– Сашка, ты совсем больной? – Лена искренне недоумевала. – А если я расскажу Кате? А я должна рассказать Кате, о чем ты меня просишь! Я дружу с Катей, а не с твоей Эм.
– Она знает. Если хочешь, можешь прочесть.
– Не хочу. Делать мне больше нечего. И ты совсем сошел с ума. Зачем ты делаешь больно своей жене? Нарочно? Это, в конце концов, жестоко. Катя ради тебя переезжает в другой город. Она думает о Нюсе, о семье, а ты?
– Знаешь, мне кажется, я написал роман в письмах. – Сашка ее даже не слушал.
– Вот и отлично. Я не буду их читать. И отправлять тоже. Иди на почту и сам отправляй.
О дальнейшей судьбе писем Лена не знала. Возможно, Сашка забрал их с собой и отправлял раз в неделю.
Катя же после переезда просто расцвела и с радостью смотрела в будущее. У нее началась новая жизнь. Лене казалось, что подруга будет даже рада, если из ее жизни исчезнет Сашка. Пусть бы он остался со своей идеальной Эм, а Катя смогла бы жить спокойно, растить Нюсю, работать…
Весь следующий год Сашка не переставал страдать. Порывался уволиться, вернуться в Москву, найти другую работу, не работать вовсе, а писать книгу. Он ныл без конца. Катя стала настолько независимой, что вообще перестала замечать присутствие мужа. Она работала, ее ценили. Нюся ходила на танцы и Катя по вечерам расшивала костюм для выступлений пайетками и даже этим была счастлива. Сашка беленился еще больше. Он то устраивал скандал на почве ревности, то изображал жертву, то мучился язвой, то мигренью. Катя освободила маленькую комнату, считавшуюся кладовой-гардеробной, купила раскладушку и перенесла туда все вещи мужа.
Сашка сидел в соцсетях, в которых Катя даже не была зарегистрирована. Лена получала одно сообщение за другим. Из писем следовало, что Эм не выходит на связь, и Сашка умолял Лену встретиться с Эм и выяснить причину молчания. Лена написала, что ни с кем встречаться не собирается. Сашка обиделся и замолчал.
Потом он заболел – сердце, тахикардия. Катя его выходила. Она продолжала работать, содержала всех. Сашка после болезни так до конца и не смог оправиться – часто проводил целые дни в кровати, писал письма, какие-то воспоминания, то брался за роман, то все выбрасывал и начинал писать «путевые заметки».
Потом вдруг его кидало к Кафке, и тут же, без перехода, он видел себя новым Маркесом или Набоковым. С работы его тихо уволили по собственному желанию, и в принципе не находилось больше оснований оставаться в том городе. Они могли вернуться в Москву. И Сашка этого хотел, а Катя – нет.
– Возвращайся, я останусь, – говорила она.
– Ты бросишь меня в таком состоянии? – Сашка был возмущен.
– У меня работа. Я не могу сейчас уволиться, ты же знаешь. Живи здесь, с нами.
– Это унизительно. Просто унизительно для меня как для мужчины.
– Ну что поделаешь? Придется поунижаться. Или давай разведемся.
– Как я могу тебя бросить одну с ребенком в чужом городе?
– Ты хоть определись, кто кого не может бросить – ты меня или я тебя. Все, я устала. Мне завтра рано вставать.
– Это упрек? Да? Потому что я не работаю?
– Саш, ты мне надоел, честно. Я тебя больше не люблю. И устала от тебя.
– А Нюся? Ты подумала о Нюсе?
– Я думаю только о Нюсе. Живу ради нее и брак сохраняю тоже только ради нее. Если ты этого до сих пор не понял, то мне жаль. И тебя жаль. Посмотри вокруг. Найди себе новое дело! Займись уже чем-нибудь!
– Я пишу роман.
– Да, я в курсе. Только я не твоя Эм. Боюсь, не смогу оценить. А пока – просто не трепи мне нервы. Или помогай, или уезжай. Я серьезно. Но если ты сейчас останешься, то я больше не хочу слышать ни про твою Эм, ни про твое творчество. Машина есть. Таксуй по ночам или кашу Нюсе вари. Делай хоть что-нибудь! Хватит лежать и таращиться в потолок! И да, если уж совсем начистоту, я хочу, чтобы ты уехал. Я справлюсь. И с Нюсей все будет хорошо. У нас все будет просто отлично. Ты меня слышишь? Я тебе гарантирую, что я буду самой счастливой женщиной в мире, а Нюся – самой счастливой девочкой. Но если ты не уедешь, сделай так, чтобы я тебе поверила. Попробуй завоевать меня. И теперь только я буду решать – что мне делать дальше, где жить, с кем жить. Это понятно?
