Услышанное очень расстроило Тамсину. Он подтвердил, что на самом деле она не является его женой и леди Рукхоуп, следовательно, она не ровня всем тем леди, о раздевании которых он столько знает.
Уильям протянул ей жесткую на ощупь полосу, обшитую черной тканью, почти правильной прямоугольной формы, которая идеально подходила для того, чтобы прикрыть спереди образовавшуюся «расщелину» в корсаже. Храня полнейшее молчание, Тамсина приложила ткань к своей груди и принялась методично, один за другим, завязывать шелковые шнуры.
Она отвернулась.
– Спасибо. Теперь, если желаешь, уходи… Конечно, это твоя спальня, поэтому ты вправе делать здесь все, что пожелаешь…
Уильям вздохнул.
– Тамсина! – молвил он. – Прошу прощения. Я не собирался тебя обидеть, но вижу, что обидел.
Ее пальцы, безрезультатно борющиеся с небольшими шелковыми шнурами, замерли. Девушка порывисто кивнула. Узел, который она завязывала, развязался. Тамсина издала раздраженный возглас, едва сдерживаясь.
Тяжело вздохнув, мужчина потянулся и проворно сжал пальцами ее локоть.
– Подойди лучше ко мне, упрямица, – произнес Уильям и увлек обратно.
Теперь Тамсина опять стояла между его разведенными ногами. Мужчина сжал ее ноги бедрами. Юбка ее сразу утратила пышность.
– Это называется бюст или планшетка, – начал пояснять Уильям. – Она состоит из тончайшей дощечки, обшитой тканью. Держи планшетку вот так, а я буду завязывать.
Девушка послушно подчинилась. Уильям занялся шнуровкой.
– Крайне неудобное изобретение, словно кираса, обшитая шелками, но леди почему-то считают, что с плоской грудью они выглядят красивее. Я бы предпочел видеть все разнообразие природы, – признался мужчина.
Это замечание, напомнившее Тамсине о его доброте, которой он ее одарил, подействовало. Девушка словно бы оттаяла внутри. Приятное чувство разлилось по всему телу. Определить природу этого чувства Тамсина не решалась. А еще было теплое ощущение радости.
Она глядела на него во все глаза. Мужчина продолжал завязывать кончики шнуров, поправляя образовавшиеся узлы. Тамсина чувствовала, что из-за корсажа и планшетки дышится ей уже не так привольно, как прежде. Пальцы Уильяма были нежными и проворными. Он перешел к последним шнурам. Теплота его пальцев ощущалась даже под тонкой тканью сорочки.
Девушка, затаив дыхание, наблюдала за ним. Уильям отстранил руку. Он на нее не смотрел, хотя девушке ужасно этого хотелось. Тамсина даже чуть вытянула шею, будто показывая, как хочет ощутить на себе его взгляд.
– Ну вот, – тихо произнес он, опуская руки. – Мило получилось.
– Да, красиво, – вздохнула девушка, опуская глаза.
Она поправила складки юбки, которая теперь приняла вид колокольчика. Корсаж был аккуратно завязан. Из-за него грудь ее казалась плоской, талия – уже. Затем корсаж плавно раздавался в стороны на бедрах. Пышные юбки платья придавали ее фигуре схожесть с песочными часами. Лично ей это казалось весьма элегантным.
Вот только ее сорочка некрасиво морщилась над корсажем. Ее груди расплющились под давлением планшетки. Верх грудей выпирал под полупрозрачным батистом. Уильям длинными пальцами поправил вышитый воротник сорочки. Кончики его пальцев коснулись ключиц, когда он поправлял гофрированные складки на ее плечах.
Как бы тяжело ей ни было сейчас дышать, из-за его прикосновений она задышала глубже. Тамсина смотрела на него, ощущая легкую дрожь где-то в области спины. Она чувствовала, как вся тает под этим красивым платьем.
– Надо сделать так, чтобы ткань ложилась аккуратно, без складок, но я не знаю, как это делается, – признался он.
Тамсина чувствовала, что ее сорочка вся скомкана под корсажем. Девушка склонилась и залезла под юбку с фижмами, желая одернуть подол сорочки. При этом она извивалась всем телом. Затем она полезла поправлять ткань сорочки у себя в пазухе. Ей показалось, что Уильям едва слышно простонал.
Тамсина выпрямилась, разглаживая те места на корсаже, куда сумела засунуть батист. Отступив, девушка закружилась на месте. Подол приподнялся над ее босыми ступнями. Девушка улыбнулась ему.
– Получилось, как мне кажется. Идеально сидит.
– Не совсем, – тихо произнес мужчина. – Под эти широкие рукава нужно привязать другие, нижние. После этого следует уложить твои волосы в прическу, покрыть сеткой и украсить драгоценностями. Обуваются леди в расшитые туфельки. Вокруг шеи следует навесить как можно больше побрякушек, уши украсить серьгами-подвесками. Только тогда, когда ты будешь украшена, словно блюдо с марципанами[50], моя девочка, люди скажут, что все на тебе идеально.
Девушка издала протяжный стон. Плечи ее поникли. Она по привычке сжала ладонь левой руки, и маленький кулачок почти скрылся в складках гофрированной манжеты сорочки.
– Мне еще предстоит так много узнать. Моя одежда была такой простой.
