Бабуля же Соне очень нравилась, они подружились – Соня любила смотреть, как старушка раскладывает пасьянс на желание. Будущий свекор Соне тоже нравился – он был добрым, часто шутил, хотя Соня не всегда понимала, когда он шутит, а когда говорит серьезно, но старалась всегда ему улыбаться. А вот будущая свекровь ей совсем не нравилась, хотя ничего плохого вроде бы ей не делала. Она так говорила, что было непонятно – то ли гадость сказала, то ли комплимент. И Соня все время ходила с вежливой полуулыбкой, гадая, то ли обидеться и расплакаться, то ли не стоит. Например, свекровь объявляла, что у Сони странное, просто удивительное, лицо – глаза, как у куклы, огромные и пустые, скошенные вниз, но с огромными ресницами. И непонятно, то ли Соня красива, то ли уродлива. Свекровь говорила, что нельзя все время улыбаться, это просто ненормально. Свекор замечал, что это счастье – когда улыбаются без видимой причины и повода.
Соня хотела уйти, бросить Юру и его странную семью, но ее каждый раз останавливала бабуля.
– Сонечка, посиди со мной, – просила она, – мне с тобой так хорошо. Ведь недолго осталось, так дай мне на тебя насмотреться. Такая ты красавица. Не знаю, за что такая красота Юрке достанется. Но ты не переживай. Еще чуть-чуть – и заживешь хорошо, сама себе хозяйкой. И Юрку на место поставишь.
И бабуля начинала в подробностях описывать квартиру, в которой Соня станет хозяйкой. Соня слушала это уже сто раз, но ей нравилось, как бабуля рассказывает, будто сказку на ночь, нравился ее голос. Соня даже задремывала в кресле. А бабуле, как казалось Соне, нравилось вспомнить про дом, в котором она была счастлива.
– Так хорошо было мне там, одной. Пока сюда не забрали! – восклицала бабуля. – Ну так слушай. Там стоит шкаф на кухне. Не выбрасывай его. Он очень ценный. Девятнадцатый век. Стулья из гостиной и стол тоже сохрани. Один стул сейчас целое состояние стоит. Хорошо, что Юра этого не понимает, а то бы давно продал. В серванте есть блюдо мельхиоровое. Оно недорогое, но я его очень любила. Так что его в память обо мне сохрани. Серебро столовое в шкафчике, в полотенце завернуто. Оно еще твоим детям прослужит.
Соня хотела признаться, что уже не хочет никаких детей, что Юру не любит, но молчала и улыбалась.
– У тебя такая красивая улыбка, – радовалась бабуля. – Иди поближе сядь. Я хоть перед смертью на тебя налюбуюсь. Ничего, детонька, ничего. Я и про тебя не забуду. Шкатулку свою тебе завещаю. Там ничего особенного, бижутерия, бусы всякие, но пара колечек есть. Тебе эти колечки достанутся. Ох, ты же счастье для Юрки, а он, дурак, не понимает. Ты уж не бросай его. Я не переживу, если ты уйдешь. Вот умру, а там делай как знаешь.
И Соня думала, что останется еще на чуть-чуть. Ради бабули. Так прошло полгода. Пролетели, не пойми как. Будущая свекровь объявила вдруг, что хочет внуков. У всех подруг уже есть, а у нее нет. И надо играть свадьбу. Свекор кивнул, хотя вряд ли слышал, о чем идет речь за ужином. Он всегда ужинал с книгой, читая за едой.
Юра начал планировать свадьбу, чем очень напугал Соню. Он вел себя не как жених, которому в принципе наплевать, как отмечать, лишь бы побыстрее и подешевле. Тут они поменялись ролями – Юра занимался всем, вплоть до рассадки гостей. А Соня слушала и кивала.
Юра хотел непременно пышную свадьбу, громкую, с концертной программой. Жениться он пожелал зимой, чтобы все было красиво – белый снег, белое платье, белые цветы в зале. И Соня должна была выбирать с ним шелковые трусы и шерстяные подштанники – Юра планировал после застолья устроить катания с гор и очень переживал по поводу подштанников, которые должны были быть не белыми, не серыми, а обязательно бежевыми. Да такого тонкого шитья, чтобы гармонировать с шелковыми трусами и костюмом. Переодеваться перед катанием с гор или нет, надевать кальсоны сразу или потом, снимать ли для переодевания отдельную комнату или нет – все это заботило Юру в необычайной степени. Поскольку Соня не привыкла думать и у нее не было опыта замужества, она не знала, нормально ли это для жениха – уделять столько внимания подштанникам. Но на всякий случай улыбалась Юре – ведь он скоро должен был стать ее мужем, и будущему мужу нужно улыбаться. И он так красиво все описывал, что Соне тоже хотелось белую норковую накидку на платье, искусственный снег в зале и диадему в волосах.
Если бы Соня сделала над собой усилие и хотя бы чуть-чуть подумала, то могла бы спросить у Юры – а нельзя ли устроить свадьбу, например, весной или летом, тем самым решив вопрос подштанников? Или не затевать катание с гор, а устроить танцы? Или она могла хотя бы высказать собственное желание – выйти замуж летом, в открытом платье, чтобы вокруг все цвело и зеленело. Но Соня не спорила, удивляясь тому, что Юра так увлечен приготовлениями. Наверное, думала Соня, ей повезло – платье ей выбирает свекровь, организацией занимается будущий муж. Соня улыбалась.
