Может, это оттого, что я родилась в грозу? В то утро только рыбаки в море да дикие попугаи в лесу сразу смекнули, что дело плохо. Моя мать, выбившаяся из сил от долгого ожидания запоздалых родов, вдруг вскочила с кровати и решила развесить белье. И лишь потом она сообразила, что ее опьянил чистый озон, которым наполнился воздух перед грозой. Когда белья оставалось еще полкорзины, она заметила, как вокруг стало черным-черно, а тут и я начала проситься наружу. Она кликнула моего отца, и они вдвоем приняли меня под проливным дождем. Можно сказать, то, что я вынырнула из околоплодных вод прямехонько под дождь, сыграло важную роль в моей судьбе. И еще, полагаю, немаловажно то, что я впервые увидела мистера Коузи, когда он стоял в море и держал на руках Джулию, свою первую жену. Мне было пять, ему – двадцать четыре, и до той поры я ничего подобного в жизни не видала. Она закрыла глаза, ее голова покачивалась на волнах, голубая ткань ее купального костюма то вздымалась, то опадала, подчиняясь ритму волн и силе его объятий. Она подняла руку, тронула его за плечо. Он перевернул ее на грудь и направился с ней к берегу. Я тогда решила, что слезы навернулись мне на глаза от солнца, а не от явления из моря этой бездонной нежности. И через девять лет, услыхав, что он ищет кухарку, я со всех ног помчалась к его дверям.
На вывеске снаружи осталось лишь «Кафе…рий Масео», но вообще-то это была моя закусочная. Не на словах, а на деле. Я готовила для Билла Коузи без малого пятьдесят лет, до самого дня его смерти, и цветы с его похорон еще не завяли, когда я ушла от его женщин. Я и так сделала для них все, что могла. Настала пора уйти. Только чтобы не помереть с голоду, я занялась стиркой, а иначе не взялась бы. Но когда у тебя в доме проходной двор: клиенты то приходят, то уходят, – это невыносимо, и я вняла просьбам Масео. Он прославился своей фирменной жареной рыбой (он жарил ее до черноты, до хрустящей корочки, а внутри она оставалась нежнейшей и сочной), но вот его гарниры всегда оставляли желать лучшего. О, какие чудеса я вытворяю с окрой[22]и сладким картофелем, а чего стоит мое жаркое из гороха с картошкой, да и вообще почти все, что я готовлю, а чего только я ни готовлю, всех сегодняшних невест, только и умеющих что покупать еду на вынос, может вогнать в краску стыда моя стряпня – если бы у них была его хоть капля, да ее нет. Когда-то в каждом доме был свой повар – мастер, умеющий делать тосты на открытом огне, а не в этих алюминиевых коробках, или взбивать соус ложкой, а не миксером, кто знал секрет пышного кекса с корицей. Но теперь никто ничего не знает. Люди ждут Рождества или Дня благодарения, чтобы пару раз в году уважить свою кухонную утварь. А в остальные дни они рады приходить в кафетерий Масео да сокрушаться, что я упала замертво у плиты. Когда-то я весь путь от дома до работы проходила пешком, но потом мои ноги стали опухать, и пришлось мне уволиться. И вот проходит несколько недель, я с утра до вечера смотрю телевизор и лечу ноги, и в один прекрасный день Масео стучится в мою дверь и говорит, что устал видеть пустые столики в своем кафетерии. Говорит, что готов каждый день гонять свою машину от Ап-Бич до Силка и обратно, если только я снова его спасу. Я ему говорю: дело не только в том, что я не могу ходить пешком, я же еще не могу долго стоять. Но и на это у него был план! Он смастерил для меня высокий стул на колесиках, так чтобы я могла перемещаться от плиты к раковине и разделочному столу. Ноги мои потом зажили, но я так привыкла к колесному транспорту, что уж не смогла от него отказаться.
Все, кто помнит мое настоящее имя, уже мертвы или уехали, и никто больше не интересуется, как меня зовут. Даже малые дети, у которых времени немерено, относятся ко мне как к мертвой и больше обо мне не спрашивают. Кто-то думал, что я Луиза или Люсиль, потому что когда-то видели, как я брала у швейцара карандаш и подписывала свой конверт с церковным пожертвованием одной буквой «Л». А другие, слыша, как ко мне обращались или говорили обо мне, считали, что меня зовут Эл – сокращенное от Элеоноры или Эльвиры. Все они ошибаются. Во всяком случае, все устали ломать голову. Как устали называть кафетерий Масео просто «Масео» или подставлять недостающие буквы в название. Теперь он известен как кафе «Рий», и как любимый завсегдатай, которого задарма доставляют до места, я до сих пор там раскатываю на своем стуле.
Девушки обожают это заведение. Цедя ледяной чай с гвоздикой, они сплетничают с подружками, обсуждают, что он сказал да что он сделал, и гадают, что он имел в виду. Типа «он три дня мне не звонил, а когда я ему позвонила, ему сразу же приспичило встретиться! Ну вот видишь! Он бы так не сказал, если бы не хотел быть с тобой. О, перестань! Когда я туда приехала, у нас вышел долгий разговор, и он вообще впервые меня выслушал. Ну, конечно. Почему нет? Ему надо было просто дождаться, когда ты заткнешься, и тогда-то он смог запустить в работу свой язык. А я думала, он встречается с этой… как там ее? Не, они разбежались. Он предложил мне переехать к нему. Сначала подпиши бумаги, дорогая! Мне никто не нужен кроме него! И смотри, никаких общих счетов, слышишь? Ты будешь морского леща?»
