Любовь цыганки — страница 29 из 75

– Тамсина! – позвал он. – Выходите. Вынесите мои доспехи и одежду. Будьте добры. Мы должны ехать в Рукхоуп. – Выйдя немного вперед, он продолжил на этот раз настойчивее. – Тамсина Армстронг!

Нона издала радостный возглас.

– Авали, да, – сказала она Уильяму. – Так и надо! Кричи на нее! Говори ей, чего хочешь! Прояви свою страстность! Наконец, сильный мужчина для сильной девушки! Ты не испугался ее странной маленькой ручки!

Бабушка кричала это так, чтобы все ее могли услышать. Некоторые из ромалов останавливались и смотрели в сторону кибитки.

– Бабушка, – зашипела Тамсина. – Перестань! Я все объясню, если ты меня выслушаешь!

Нона ткнула пальцем в сторону Уильяма, окончательно сбитого с толку происходящим, ибо он не понимал ни единого слова.

– Ты остаешься с нами, рей, и мы отпразднуем две свадьбы! Я скажу мужу, чтобы не тревожился! Мы нашли хорошего мужа нашей Чалай!

Повернув голову, она улыбнулась внучке.

– Этот мужчина меня не хочет! – сказала Тамсина.

– Только взгляни на него, – многозначительно приподнимая брови, молвила Нона. – Он тебя хочет.

– Тамсина! – встретившись с девушкой взглядом, позвал ее Уильям.

Теперь в его голосе, звучащем сквозь стиснутые зубы, явственно слышалось раздражение.

– Выходите! Какого дьявола вы там мешкаете?

Тамсина отступила вглубь и спряталась в тени кибитки. Ее щеки пылали от стыда.

– Моей бабушке вы нравитесь, но уезжайте, – бросила Тамсина в ответ. – Я не поеду с вами в Рукхоуп.

Девушка расслышала, как мужчина тихо ругается себе под нос. Сняв шляпу, Уильям взъерошил себе волосы, потом снова выругался и скривился. Видно было, что он совсем позабыл о ране в руке, и теперь она давала о себе знать. Нона, сложив руки на животе, улыбалась.

– Тогда передайте мне мою одежду, – сказал мужчина. – Я переночую где-нибудь в таборе. Поговорим утром… только мы вдвоем. Я никуда не уеду без вас.

Ее горячий темперамент взял свое. Тамсина уже не могла сдерживаться. По правде говоря, девушка даже не понимала, что ее так сильно злит, однако всецело сдалась этому чувству. Схватив шлем, она запустила им поверх плеча бабушки в Уильяма. Мужчина увернулся, но все же сумел поймать шлем налету. Оставшаяся одежда последовала за шлемом – сверток, брошенный Тамсиной, грохнулся на подножку, а затем скатился вниз.

Нона радостно потирала руки.

– Да… да… – крякнула она. – Хороший выбор, что ни говори!

Уильям слабо улыбнулся Ноне, ничего не понимая, потом кинул сердитый взгляд на Тамсину, прятавшуюся в тенях за занавесом на входе, и наконец ушел по направлению к росшим невдалеке деревьям.

Нона обратила в сторону внучки довольное лицо, в выражении которого читалась проказливость. Спустя секунду она уже спрыгнула с подножки кибитки на землю. Монисто на ее шее зазвенело. Выкрикнув имя своего мужа, она устремилась на его поиски.

Тамсина опустилась на пол кибитки, прикрыв лицо обеими руками. А потом горячие слезы раздражения и стыда залили ее ладони.

Глава 13

Если рука благословит тебя,

Будет тебе удача,

Я клянусь этими десятью,

Удача снова будет твоей,

Правда, не знаю когда.

Бен Джонсон. Маскарад переодетых цыган

Утро выдалось прохладным и пасмурным. Когда Тамсина проснулась и выбралась из-под кибитки, кутая плечи в одеяло, небо едва прояснилось. В воздухе веяло прохладой. Повсюду еще царил сумрак, однако девушка расслышала приглушенные голоса. Где-то залаяла собака. Пахло беконом, который жарили в лесочке.

Костры горели, словно золотистые звезды в утренней дымке тумана. Ромалы начали просыпаться после непродолжительного отдыха. Они тихо передвигались, словно тени, переговаривались шепотом с членами своих семей и так же, приглушенно, разговаривали с лошадьми, ухаживая за ними.

Когда дедушка и бабушка вернулись ночью в кибитку, Тамсина притворилась, будто крепко спит. Тревожить внучку они не стали. Уильям Скотт прилег спать под деревом с противоположного края поляны. Тамсина часто поглядывала в его сторону, но шотландец, судя по всему, крепко спал, а вот она полночи ворочалась с боку на бок.

Девушка наблюдала за тем, как некоторые женщины готовятся к предстоящей свадебной церемонии. Вскоре табор отправится пешком на то место, где ее дедушка, вожак своего народа, совершит свадебный обряд, скрепив союз молодоженов. После этого весь день все ромалы будут трапезничать, играть музыку и танцевать.

Завтра, как ей было известно, дедушка поведет табор в другой район Шотландии. Джон Фо обещал подумать о том, что поведала ему внучка. Интриги короля Генриха потерпят неудачу, если никого из ромалов не удастся подкупить либо запугать. Тогда никто не согласится помогать англичанам.

