[36] из золотых и серебряных монет. Умные ее глаза блестели, как гагат. Нона подтолкнула Уильяма к широкой скамье, стоящей у противоположной стены узкой кибитки.
Как успел заметить Уильям, верх и бока кибитки были обтянуты грубой холщовой тканью. В таких фургонах обычно путешествовали дамы благородного происхождения. Под потолком деревянные стойки поддерживали промасленную ткань. Внутри кибитки все было аккуратно сложено, пахло дымом, по сторонам стояли корзины и скамейки с разложенными на них мягкими подушечками. В стоящей на полу жаровне тлели угли. Из дыры в холщовой ткани валил дым. Разноцветные матерчатые полоски украшали низкий потолок, придавая внутреннему пространству кибитки особый уют.
Уильям осторожно обогнул жаровню. Нона что-то быстро заговорила по-цыгански. Мужчина вопросительно взглянул на Тамсину.
– Она говорит, чтобы вы садились, – пояснила девушка.
– Она сказала не только это. Повторите все дословно, если не трудно, – тихо произнес Уильям.
Он с опаской наблюдал за старухой, которая продолжала трещать на своем языке и энергично размахивать руками.
– Ладно. Бабушка сказала: «Садись, садись, садись, раненый, истекающий кровью шотландец, который спас мою внучку от воров и убийц, промышляющих при свете луны». Она говорит, продолжила переводить Тамсина, что не боится вида крови, и просит показать ей кровоточащую рану. Бабушка говорит, что не лишится чувств, так как она женщина, а не неженка. Чересчур чувствительными существами бывают только мужчины.
– Спасибо, – произнес Уильям.
Глаза Тамсины искрились смехом.
– Садитесь.
Мужчина присел на скамью. Девушка, проходя мимо него, споткнулась о широкий носок его сапога. Она вздрогнула и побледнела. Бабушка что-то сказала ей. Тамсина ответила, отрицательно качая головой.
– Вы сильно зашибли ногу, когда упали в вереск? – спросил Уильям.
– Нет, всего лишь небольшой синяк. Со мной все будет в порядке. Это вы истекаете кровью. Так и умереть недолго.
– Попридержите свой язык. Мне и без того досталось.
Мужчина разжал пальцы, которыми придерживал раненую руку. Ладонь вся была красной от крови.
– А-йа-йа-й, – пробурчала Нона и принялась рыться в поисках чистой ткани.
Тамсина осмотрела рану, затем притронулась к окровавленному рукаву.
– Глубокая рана, – прошептала она. – Я не собиралась насмехаться над вами.
Повернувшись к бабушке, она о чем-то заговорила с ней. Нона подошла к Уильяму и крепко прижала к ране сложенный в несколько слоев кусок материи. Мужчина с шумом втянул в себя воздух. Ткань почти мгновенно заалела.
Когда сильные пальцы старухи крепко схватили руку и сдавили рану, перед глазами Скотта поплыли яркие пятна. Мужчина глубоко вздохнул, стараясь не потерять сознания. Нона что-то сказала Тамсине.
– Пистольная пуля прошла навылет, – перевела девушка. – Из раны вытекло много крови. Бабушка считает, что это очистило рану.
– Хорошо, – сказал он. – А я-то уже испугался, что она собирается вытащить пулю пальцами. Прикосновения вашей бабули незабываемы.
Нона довольно сильно ударила рукой по грудной пластине его кирасы и что-то пробормотала. Уильям взглянул на Тамсину.
– Она просит вас снять эту стальную рубаху и дублет.
Кивнув, Скотт снял шлем и пригладил рукой темные пряди волос. Пока Нона занималась его раной, мужчина принялся неуклюже расстегивать здоровой рукой плечевую пряжку. Тамсина протянула правую руку, желая ему помочь. Левую, сжатую в кулак, она держала опущенной.
– Лучше действовать обеими руками, – заметил Уильям. – Левая рука до сих пор побаливает?
– Я уже говорила вам прежде, что не повреждала ее… просто она не годится для тонкой работы, – промолвила девушка.
Мужчина кивнул, сосредоточившись на деле. Вместе они расстегнули пряжки и разъединили грудную и спинную пластины кирасы. Нона отошла за чем-то. Уильям придерживал ткань, закрывающую рану.
Тамсина встала на колени подле него. Проворными пальцами одной руки она принялась расстегивать крючки на кожаном дублете, который Уильям носил под кирасой. Мужчина вспомнил, что не так давно делал то же самое для девушки. Он расслабился, и его охватило приятное чувство возникающей между ними едва уловимой связи.
Девушка придвинулась ближе. Уильям ощутил исходящий от нее тонкий аромат, напоминающий запах качающегося на ветру вереска. Тамсина методично переходила от крючка к крючку, отцепляя их один за другим от петель и время от времени тихо вздыхая. Ее длинные густые ресницы чернели на фоне щек. Полуопущенные веки наполовину скрывали прозрачные озера ее глаз. Уильям разглядывал скрытые под одеждой девушки соблазнительные округлости ее фигуры. Внезапно на него нахлынула горячая волна желания. Мужчина откашлялся.
– И как вас зовут здесь? Чала? – попытался он правильно произнести ее второе имя.
– Чалай, – поправила девушка, смягчая его выговор. – По-цыгански это означает «звездочка». Дедушка и бабушка не признают моего шотландского имени Тамсина, вернее, Томасона. Отец назвал меня так в честь своего отца, Томаса Армстронга из Мертон-Ригга.
