Макс каждый раз удивлялся, когда Аня приходила и объявляла, что уволилась. Он совершенно был не против взять на себя функции «матери» – возить Анфису в школу, готовить ей завтраки и заплетать косы. Макс несколько раз предлагал Ане поменяться, так сказать, ролями, раз он со своим экономическим образованием никому не нужен, а она востребована и получает предложения о работе каждую неделю. Что, кстати, было правдой. Аня со всеми работодателями расставалась чуть ли не лучшими друзьями, и они периодически звонили и спрашивали, не хочет ли она вернуться.
Из-за работы у нее случались конфликты с матерью. Мария Константиновна, музыкальный работник с сорокалетним стажем, всю жизнь отработала на одном месте, в детском садике «Звездочка», и с большой неохотой ушла на пенсию. Без работы она выдержала две недели, после чего нашла ближайший к дому развивающий центр для малышей и устроилась туда учителем музыки. Оказалось, что в центре и возможностей больше, чем в садике, и размах шире – Мария Константиновна организовала целый ансамбль. Малыши у нее стучали на ложках, били в бубны и дружно голосили «Антошка, Антошка, пойдем копать картошку». Мария Константиновна освоила старенький синтезатор и готовила музыкальные номера ко всем праздникам. Родители «несадовских детей» слушались ее беспрекословно, покупали кокошники и солдатские пилотки для выступлений. На Восьмое марта подарили новый синтезатор.
– Как? Как ты можешь не работать? – кричала Мария Константиновна под грохот ложек и бубнов.
– Не хочу. Просто не хочу, – отвечала Аня.
– Я говорила, чтобы ты выходила замуж за музыканта! Говорила? Тогда бы вам было хотя бы о чем помолчать! О чем можно молчать с твоим Максом? О салатах?
– Мам, у нас все хорошо.
– Ты должна работать! Это же такое счастье! Быть нужной! Подай пример своему мужу!
– Мам, мы не в старшей группе детского сада. Я уже не могу подавать ему пример.
– Можешь! Обязана! Человек должен трудиться!
Аня в очередной раз вздохнула и согласилась с матерью, клятвенно пообещав ей выйти на ту работу, которую предложат. Она вообще не любила спорить, тем более под грохот деревянных ложек. И скрепя сердце попросила Вселенную о переменах. Глобальных. Судьбоносных. Записала в блокнот. Убрала блокнот в тумбочку. Потом достала и зачеркнула пожелание. Ну зачем ей судьбоносные перемены? И так ведь все хорошо! Но, как показало будущее, Вселенная успела ее услышать.
Не прошло и дня, как Аню через знакомых попросили приехать в подмосковную музыкальную школу. Зачем – толком не объяснили. Но умоляли спасти положение. Кроме нее – никто. Какое положение? Директор школы объяснит на месте. Да, конечно, за деньги. И даже за повышенный гонорар. Всего один день работы. Аня согласилась съездить. Почему согласилась? Анфисе срочно требовалось новое концертное платье, да и туфли не помешали бы. К тому же в тот день, согласно Венере в Сатурне или в Юпитере, стоило принимать любые рабочие предложения, поскольку они сулили долгосрочную перспективу и нежданные подарки судьбы.
Ане понравилась дорога в этот городок. Сияло яркое солнце, электричка подошла так быстро, что просто удивительно. И поезд оказался чистеньким, новеньким – синие сиденья и образовавшееся будто специально для Ани место у окна. Да еще и соседи подобрались замечательные – милая дама читала Бальзака в обложке собрания сочинений советских времен. У Ани точно такой же Бальзак пылился на полке. Девушка рядом что-то отстукивала на коленке пальцами. Аня присмотрелась и по тактам узнала этюд Черни, который сама когда-то играла и сдавала на экзамене. Девушка путала третий палец со вторым, так же, как когда-то сама Аня.
Она шла от станции, и уже на подходе к музыкальной школе с ней стали здороваться прохожие. Около здания во дворе расположилась детская площадка. Горки, карусели – новые, а качели остались старые. Видимо, рука не поднялась вырыть и выбросить. Их кто-то повесил между двумя деревьями – самодельная перекладина и веревки. Аня не удержалась и присела. В детстве ее всегда на качелях тошнило. Она даже раскачиваться толком не умела, как ни старалась: ноги поджать, выпрямить, поджать, выпрямить. Сейчас ее тоже начало тошнить. Но как-то по-другому. Ком стоял где-то в области сердца.
Аня зашла в здание, с трудом справившись со старой дверью – тяжелой, скрипучей. В коридоре с ней здоровались педагоги, родители, дети. Отвыкшая от старомодной вежливости, не принятой в столице, Аня мысленно благодарила Вселенную за такую работу. Про школу она успела все узнать – некогда знаменитая и даже престижная, сейчас она дышала на ладан. Старые педагоги уходили на пенсию, им на смену приходили новые, не всегда талантливые и не всегда готовые работать за идею и репутацию. Новое поколение родителей мечтало, что их дети сделают карьеру, а потому рвалось в знаменитые школы к известным педагогам.
Аню встретила директор школы, София Ивановна. Аня едва подавила смешок – директриса была полной копией ее директора школы. Блузка с рюшами на пышном бюсте, брошь. Блондинка, начес, челка, установленная с помощью лака раз и навсегда. Алые губы, прорисованные выше естественного контура. Помадные следы на зубах.