Дуры! Но своим присутствием они добавляют остринки обеденным посиделкам и взбадривают одиноких мужчин за соседними столиками, которые подслушивают их трепотню.
У нас там никогда не было официанток. Все блюда выставлены на подогреваемых паром подносах, и после того как ваша тарелка наполнится, вы идете с ней к кассе, где Масео, или его жена, или один из его бесчисленных сыновей, подсчитывают, на сколько вы набрали еды, и называют окончательную цену. После чего вы можете все съесть тут же или унести домой.
Девушка без нижнего белья – она называет себя Джуниор – частенько сюда заходит. Когда я ее первый раз у нас увидела, то решила, что она из банды мотоциклистов. Сапоги. Кожаная куртка. Копна волос. Масео тоже так и вылупился на нее – даже не сразу смог нацепить крышку на ее стакан кофе. Второй раз она появилась в воскресенье, как раз перед окончанием церковной службы. Она прошлась вдоль прилавка с подносами, осмотрела блюда, и взгляд у нее был точно такой, как у того ребенка в рекламе «Спаси малыша от голода». Я как раз отдыхала у раковины с чашкой горячего бульона и дула на него, прежде чем обмакнуть кусок хлеба. Я видела, как она фланирует взад-вперед, словно пантера какая. Копны волос уже не было. Теперь ее сменил миллион длинных кудельков, смазанных на кончиках чем-то блестящим, на ногтях синий лак, а губная помада – цвета черной смородины. На ней был ее прежний кожаный жакет, но юбка теперь была длинная, и сквозь нее просвечивало все: и комбинашка в крупных красных цветах, едва доходившая до высоких сапог, и срамные места, которыми она щеголяла так же, как этими своими красными георгинами и гвоздиками.
Один из лоботрясов Масео стоял, подперев стенку, и ждал, пока мисс Джуниор соберется с мыслями. Он не удосужился даже сказать ей ни «Здравствуйте», ни «Чем могу помочь?», ни «Вы хотите заказать что-то конкретное?», ни какие-то другие приветственные фразы, какими принято встречать посетителей. А я просто дула на бульон и наблюдала, кто из них первым поведет себя нормально.
Она.
Вероятно, она сделала заказ для себя и подруги, потому что Кристин сама прекрасно готовит, а Хид ничего не стала бы есть в любом случае. Как бы там ни было, девушка взяла три гарнира, два мясных блюда, рисовый пудинг и шоколадный кекс. Мальчишка Масео, его, кстати, зовут Тео, ухмыляясь больше обычного, оторвался от стены, чтобы наполнить многосекционные пенопластовые контейнеры для заказов на вынос. Он небрежно наложил тушеные помидоры так, что они перевалились через край отсека и красной кляксой размазались по картофельному салату, а потом поддел вилкой кусок жаренного на углях мяса и шмякнул его поверх курицы в подливке. Я так взбеленилась при виде того, как неуважительно Тео обращается с едой, что уронила свой кусок хлеба в бульон, и он там размяк и развалился, словно комок овсянки.
Девушка не отрывала глаз от подносов с готовыми блюдами и ни разу не взглянула на Тео, а тот сверлил ее ненавидящим взглядом. И только когда он отдал ей сдачу у кассы, она посмотрела на него в упор и произнесла:
– Теперь ясно, зачем тебе группа поддержки. В одиночку твой буравчик не фурычит?
Тео бросил ей в спину ругательство, но оно прозвучало жалко в отсутствие слушателей, кроме меня. И еще долго, уже после того как дверь за ней захлопнулась, он продолжал его повторять. Типично. Молодежь даже не умеет пользоваться словами по назначению, потому что у них не так-то и много их в запасе.
Когда пришел Масео сменить сына на раздаче, прежде чем в кафетерии после церковной службы выстроится очередь, Тео стоял за кассой с отсутствующим взглядом – опять небось мысленно кидал мяч в корзину. Да еще с таким видом, будто ему только что предложили одновременно контракт с «Орландо» и «Уитиз»[23]. Неплохой способ избавиться от чувства стыда. Во всяком случае, быстрый. У кого-то на это уходит вся жизнь.
А Джуниор – кого-то она мне сильно напоминает, одну знакомую из местных. Звали ее Красотка. Ну, в молодости, конечно. И очень мне сомнительно, что Джуниор или любая из нынешних прошмандовок могут с ней сравниться – у той был стиль! Мистер Коузи тоже ее знал, хотя спроси у него, он стал бы все отрицать. Только не при мне. Мне мистер Коузи никогда не врал. Какой смысл? Я знала его первую жену лучше, чем он сам. Я знала, что он ее обожал, и знаю, что она стала о нем думать, когда выяснила, откуда все его деньги. Вопреки россказням, которыми он кормил публику, его папаша, кем он вечно хвастался, пробил себе дорогу, работая информатором окружного суда. Он был из тех, на кого полиция могла всегда положиться: он им помогал вызнать, где скрывается тот или иной цветной парень, кто втихаря торгует спиртным, кто на чью землю положил глаз, о чем говорят на церковных собраниях, кто за кого агитирует на выборах, кто собирает деньги для местной школы – и всякие прочие сведения, которые очень интересовали законников округа Дикси