Тамсина чувствовала себя полной дурой, как тогда, когда выпила лишку. Выпитое вино до сих пор мешало ей мыслить трезво. Как она могла заблуждаться, решив, что красивое платье сделает ее лучше, чем она есть на самом деле? Ее невежество не позволило ей вовремя сообразить, что надо что-то делать с ее волосами и босыми ногами. А еще Тамсина понятия не имела, что делать с небольшой горкой колец, которые сверкали внутри серебряной шкатулки.
– Ну, – изрек Уильям, – как по мне, лучше всего ты выглядишь в одной сорочке.
Низкий, мягкий голос ласкал ей слух.
– Все остальное – излишества, однако если девушкам так нравится, почему бы нет?
Мужчина улыбнулся.
Девушка слегка склонила голову. В низу живота у нее зародилось возбуждение. Его замечание, его намек касательно сорочки свидетельствовали, что он находит ее привлекательной и желанной. Ей хотелось улыбнуться, хотелось, чтобы счастье светилось в ее взоре точно так же, как светятся его глаза.
– Тебе разве не нравится? – спросила она.
Тамсина, слегка приподняв подол платья, принялась раскачиваться из стороны в сторону.
Уильям прислонился плечом к столбику кровати под балдахином и перебирал своими длинными пальцами янтарное ожерелье, украшенное золотом. Свет красиво играл в бусинах.
– Тамсина, – произнес он хриплым голосом, – знаешь, быть твоей камеристкой – совсем непростое дело. Тебе, думаю, не следует меня о таком просить. У меня уже сил не хватает…
Девушка удивленно приподняла брови.
– Ты же при дворе раздел сотню леди, – сказала она.
Мужчина издал сдержанный смешок.
– Не сотню, поверь мне.
В свете камина, играющего тенями, Уильям устало и в то же время внимательно взглянул на девушку.
– Подойди-ка сюда.
Сердце у нее билось подобно колоколу. Ей хотелось шагнуть к нему, вот только Тамсина хорошо понимала, что, если она окажется в досягаемости его рук и позволит ему поправлять на ней одежду, она навсегда себя потеряет.
Девушка колебалась. Его молчание, его взгляд притягивал ее. Она все не решалась. Сердце толкало ее вперед, но страх не давал двинуться с места.
– Благодарю, – отвернувшись, Тамсина поправила складки подола. – Уверена, тебе уже вконец надоела вся эта глупая, тщеславная мишура. Я сама справлюсь и вскоре спущусь к ужину. Я уложу волосы и решу, какая из крошечных шапочек мне больше по душе. Я выберу красивое ожерелье, найду подходящие чулки и туфли…
Девушка запнулась, осознав, какую глупость говорит, но Уильям уже поднялся с кровати, не сводя с нее глаз.
– Да, ты и сама прекрасно справишься с остальным.
– Справлюсь, – подтвердила она.
Тамсина схватила пару чулок и подвязок с кровати. Девушка опустилась на пол в ворохе черной парчи и, выставив вперед голую лодыжку, принялась натягивать на нее белый чулок.
– Премного благодарен, – пробурчал Уильям и направился к двери.
Тамсина провожала его взглядом. Его тело было мускулистым и стройным. Мужчина был облачен в черные бриджи, кожаный дублет и рубашку. Девушка подумала, что он прав. В столь шикарном наряде Тамсина чувствовала себя несколько глуповато. Она привыкла к простой одежде, как, судя по всему, и он, вот только парчовое платье, несмотря на все шнуры и налагаемые им ограничения, радовало ее своей элегантной пышностью. В нем Тамсина чувствовала себя почти красавицей. А еще ей нравилось, как сверкали глаза Уильяма, когда она крутилась перед ним.
Девушка рывками натянула шелковые чулки и неуклюже завязала ленты подвязок под коленями. Затем, поднявшись с пола, Тамсина порылась в драгоценностях, подаренных Еленой. Выбор ее остановился на ожерелье из инкрустированных золотом янтарных бусин, которое до этого вертел в руках Уильям. Девушка повесила его на шею. На голову Тамсина примерила черную шапочку в форме полумесяца, по краям украшенную жемчужинами. С нее каскадами спускалась вуаль, вот только ей никак не удавалось закрепить вуаль в нужном положении. Черные туфельки показались ей весьма странными. Задников у них вообще не было. Нужно было просто засунуть в них ноги, вот и все. Туфельки украшало изысканное шитье.
Тамсина все еще мучилась с шапочкой, которая никак не хотела налезать на пышную гриву ее волос, когда из библиотеки до ее слуха долетели голоса: низкий, протяжный выговор Уильяма и более звонкий голосок Елены.
– Тамсина! – послышался голос мужчины.
Дверь приоткрылась. В дверном проеме показался Уильям.
– Можешь выйти?
Девушка застенчиво подошла к двери. На ногах у нее были только шелковые чулки. Волосы распущены. Подол платья колебался при ходьбе из стороны в сторону. Она вошла в освещенную светом свечи библиотеку.
Рядом с Уильямом стояла Елена. Женщина улыбалась, глядя мимо брата на Тамсину. При виде девушки она еще больше обрадовалась.
– Ах! А я-то беспокоилась, не будет ли черный казаться излишне темным для вас! – воскликнула Елена. – Но вы в черном похожи на драгоценный камень! Как красиво! Вилли! Ты же согласен со мной?
Оглянувшись, он посмотрел на сестру.
– Да, красиво, – тихо молвил он.