— Полгода назад я разыскал для него книгу, о которой он мечтает. Он никогда об этом не спрашивал, но я знаю, он не хотел обременять меня. Теперь я наконец-то раздобыл эту книгу. Это мой рождественский сюрприз. Возьмете с собой книгу для него?
— Охотно, господин Лорд.
Клянусь вам, тогда у меня не было ни малейшего подозрения! Почему я не должен был брать с собой книгу? Но они уже тогда начали чертовски хитро: мой старик, свинья, и достойный уважения, почтенный господин Манфред Лорд…
Глава 23
Почтенный Манфред Лорд звонит. Сразу же после звонка раздается стук в дверь, и на этот раз в черном костюме, но высокомерный, сухопарый, улыбающийся, с ледяными рыбьими глазами, как всегда, входит господин Лео. Господин Лео, слуга виллы наверху, на Таунусе, который получил от меня пять тысяч марок, который крал любовные письма, написанные Верене другими мужчинами, подслушивал и записывал на магнитофон телефонные разговоры. Господин Лео — вымогатель и шантажист.
— Вы звонили, милостивый государь? О, добрый вечер, господин Мансфельд.
— Добрый вечер, господин Лео.
Манфред Лорд говорит звучно, спокойно:
— Не будете ли столь любезны сходить в спальню? На ночном столике лежит тоненькая книга. Принесите мне ее.
— С превеликим удовольствием, господин.
Манфред Лорд широко улыбается:
— Удивляет вас, что он здесь, а не во Фридхайме, да?
— Да нет. Это значит…
— Я разрешил ему спуститься. Точнее говоря: он просил об этом. Там, наверху, ему очень одиноко. Положа руку на сердце, я могу его понять. У садовника хоть есть супруга. Лео же совсем один. И потом, зимой у нас бывает также много гостей. Здесь он может быть полезным. Во Фридхайме он лишь колет дрова да сгребает лопатой снег и ничего более. (Все это невыразительно, ни на что не намекая, ни на кого не глядя.) Моя жена тоже рада, что он здесь. Не правда ли, моя любимая?
— Да, — говорит она и, улыбаясь, смотрит мне прямо в лицо для того, чтобы я мог узнать, как больше не дать запугивать себя. — Он, конечно, большой помощник. Такой отличный слуга.
Стук.
Дверь открывается.
С поклоном входит плут и негодяй.
— Это та книга, господин?
— Она, большое спасибо. Можете идти спать, Лео.
— Благодарю, господин. Желаю господам приятного сна.
Лорд подходит ко мне. Книга, которую он держит в руке, выглядит старой, ее переплет в пятнах. Определенно, она долгое время лежала в каком-нибудь подвале.
— Это «Дюбук», — говорит Манфред Лорд. — Известная драматическая легенда из истории восточного еврейства. — Он перелистывает титульный лист. — Вообще-то, название здесь не «Дюбук» — это злой дух, который может вселиться в человека, — а «Между двух миров».
— Но это же немецкие буквы, а не еврейские.
— Это перевод на немецкий язык. Смотрите: издательство «Бенджамен Гарц». Первое издание, раритетное, мечта знатоков. Автор вещицы — Ан-Ски. «Дюбук» — одно из произведений, которое чаще всего играют в еврейских театрах. Итак, если вы хотите взять ее с собой…
— Само собой разумеется!
Вечер подошел к концу.
Манфред Лорд берет Верену под руку, пока я надеваю в зале свое пальто. Я все еще надеюсь хотя бы мгновение побыть с Вереной наедине, но Лорд накидывает пальто. Жене он говорит:
— На улице действительно сильный туман и гололед. Ни в коем случае не выходи на холод, любимая! Я провожу Оливера до машины.
— Спокойной ночи, мадам. — Целую руку. Ее пальцы цепляются за мои. — Благодарю вас за чудесный ужин.
Это все. Больше мне ничего не приходит в голову. Сначала он пропускает меня к двери. Его широкая спина закрывает Верену, я больше не вижу ее. Кованые фонари освещают с двух сторон аллею, которая идет к воротам парка.
— Ах, — радуется Манфред Лорд, — Лео уже посыпал дорожку песком, что вы на это скажете? Действительно, не человек — сокровище. Я могу положиться на него на сто процентов. Всегда! Он уже восемь лет со мной! В огонь за меня пойдет!
Как далеко мы зашли? Что знает господин Лорд? Может быть, Лео…
Мы останавливаемся перед «ягуаром».
Жмем друг другу руки.
— Большой привет семье, Оливер! Всего хорошего!
Я отъезжаю. Он стоит — одна рука в кармане — и кивает. Я тоже киваю в ответ. Что мне еще остается делать?
В эту ночь во Франкфурте очень плотный туман, и шоссе сильно запружено машинами. Еду со скоростью не более тридцати километров, но и при этом машину иногда заносит.
На зловеще пустой, тревожно тихой стоянке автомобилей я останавливаюсь и вынимаю фотографии, которые подарила мне Верена. Всего семь штук, разных размеров, несколько новых, остальные старые. На одной фотографии она совсем юная девочка на бале-маскараде, на другой — в чулках в сеточку, коротких черных брючках, фрачной куртке и цилиндре. Она держит в руках трость и бесконечный мундштук для сигарет во рту, явно подражая Марлен Дитрих.
На одном фотоснимке она совершенно нагая. Должно быть, он сделан совсем недавно: прическа такая же, как у нее сейчас. И модные туфли. Кто ее фотографировал?