– Звездочка, – повторил Уильям. Он понял, почему девушка получила такое имя.
– Подходит к вашим глазам…
Тут его одолела слабость. Перед глазами замелькали крошечные пятнышки. Свет в кибитке заметно померк. Слегка качнув головой, мужчина прислонился спиной и плечами к грубо обтесанному борту повозки.
Тамсина нахмурилась.
– Уильям Скотт… Вилли…
Он видел ее как во сне. Зеленые и влажные глаза девушки напоминали ему мох, растущий на дне ручья. Никогда ему прежде не доводилось видеть таких горящих внутренним светом очей. Вдруг все вокруг поплыло у него перед глазами.
– Уильям, – повысила она голос.
Мужчина вздрогнул, хотел что-то ответить, но отяжелевшие губы двигались медленно, словно он плыл сквозь густой туман…
– Вы бледный, как луна, – донесся голос Тамсины.
Нона протянула внучке чашку, и девушка поднесла ее к губам Уильяма.
– Пейте.
Он отхлебнул… Вино, подслащенное медом… Тамсина внимательно наблюдала за ним, держа руку на его плече. Вскоре ему стало лучше. Сознание прояснилось. Тамсина осторожно потянула дублет, помогая мужчине высвободиться из одежды.
– Крепче прижимайте рану, – сказала она.
Девушка стянула с него льняную рубаху с широкими рукавами и отложила ее в сторону. Уильям заметил, что левую руку она держала сжатой в кулак. В области запястья эта рука была тонкой и красиво очерченной.
Прохладный воздух холодил Уильяму спину, однако тепло от жаровни согревало руки и грудь.
– Вы потеряли много крови, – напомнила Тамсина. – Прилягте.
Она слегка тронула его за грудь правой рукой. Это прикосновение едва не обожгло его. Мужчина откинулся на груду подушечек.
В нескольких футах от него Нона помешивала указательным пальцем содержимое небольшого глиняного горшочка. Затем, проказливо улыбнувшись, что-то сказала внучке, подошла к скамье и уселась подле Уильяма.
– Что она сказала? – спросил шотландец.
– Она говорит, что вы красивы, такой же красавец, как ромы, которые славятся своей привлекательностью.
Нона снова что-то сказала. Тамсина ответила.
– Она смажет вашу рану целебной мазью. Рана быстро заживет, правда, останется шрам. Бабушка считает, что вашей жене он понравится. Один-два шрама только украшают мужчину. Они свидетельствуют о его храбрости.
– Жены у меня нет, а вот шрамов – предостаточно.
– Я ей сказала. Вижу, когда-то вас сильно ранили, – мягким голосом проговорила Тамсина.
Она дотронулась до шрама на подбородке мужчины, затем провела пальцем вдоль длинного белесого рубца, пересекающего его плечо. Ее прикосновения были нежными, едва заметными, если б не тепло ее пальца.
– Подростками дурачились со шпагами, – объяснил Уильям.
– Надеюсь, с тех пор вы стали искуснее владеть шпагой, – произнесла девушка.
– Да, – усмехнувшись, сказал Уильям.
Нона щелкнула языком, приложила смоченную чем-то ткань к ране и что-то сказала.
– Бабушка говорит, чтобы я к вам не прикасалась, – объяснила Тамсина. – Ваши шрамы вас не портят. Поверьте мне, у некоторых мужчин куда более крупные недостатки, чем пара шрамов. Гордитесь своей красотой и совершенством тела.
В глазах девушки при этом читалась полнейшая серьезность. Уильям догадался, что последние слова – ее собственные, а не перевод того, что сказала старая цыганка.
Мужчина подавил стон, когда Нона принялась накладывать толстым слоем мазь на глубокую рану. Сведя вместе края раны, старуха туго обмотала ее длинными полосками тонкой ткани. Из другого обреза материи она сделала подвязку, чтобы можно было носить на ней раненую руку. После этого Нона смыла кровь с его руки и ладоней.
– Спасибо, мадам, – слегка привстав, поблагодарил Уильям цыганку.
Та довольно грубо толкнула его обратно на лавку.
– Пожалуйста, приграничный человек, – произнесла Нона и улыбнулась ему беззубым ртом.
Уильям от удивления приподнял брови, глядя на Нону.
– Когда бабушка хочет, она понимает по-английски, – пояснила Тамсина, поднимая с пола кожаный дублет. – Дедушка заделает дырку. Красивая одежда. Думаю, испанская, судя по тисненым узорам и скрученным валикам на плечах.
– Да. Я купил этот дублет в Эдинбурге у портного, который приобретает ткани и кожу у испанского торговца.
Нона, нагнувшись, провела рукой по коже дублета и что-то воскликнула на своем языке, явно тоже высоко оценив качество одежды.
– Ей нравится ваша экипировка, – сказала Тамсина. – Она любит хорошие вещи.
– Я ей пошлю что-нибудь в знак моей благодарности, – предложил Уильям. – Что ей больше подойдет: шелк, драгоценности или испанская кожа? Я в долгу перед ней за то, что она меня лечит.
– Бабушка будет рада всему, что блестит, Уильям Скотт.
– Тогда я пришлю ей в подарок какие-нибудь драгоценности и рулон шелковой ткани.