Он закашлялся и выпил воды, а немного придя в себя, опять взглянул на Хоуп и замер от изумления. Он был просто сражен. В этом платье Хоуп была столь прекрасна, что у него перехватило дыхание. Она походила на королеву. Или, скорее, на невесту, краснеющую от смущения и в то же время исполненную желания.
Но почему ему в голову вообще могла прийти такая мысль? Разве он когда-нибудь думал о том, как должна выглядеть настоящая невеста? Да, он не раз бывал на свадьбах. Но никогда не задумывался над тем, как должна выглядеть женщина в этот радостный и волнительный для нее день.
Но факт оставался фактом. В этом платье Хоуп выглядела просто сногсшибательно. Тонкие кружевные бретельки подчеркивали изящные плечи Хоуп. Ее грудь выглядела прелестно под кружевным, плотно облегающим корсажем. Шелковая юбка ниспадала красивыми складками.
– В этом платье ты похожа на греческую богиню!
– Оно мне идет, да? – спросила девушка, хотя и сама прекрасно знала ответ на этот вопрос. На губах ее показалась мягкая спокойная полуулыбка.
– Это платье у них одно? – спросил Гаэль.
Он был уверен, это платье просто создано для Хоуп. И мысль о том, что она пожертвует его своей сестре так же, как жертвовала для нее всем всю свою сознательную жизнь, была для него невыносима. Оно принадлежало ей по праву. Казалось, портной шил его на заказ специально для Хоуп. Нет, она должна купить его для себя. А Фэйт лучше подобрать что-нибудь другое.
– Даже не знаю, – задумчиво произнесла Хоуп. Казалось, в ней происходила тяжелая борьба. – Мне это платье очень и очень нравится. Но вряд ли оно подойдет Фэйт, оно выглядит слишком просто.
– Можешь выбрать Фэйт что-нибудь более нарядное. А это платье взять себе. Ты выглядишь просто сногсшибательно. А для твоей сестры мы купим что-нибудь другое. Здесь ведь более чем достаточно всевозможных платьев.
Хоуп бросила на него удивленный взгляд. Но по всему было видно, что ей приятно.
– Спасибо. Еще никогда я не чувствовала себя такой красивой и уверенной в себе, – призналась она.
Гаэль стоял перед своей новой картиной и смотрел на нее критическим взглядом. Хоуп лежала на шезлонге обнаженная. За одиннадцать дней она успела привыкнуть к этой неудобной и смущающей ее позе. Она даже пожаловалась Гаэлю, что засыпает теперь в точно таком же положении, в каком каждый день позирует ему.
– Думаю, мы закончили, – объявил художник.
– Правда? Не могу поверить, что тебе удалось наконец-то завершить эту работу! А можно мне посмотреть?
Гаэль еще ни разу не показал Хоуп ее портрет, поэтому все эти дни ее снедало любопытство.
– Мне нужно будет еще кое-что подделать. Но теперь я справлюсь без тебя. Ведь у меня куча твоих фото и набросков. Как бы там ни было, дописывать картину я буду через несколько дней. Когда она высохнет. И я наконец отдохну от этой адской работы.
Девушка встала с шезлонга и поспешно надела белый халат.
– Прекрасно. Ведь Фэйт прилетит в Нью-Йорк через три часа, – напомнила она. – Завтра нам с ней нужно будет уладить все формальности, касающиеся свадьбы, а в полдень мы приглашены к Мисти на чай. Надеюсь, Фэйт понравится свадьба, которую мы с тобой для нее организовали. – Хоуп немного помолчала, о чем-то задумавшись. – Хорошо, что мне больше не придется тебе позировать, – сказала она. – Ведь всю неделю у меня попросту не будет на это времени. Хотя я почти закончила работу с твоим архивом.
Так значит, у них с его прекрасной натурщицей и помощницей не осталось общих дел. Гаэлю больше не нужно консультировать ее по поводу фотографий. С позированием и организацией свадьбы тоже все закончилось. И что дальше?
Он чувствовал, что не готов к расставанию с Хоуп. Но почему-то был совершенно уверен, что после свадьбы Фэйт их дороги разойдутся. Да и Хоуп, наверное, тоже в этом не сомневалась. Гаэль станет готовиться к выставке. А она вернется к работе в «ДЛ Медиа». Спустя какое-то время девушка уедет в Лондон, и тогда Гаэль потеряет ее навсегда. А ему не хотелось прерывать отношения с ней так быстро. Ведь по-настоящему они еще даже не успели начаться.
Гаэль всегда относился абсолютно равнодушно к разрыву со своими возлюбленными. А связь с Хоуп даже нельзя было назвать отношениями в полном смысле этого слова. Впрочем, это была не просто связь, построенная исключительно на сексе. Он испытывал к этой девушке нечто большее. Но придется расстаться. Ведь если их отношения продолжатся, это принесет им обоим только душевную боль и ничего больше. Он предупредил об этом Хоуп еще в самом начале.
Так откуда же тогда эта глухая тоска?
А его прекрасная натурщица тем временем сбросила с ноги шлепанец.
– Слава богу, все это позади. Ты не представляешь, как тяжело оставаться в одном и том же положении на протяжении долгих часов. Можно мне посмотреть? – кивнув на мольберт, спросила она и одарила Гаэля обворожительной улыбкой. – Хотя, конечно, мое мнение ничего не значит. Ведь я очень плохо разбираюсь в живописи.
– Ну вот опять! – горестно воскликнул Гаэль.
– Что – опять?