Кто сделал этот снимок? Я ненавижу его. Никто не должен знать и видеть, как красива Верена. Я рву все фотографии. Потом поджигаю обрывок за обрывком и жду, пока все они не превратятся в пепел. Пепел топчу. Наконец еду дальше. Туман становится все плотнее. Ветка дерева едва не попадает в машину. Я охотно сохранил бы фотографии, особенно ту, на которой Верена была обнаженной. Но я не имею права рисковать. Я уверен, она подумала, что доставила мне большую радость. Нет, я должен был сжечь снимки. Лео…
Глава 24
Пятнадцатое декабря 1960 года, семнадцать часов.
Четверг. У меня очень много времени. Но без Верены. Она должна быть дома. В четыре часа ее муж пригласил к себе шефа, чтобы дать ему денег на векселя.
(«Я благодарю вас, Оливер. Вы замечательный парень. И этот господин Лорд тоже должен быть замечательным парнем! Вы не знаете, что это для меня значит, ваша помощь». — «Да, господин доктор, есть еще приличные люди в этой стране…»)
Мы провели много часов в «нашем доме». Сейчас Верена одевается. Я с таким удовольствием смотрю на нее, движения ее прекрасны.
Все в ней прекрасно.
Я уже одет, сижу на кровати и курю. Свечи опять догорели. На улице, за закрытыми ставнями, идет снег. Станция АФН передает рождественскую музыку без перерыва.
— Почему Лео здесь?
— Для того чтобы следить за мной, конечно.
— Ты не боишься?
— С тех пор, как мы вместе, нет. — Она пристегивает чулки, надевает юбку. — Смешно, раньше я всегда боялась.
— Лучше все же бояться и сейчас.
— Почему ты говоришь это? — Она застегивает молнию на юбке и берет в руки красный свитер. — Что-то случилось?
— Нет. Но если ты сама говоришь, что он за тобой следит…
— Я жутко осторожна. Меняю такси. Хожу в разные почтовые отделения. Я хитрее его… — Она улыбается. — Этот красный свитер долго не выдержит, если я буду носить его вечно.
— Мы купим новый.
— Тебе понравились мои фотографии?
Я киваю.
— И как?
— Кто снимал тебя обнаженной?
— Зачем тебе это?
— Я хочу это знать.
— Тебе это не нравится? Я сама. С помощью спускового устройства.
— Верена!
— Застегни мне свитер! Я солгала. Это снял Энрико. Теперь ты этот снимок выбросишь?
Я застегиваю свитер.
— Я тоже не хочу лгать. Я его сжег.
— Из ревности?
— Из предосторожности. Я сжег все снимки. Еще вчера ночью. Но я очень хорошо рассмотрел каждый. И, когда закрываю глаза, каждый из них в отдельности стоит передо мной. Особенно один. Тот, на котором ты нагая. Но мы должны быть осторожными, оба! Здесь Лео. Думай об этом.
— Я думаю об этом.
— Верена… — Я сижу сейчас перед ней, она смотрит на меня. — Мы действительно должны быть осторожны… Если что-то произойдет… Если мы потеряем друг друга… тогда… тогда я не смогу дальше жить… — Я подхожу к радиоприемнику и выключаю его. — Извини, я пошлый.
— Ты не пошлый, любимый. Ты прав. Только это печально. Фотографии должны были стать моим рождественским подарком.
— Я его получил, — говорю я и достаю папку-регистратор из своего портфеля. — Сейчас ты получишь свой.
— Что это?
— Наш роман. Все, что я уже напечатал.
— О! — Она бежит ко мне — еще в чулках — и берет из рук папку.
— Ты уже так много написал?
— Я написал намного больше. Здесь лишь то, что я поправил и смог напечатать. Это будет очень большая книга.
— Это тоже очень большая… афера, не так ли?
— Ты хочешь сказать, любовь?
— Нет!
— Правда нет?
— Нет! Нет! Нет! — Она гладит меня по щеке. Потом листает рукопись. — Сто восемьдесят шесть страниц… — Она открывает папку и листает дальше, читает первый лист: «Любовь — только слово».
— Переверни страницу.
Она переворачивает и читает посвящение: «Для В. — с любовью». Она целует меня в щеку.
— Ах, Оливер, я волнуюсь!
— Посвящение мы, конечно, должны вырвать, если книгу когда-нибудь издадут, — говорю я. — Но Эвелин и ты уже всегда со мной.
Она улыбается и, чтобы не обидеть меня, кивает.
— Ты должна читать рукопись втайне и хорошо ее спрятать. Здесь.
— У меня есть еще лучший тайник. Сейф в банке!
— У тебя есть сейф в банке?
— Уже несколько лет. В нем ничего нет. Мой муж ничего об этом не знает. Я положу книгу в сейф. Я так любознательна, Оливер.
— Может быть, это очень плохо.
— Нет!
— Не злись, когда кто-то находится рядом и тебе это не нравится.
— Я тебе это обещаю. — Она гладит кровать. — Да здравствует кровать, — говорит она. Идет по комнате. — Да здравствует радио, да здравствуют свечи. Да здравствуют стол, стул, лампа, да здравствуют все! Вы теперь долго не увидите нас двоих!
— Восьмого января я вновь буду здесь.
— Но мы еще не будем здесь. Мой муж едет с нами в Санкт-Мориц. Он вбил это себе в голову. Что я должна делать? Мы вернемся только пятнадцатого, к концу недели.