– Дорогая моя, вы просто обязаны нас спасти! – с порога объявила София Ивановна.
– Хорошо, конечно.
– Тогда прямо сейчас! – Она потащила Аню назад, в коридор и на улицу.
Та слегка обалдела, но вопросов не задавала.
София Ивановна вытянулась на изготовку и явно кого-то ждала.
– Прохладно сегодня, – пискнула Аня, гадая, удобно ли попросить разрешения взять пальто в раздевалке.
– Что? – София Ивановна была погружена в собственные мысли.
Наконец около музыкалки затормозило такси, из которого вышел мужчина с маленькой девочкой.
– А мы вас ждем! Ждем, ждем! – пропела София Ивановна изменившимся голосом и чуть ли не кинулась на шею мужчине. – А кто это у нас? Машенька? – Директриса склонилась над девочкой.
– Меня зовут Марьяна. Я туда не пойду! – объявила девочка.
Аня едва сдержала смешок. Если бы над ней склонился такой бюст, то она бы тоже испугалась.
– У девочки виден характер, – хохотнула София Ивановна, хотя Аня готова была поклясться – директриса с огромным желанием засадила бы эту девочку часа на три за хроматические гаммы. Только за то, что она посмела пикнуть.
– Марьяна, пойдем, невежливо заставлять людей ждать, тем более на ветру, – сказал мужчина.
Аня отметила, что мужчина для отца староват. Дедушка – в самый раз. Видимо, поздний ребенок. Или все-таки дедушка?
София Ивановна взяла незнакомца под локоток и повела в здание. Аня с Марьяной поплелись следом. Аня, как и девочка, искренне не понимала, что должна делать, но, как всегда, доверилась провидению. Когда не знаешь, что происходит, лучше плыть по течению, туда, куда ведут обстоятельства. В данном конкретном случае – куда вела София Ивановна.
Они прошли в класс, где Марьяну усадили за инструмент. Девочка отбарабанила полечку, мимо ритма и мимо пальцев. Слуха у нее не было вообще. София Ивановна кивала и всячески изображала удовлетворение. Мужчина чуть не прослезился от счастья.
– Что вы скажете? Вам я верю, как никому! Только говорите честно, мне не нужна лесть, – сказал он.
– Ну о чем тут вообще можно говорить? – пропела София Ивановна. – Чудесная девочка. В умелых руках мы сделаем из этого изумруда бриллиант!
– Из алмаза, – не удержавшись, заметила Аня.
– Все делают из алмаза, а мы сделаем из изумруда! – не растерялась София Ивановна.
– Может, на скрипку? – задумался мужчина.
– Конечно! Можно и на скрипку! Марьяночка пойдет по отцовским стопам! Я ведь помню ваш дебют! Вас называли гением! Я была вашей страстной поклонницей! – София Ивановна прижала руки к груди и посмотрела в потолок. Аня уставилась в пол, Марьяна хмыкнула.
– Когда это было, когда это было… Таточка, моя жена. У него нет музыкального образования.
– Давайте наша замечательная Анечка проведет вам экскурсию по школе. А потом вы примите решение. Я удаляюсь. Я ведь все равно заинтересованное лицо. Я же помню ваш концерт! Это было незабываемо! Вам нужно независимое мнение, так вот, Анна вам его даст!
– Да, да, конечно, – ответил мужчина.
У Ани началась паника. Во-первых, она так и не поняла, что это за гость, хотя рылась в памяти, пытаясь вспомнить скрипача, который поражал публику лет тридцать-сорок назад. Вселенная молчала. Провидение не вело по нужному пути.
– Пить хочу, – заявила Марьяна.
– Конечно. У вас тут есть… э… буфет или столовая? – спросил мужчина.
– Конечно, – ответила Аня, искренне надеясь, что хоть какой-то буфет в музыкалке имеется. – Одну минутку.
Она вдруг увидела девочку с булкой.
– Ты где это взяла? – шепотом спросила у нее Аня.
– В буфете. А что, нельзя? – Девочка чуть не подавилась.
– Можно. Куда идти?
– Направо по коридору и вниз.
Уже с милой улыбкой Аня вернулась к гостю и его дочери и спокойно повела их в буфет, будто ходила туда каждый день. Марьяна принялась капризничать, выбирая между чаем и соком. Булочкой с маком или с яблоками.
– У нас тут носом не крутят, – строго сказала буфетчица.
Наконец мужчина с дочкой сели за дальний, около окна, столик.
– О господи, как же я их не узнала! Что ж теперь будет? Меня ж Софья предупреждала! – Буфетчица, пользуясь тем, что ее не слышат мужчина с дочкой, схватилась за сердце и принялась сплетничать.
– А что будет? – спросила Аня, ожидая кофе.
– Так это ж тот самый, музыковед. Вроде скрипачом был, да не сложилось. А я ж что, я – двадцатое место. Софии Ивановне не говорите, что я его дочку ругала за пирожок.
– Не скажу. Я сама здесь – двадцатое место. Не знаю, что и делать с ними. Меня Аня зовут.
– А я тетя Зина. Булочку возьми. Сегодня с утра напекла.
– Спасибо.
Так, благодаря тете Зине Аня узнала, с кем имеет дело – хотя бы приблизительно, поскольку ни сама она, ни тетя Зина не в силах были вспомнить фамилию музыковеда.