Будущая свекровь тем временем искала по Москве лимузин с туалетом. Непременно с туалетом – для бабули. Ведь нельзя же допустить, чтобы старушка явилась на свадьбу в подгузнике. Впрочем, бабуля не видела в этом никакой проблемы – ей так было даже удобнее. Но ей сказали, что будет обеспечен туалет, потому как не дай бог что-нибудь случится.
Оказалось, что лимузин имеется, только на него очередь, и поэтому нужно переносить дату свадьбы. Но тогда нужно подстраивать ресторан под лимузин. Или отказаться от лимузина в пользу ресторана. Или искать другой зал, но зато получить туалет в лимузине. Да еще бабуля капризничает – не хочет быть в светлом, как требует дресс-код, о чем сообщили гостям, а желает быть в изумрудном или малахитовом, который ей особенно к лицу. И ведь тоже сложно решить: переодеть бабулю или подогнать под нее всех гостей – попросить прийти в изумрудном или малахитовом. Тогда Соне можно сделать изумрудный пояс на белом платье, а Юре – зеленый галстук. Красиво, стильно, в одной гамме. Но если все гости явятся в зеленом, то это не свадьба будет, а болото.
– Деточка, я скоро умру! Мне кажется, быстрее, чем я рассчитывала! – Бабуля раскладывала пасьянс, который никак не сходился. – Все-таки почему я не могу быть в изумрудном и в памперсе? Разве нельзя удовлетворить просьбу умирающей? Детонька, поговори с Юрой. Скажи ему, что я хочу быть в памперсе. Мне так привычнее. И мне очень хочется надеть мое любимое платье.
– А почему вы сами не скажете?
– Не хочу. Ты представляешь, нет никакого желания с ними общаться! Пока ты не появилась, я сама с собой разговаривала! – радостно воскликнула бабуля.
Соня передала пожелания будущей свекрови и жениху.
– Потерпите, скоро вы будете жить отдельно, – хмыкнула будущая свекровь.
– Не надо! – чуть не плакала Соня.
– Что – «не надо»? – удивлялась будущая свекровь.
– Не надо, чтобы бабуля скоро умирала! – чуть ли не кричала Соня.
Однажды вечером, за две недели до свадьбы, когда было решено оставить бабулю хоть в изумрудном, хоть в малахитовом, хоть в салатовом, а остальных гостей – в светлом, когда были найдены и приобретены кальсоны под цвет шелковых трусов, когда платье для Сони висело в шкафу, Юра сказал ей по секрету, что после смерти бабули они не переедут в ее квартиру.
– Как? Почему? – перепугалась Соня.
– Мы переедем и так и останемся там жить. В этой сраной однушке. А моих родителей потом отсюда не выкинешь. Придется ждать, пока они помрут, – ответил Юра.
– Как это? – ахнула Соня и зачем-то улыбнулась.
– Элементарно, – недобро хмыкнул Юра. – Они мне эту квартиру ни за что не отдадут, а в бабкиной я ютиться не собираюсь. Так что после свадьбы мы останемся здесь, а когда бабка помрет, будем ту сдавать.
И вот в этот самый момент Соня поняла, что не может выйти за Юру замуж, потому что он желал смерти собственной бабушке и даже собственным родителям. Соня расплакалась натуральными, чистыми, как источник, искренними слезами и сказала Юре, что уходит от него.
– Почему? – удивился жених.
– Ты не любишь бабулю! – воскликнула Соня.
– А ты – дура, – ответил Юра.
Дальнейшие события в Сониной памяти запечатлелись смутно. Она помнила, как Юра кричал, что Соня сошла с ума, что нельзя отменять свадьбу, на которую уже разосланы приглашения, что она ставит его в идиотское положение. Будущая свекровь причитала, что предоплата за лимузин с туалетом уже внесена и ее точно не вернут. А свадебное платье придется продавать.
И только будущий свекор впервые за все время посмотрел на Соню с интересом и подмигнул.
Наследники вне очереди
Надо позвонить. Наверняка сидит рядом с телефоном и смотрит на часы. Никаких сил нет. Она ведь даже не вспомнит, что я звонила… Ладно, позвоню. Настя взяла трубку и набрала номер. Тетка ответила тут же, как будто сидела рядом с телефоном.
– Здрасьте, теть Шур, это Настя, – наигранно весело сказала она.
– Здравствуй. – Тетка говорила холодно.
Опять обиделась.
– Ну как вы? – еще более задорно спросила Настя.
– Спасибо, хорошо.
Настя наизусть знала, что стоит за этим «спасибо, хорошо». Тетка обычно звонила по утрам, но иногда «специально» пропускала дни. Это означало, что Настя сама должна была позвонить и справиться о здоровье. В это утро Настя замоталась по дому и посмотрела на часы, когда было уже два. С точки зрения тетки, это означало, что Насте на нее глубоко наплевать и что она могла двадцать пять раз с утра окочуриться, а Настя и в ус не дует.
Настя знала: тетка панически боится умереть в одиночестве. Боится, что ее найдут дня через три, когда из квартиры начнет попахивать. Так случилось с ее соседкой, которую нашли к вечеру. Правда, у соседки была собака. Она целый день выла, скребла дверь, вот соседи и не выдержали. А у тетки даже собаки не было. Одно время она всерьез собиралась ее завести и даже интересовалась породами. Проблема заключалась в одном – тетке не нужен был друг и теплое существо рядом. Она терпеть не могла животных, откровенно говоря. Ей требовалась собака, которая бы не ела, не гадила, не линяла, не лаяла и была бы натаскана на трупный запах. Натаскивают же собак на наркотики. Такой породы не нашлось, поэтому тетка каждый день обзванивала трех человек, которые, по замыслу, должны были ее похоронить.