Девушка направилась к ручью, текущему за деревьями. Проходя мимо, Тамсина украдкой посмотрела на Уильяма Скотта. Мужчина сидел под дубом, натягивая сапоги с высокими голенищами. Он посмотрел на девушку и кивнул. В утреннем свете взгляд его голубых глаз казался холодным. Наверняка он ожидает, что в самое ближайшее время они направятся в Рукхоуп. Сердце девушки сильно забилось в груди. Она лишь кивнула в ответ и ускорила шаг.

У ручья женщины набирали ведрами воду. Никто с ней не заговорил. Наверняка они сейчас думают о том, что прошлой ночью она накликала на них несчастье. Тамсина, держась от них на расстоянии, обмыла лицо прохладной водой, а потом мокрыми руками попыталась распутать и пригладить растрепанные после сна волосы. Вернувшись, она заметила, что Уильям стоит подле своего коня и готовится к отъезду.

Из кибитки выбрался Джон Фо и помахал Тамсине. В руке у него была зажата тряпица с какой-то едой. Дедушка звал ее к себе.

– Чалай! – крикнул он. – Доброе утро!

Дед предложил ей овсяную лепешку и поджаренную до хруста, все еще горячую свинину. Поблагодарив, девушка начала есть, стоя рядом. Он не смотрел на внучку, пока та ела. Так считалось приличным.

– Дедушка, – произнесла Тамсина, все съев. – Спасибо, что пришел мне вчера на выручку.

– Мы защищаем своих женщин, – грубовато ответил дед.

– Прости, что из-за меня свадьба моей кузины была омрачена.

– Во всем виноваты гаджо. Ты не сделала ничего плохого… хотя твое поведение не всегда приличествует хорошей роме, – немного помолчав, он добавил: – Слишком многому ты научилась у гаджо.

– Женщины у шотландцев имеют больше свободы, чем у ромалов, – ответила внучка. – Я признаю, что иногда плохо себя веду…

– Ты слишком самоуверенна. Это не свойственно нашим женщинам. Наши женщины отличаются скромностью и послушанием.

Лицо старика нахмурилось. Во взгляде читалось осуждение.

– Это самоуверенность или все же независимость, дедушка?

– Шотландцы уж слишком носятся с этой своей независимостью, – проворчал дед. – То, что хорошо для мужчины, не подходит девушке.

Тамсина вздохнула. Хотя дедушку она любила и уважала не меньше, чем Арчи, Джон Фо слишком уж строго придерживался традиций своего народа, ограничивая внучку в том, чего отец никогда бы не запретил.

Дед в определенном смысле был противоположностью Арчи Армстронга. Ее отец был грузен, высок и громогласен, постоянно шутил и всегда показывал, как он ее любит. Дедушка был низкоросл и смуглолиц, а по характеру сдержан.

– Я думаю исключительно о твоем благе, Чалай, – произнес дедушка. – Мне пришлось отстаивать твое право находиться в таборе, хотя другие считали, что тебе здесь не место даже тогда, когда ты была совсем крохой. Я и Нона настояли на своем после того, как умерла та, которая даровала тебе жизнь, – старик уставился себе под ноги. – Ты очень на нее похожа.

Тамсина это знала. Арчи иногда говорил то же самое, упоминая имя ее мамы с большой нежностью, а вот дед ни разу вслух его не произнес. Как и в случае с Ноной, он не позволял, чтобы его горе стихло хотя бы на толику.

– Спасибо, дедушка, – сказала она. – Ты и бабушка всегда были добры ко мне. Я вас очень люблю. Мама была бы рада, узнав, что обо мне заботятся все мои близкие и родные.

Старик отвернулся.

– Ромалы с трудом отпускают своих дорогих детей, – произнес он. – Когда твой отец забрал тебя, мы надеялись, что ты будешь возвращаться к нам не только на лето, а со временем выйдешь замуж за рома и останешься в нашем таборе.

– Не уверена, что это для меня лучшая доля, – осторожно подбирая слова, нерешительно произнесла она. – Мне нравится и в таборе, и с отцом, но брак, независимо от того, кем будет мой будущий муж – ромом или шотландцем, все изменит.

– Жизнь переменчива, – сказал дед. – Жизнь, подобно нам, ромалам, находится в постоянном движении. Пришло время и тебе двигаться дальше. Нужно найти тебе мужа. – Немного помедлив, он добавил: – Я решил сказать Баптисту Лалло, что ты согласна выйти за него замуж.

Сердце Тамсины сжалось в груди.

– Я не согласна! Я не хочу за него замуж!

Дедушка поднял руку, призывая ее к тишине.

– Для тебя так будет лучше. У Баптиста умерла жена. Ему нужна женщина, чтобы поддерживала семейный очаг, приглядывала за его детьми и давала то, что мужчине нужно от женщины. А я хочу, чтобы он гарантировал мир и согласие между нашими таборами в будущем.

Тамсина замотала головой.

– Не стоит продавать меня ради мира с его табором.

– Я решаю, что правильно, а что нет, когда речь идет о твоем браке. Наш народ лишился благосклонности как английской, так и шотландской короны. Наши таборы должны поддерживать друг друга в эту тяжелую годину.

– Я не могу… Я не согласна.

– Ромалы, в особенности девушки, не перечат своим старейшинам, – твердо заявил дед. – Скоро ты встанешь в круг сердца вместе с Баптистом, произнесешь клятву верности и возьмешь его себе за мужа. Ты теперь будешь жить в его кибитке. Баптист согласился присоединить свой табор к моему. Чалай! Я делаю то, что считаю лучшим, для тебя, для всех нас.