– Зачем ты все время себя унижаешь? Твое мнение для меня в сотни раз важнее любых хвалебных отзывов всех этих пустоголовых критиков. Потому что ты всегда говоришь то, что на самом деле думаешь. А еще ты способна на настоящие чувства, на подлинную страсть. Ты могла бы жить полной, яркой жизнью. Но этого никогда не будет, и знаешь почему? Потому что ты всеми силами сдерживаешь все свои порывы. Ты слишком боишься обжечься и потому живешь в своей норе.
Гаэль сразу же пожалел о своих неосторожных словах. Хоуп вздрогнула, как от удара.
Он понимал, что просто сорвал на ней свое раздражение, а ведь разозлился, в сущности, на самого себя, да еще на судьбу. Сначала его бросила мать, потом Тамара, а теперь из его жизни вот-вот исчезнет и Хоуп.
– Я всеми силами стараюсь наполнить твою жизнь новыми впечатлениями. Ты покорно делаешь все, что я тебе говорю. А я хочу, чтобы ты сама, по своей воле бросилась в водоворот новой, неведомой тебе жизни, – извиняющимся тоном объяснил Гаэль.
Девушка побагровела от гнева, глаза ее засверкали. И, как ни странно, злость сделала ее еще красивее.
– Почему ты предъявляешь мне претензии? Я живу так, как считаю нужным!
– Но, Хоуп, – гораздо мягче проговорил Гаэль, – я просто хотел… – Отчего-то он смутился и оборвал фразу. – Ты думала о наших отношениях? – решившись, вдруг выпалил он. – Чем все это кончится?
«Чем все это кончится?» – эти слова эхом отдавались в ушах Хоуп. Продолжать разговор не имело никакого смысла. Все равно ничего изменить невозможно. У них нет выбора. Их отношения должны были закончиться рано или поздно. Сегодня, в воскресенье или когда она вернется в Англию. В сущности, это не имеет никакого значения.
Странное дело, Хоуп в последние девять лет считала себя сильной, независимой женщиной. А Гаэль решил, что она ранимая и робкая. Возможно, дело было в том, что эта сила досталась ей слишком жестокой ценой. А Гаэль рассмотрел под внешней оболочкой ее искалеченную душу.
– Между нами все кончено. Я тебе больше не нужна. Ты практически закончил картину. Нам больше незачем встречаться. Мы сделали друг для друга все, что могли.
– Так значит, ты встречалась со мной ради собственной выгоды?! – воскликнул Гаэль.
«Да», – хотелось ответить Хоуп. «Нет», – кричало ее сердце. На душе у Хоуп было смутно. Хотя они с Гаэлем были знакомы меньше месяца, она с ужасом думала о расставании. Эти мысли наполняли ее печалью, ужасом и душевной болью. Ведь без него она опять останется одна. Но, если они расстанутся через полгода или через год, разрыв этот пройдет еще тяжелее. По крайней мере, для нее. А в том, что они рано или поздно расстанутся, у нее не было ни малейшего сомнения. Ведь Гаэль не из тех людей, которые способны любить кого-то одного до конца своих дней. Однако Гаэль обладал какой-то удивительной проницательностью.
Стараясь двигаться как можно уверенней, хотя никакой уверенности она не чувствовала, Хоуп подошла к картине и окинула ее оценивающим взглядом.
То, что на ней было изображено, казалось до странности чужим и до странности знакомым. Хоуп видела десятки набросков, сделанных с нее Гаэлем. Та же поза, те же очертания. И все же – совершенно другая работа. Обнаженная грудь, наполовину спавший шлепанец. Хоуп поморщилась, когда увидела такие знакомые и такие ненавистные шрамы на бедрах. Серебристые, длинные. Подумать только! Их увидят десятки людей.
Хоуп боялась, что собственная нагота на картине ее смутит. Но, к счастью, этого не произошло. Вот только шрамы навевали на нее тоску. Она представляла, что увидит на холсте худое, некрасивое и абсолютно не сексуальное женское тело. Но ее загорелое женственное тело выглядело очень даже неплохо. С картины на Хоуп смотрела взрослая, сформировавшаяся женщина. Но вот лицо. А точнее, его выражение.
– Неужели я выгляжу такой печальной? – спросила она.
Во взгляде женщины, изображенной на картине, не было ни тени уверенности в себе и в своей неотразимости, присущей Олимпии. Ни о какой чувственности или кокетстве не могло быть и речи. Хоуп выглядела растерянной, одинокой и испуганной. И очень-очень печальной.
Некоторое время Гаэль задумчиво смотрел на нее.
– Да, чаще всего ты действительно очень печальная. Я писал то, что видел. Ничего не приукрашивая и не смягчая. Если ты научишься радоваться жизни, я нарисую еще один твой портрет. С веселым лицом.
Так значит, Гаэль считает ее не слабой и робкой, а очень несчастной.
– Ты хочешь сказать, что узнал за эти несколько дней всю мою подноготную? – насмешливо улыбнувшись, спросила Хоуп.
– Твое лицо можно читать, как открытую книгу. И главная твоя черта – это страх перед внешним миром. Ты боишься обжечься, и потому тебе так и не довелось по-настоящему влюбиться, найти друзей, изменить свою жизнь в лучшую сторону.
Но ведь только Гаэлю удалось догадаться о трагедии Хоуп, ее душевной боли и страшных воспоминаниях. Его глаза пронзали ее словно рентгеновские лучи и видели все. Даже то, о чем она сама порой не знала.