– Ты изменилась, – буркнул Сашка. – С тех пор как мы переехали, я тебя не узнаю.
Естественно, он остался с Катей. Его одержимость Эм то сходила на нет, то вспыхивала с новой силой. Стоило ей ответить сдержанным «спасибо» на его письмо с поздравлением с днем рождения, как Сашка считал, что это – знак. Она его помнит, все еще любит и скучает. Эм не поздравила его с Новым годом, что Сашка счел «концом всего». Со временем Эм превратилась в его воображении в нимфу, бестелесную, неземную, и сообщение о том, что она выходит замуж, он воспринял как вселенскую трагедию. Мир для него рухнул. Со временем он придумал себе легенду, в которую сам и поверил – его Эм так и не смогла смириться с разлукой, не пережила расставания с ним и, чтобы заглушить боль, выскочила замуж за первого попавшегося, наверняка совершенно определенно – в этом нет никаких сомнений, – никчемного и недостойного человека. В представлении Сашки муж Эм был бородат и туп. Бесконечно туп. Надо признать, что муж Эм не был ни бородат, ни туп – умный, милый молодой человек, причем на семь лет младше Эм.
Тут Сашка чуть не слег с очередным сердечным приступом. Его задело не то, что муж Эм был достаточно умен, чтобы содержать ее и иметь достойную работу. А то, что он был моложе. И, по мнению Сашки, наверняка был альфонсом, который только прикидывался богатым и щедрым. Или современным рантье, который сдает квартиру умерших родителей и живет в свое удовольствие. Сашка слал проклятия рантье-альфонсу и Эм – за то, что так быстро его забыла и променяла на проходимца.
Надо признать, что Сашка при всех своих страданиях-переживаниях снова стал отличным отцом и вполне приличным мужем. Он варил по утрам кашу Нюсе, отводил ее в садик, возил по секциям, а в перерывах таксовал. Катя продолжала делать стремительную карьеру. Сашка готовил ужины, пылесосил, мыл посуду и время от времени дарил Кате цветы. И даже перестал упоминать Эм. Все свои мысли и чувства он изливал Лене, которую счел своей «конфиденткой» и ниточкой, которая связывала его с Эм. Естественно, Лена рассказывала обо всем Любови Михайловне – они так сплетничали. Но истории про Сашку и Эм перестали быть реальностью. Лене казалось, что она пересказывает новую главу любовного романа, а Эм и Сашка – всего лишь персонажи. Ни Любовь Михайловна, ни Лена Кате, естественно, ничего не рассказывали. Хотя она и так все знала.
Прошел год. Эм родила сына от рантье-альфонса, который продолжал обеспечивать семью, возить их на курорты и перевез в новую квартиру. Сашка снова начал биться в истерике и брызгать слюной на клавиатуру. Уж он-то все понимал в детях. И не сомневался, что ребенок от этого мерзавца будет больным, косым, убогим, тупым и носителем дурной наследственности. А когда Лена сообщила ему, что ребенок милый и умненький, судя по фото в соцсетях, Сашка, не моргнув глазом, тут же объявил, что удивляться нечему – восхитительная и идеальная Эм могла родить только идеального ребенка.
– У тебя есть идеальная дочь. Красивая и умная, – пыталась образумить Сашку Лена.
– Ну, естественно, она же моя копия, – неизменно отвечал Сашка.
Лена закатывала глаза. Нюся была копией Кати. От макушки до пяток. Даже характер материнский, что стало проявляться все очевиднее по мере взросления девочки. Она была веселой и хозяйственной. Любила шить, клеить, сооружать домики для кукол, печь с мамой печенье. Ее любили в детском саду – Нюся всегда была в хорошем настроении, не отказывалась помогать нянечке накрывать на стол и убирать посуду, редко плакала и не сооружала замки из снега. Она строила квартиру, лепя не круглые комочки, а квадратные: комочек – телевизор, еще комочек – тумбочка. Пока другие мальчики и девочки рыли рвы перед снежными замками, Нюся в своей персональной снежной квартире прорывала коридоры. Воспитательница Яна Петровна чуть не плакала от умиления и всячески поддерживала в Нюсе «бытовой» подход к действительности.
Все эти годы Лена очень хотела увидеть эту Эм. И Любовь Михайловна тоже хотела, чтобы уже сложившийся в голове персонаж обрел реальные черты.
Прошло еще два года. Катю перевели работать в Москву. Она содержала семью. Сашка занимался хозяйством, которого в загородном доме всегда хватает. Он чинил трубы, косил газон, возил Нюсю в школу, забирал, отвозил на кружки. Ездил в магазин, закупал на неделю продукты, готовил ужин, следил за состоянием бара. У них с Катей даж