Нет! Мы не поедем в Никарагуа. Мы поедем в Бразилию. Мы будем жить в маленьком-маленьком бунгало на краю маленького-маленького селения. По утрам мы будем пить кофе-гляссе… (Оглядывается). Где же вы? Где вы? (Идёт в комнату). Где же вы? Где вы?… Он ушёл. Я напугала его змеёй. Даже такое отважное сердце может чего-то бояться. Что я наделала! Глупое, глупое созданье! Его нужно вернуть. Сейчас. Немедленно. Вернуть. (Бежит к телефону, срывает трубку, набирает номер). Алло…. Простите. Доброе утро. Или день. Или вечер. Что? А куда я попала? Пальцем куда? Простите. Я не хотела. Я случайно. Нет, что вы, я не могу никуда сейчас идти. Мне нужно звонить. Я должна звонить. Простите. (Снова набирает номер). Алло…. Кто? Жэк? Здравствуйте, уважаемый! Вас-то мне и нужно…
Картина третья
Прошла неделя. В квартире повсюду свечи. Посреди комнаты стоит сервировочный столик на колёсах. На столике бутылка шампанского во льду, поломанный на четверти гранат, кусочки шербета в блюдце, креветочный салат с веточкой петрушки, коробочка леденцового монпансье, тонкие-тонкие ломтики ржаного хлеба и еще менее тонкие пластики прозрачно-розовой буженины. И еще роза.
Она порхает по комнате, зажигает свечи, курит, мурлычет романс.
ОНА (тушит сигарету). Пришёл…. Нет, сразу не надо открывать. Эти мгновенья заставят его воспылать еще больше…. Боже, какая я жестокая! Как я могу! Он ведь умрет там! Погибнет от мук! (Бежит к двери, открывает).
ОНА. Наконец-то! Где же вы были? Я звонила, звонила, но мне не говорили, где вы. А потом сказали, что вы трудоголик и вероятно запойно предались работе. Это вы из-за меня? Чтобы забыться? Не думать. Вы из-за меня?
ОН. Ну…
ОНА. Как это мило! Как красиво!
ОН. Я это…чё пришёл…. Начальница извиниться сказала. Ну, что я там… в этом… в унитазе у вас червяков каких-то увидел, и работать не стал. Сказала, что вы ей все уши уже прожужжали, и, если типа не извинюсь, то коней в трудовую нарисует и прощай. А у меня там и так всё в конях. Так что, извините…
ОНА. Это вы…
ОН. Больше не буду. И позвоните ей, скажите, что приходил. Ладно? До свиданья.
ОНА. Куда же вы? Теперь, когда вы здесь, я никуда вас не отпущу. У нас будет ужин при свечах. Мы будем вкушать плоды гранатового дерева. Беседовать. Пить шампанское из потной ледяной бутылки.
ОН (сглотнул слюну). Издеваетесь всё?
ОНА. Вы не любите шампанское?
ОН. Я б щас хоть стеклоочистителя…
ОНА. К сожаленью, у меня только шампанское. Но если хотите, я позвоню в ресторан…
ОН. Стыдно смеяться над больным человеком.
ОНА. Я и не думала.
ОН. Чё похмелить хотите?
ОНА. Что? Простите.
ОН. Нальете если, то век благодарный буду.
ОНА. Вы захотели шампанское?
ОН. Трубы горят жутко.
ОНА. Пламя? Оно испепеляет вас? Как знакомо мне это чувство…
ОН. Чё тоже любите? (Щелкнул себя по шее).
ОНА. Так люблю, что просто готова продать душу!
ОН. По вам не скажешь.
ОНА. О, боже, вот я и призналась! Глупое, глупое существо! Сейчас же забудьте всё, что я вам сказала.
ОН. Да ладно, я никому…
ОНА. Пойдемте же тогда.
ОН. Да я здесь вмажу…
ОНА. Пойдемте. (Тянет его в комнату).
ОН (пытается снять сапоги). Разуюсь хоть…
ОНА. Не нужно. (Усадила его на стул возле столика, села напротив).
ОН (смотрит на бутылку). Вы это…точно не пошутили?
ОНА. Я же просила вас забыть…
ОН. Да я про шампанское. Можно?
ОНА. Конечно, можно.
ОН. Точно?
ОНА. Зачем вы спрашиваете?
ОН. Ну, ладно… (Дрожащими руками схватил бутылку, откупорил, налил в бокал, залпом опорожнил его, выдохнул. Смотрит на неё). Ой, про вас-то забыл. (Налил ей, потом себе). Ну чё? Будем… (Выпил).
ОНА. Будем…вместе. Тысячу лет. Мильён. Вечность. (Пригубила).
ОН (захмелел, завеселел, заулыбался). Ух! На старые-то дрожжи торкнуло как сразу. Сказка.
ОНА. Сон.
ОН (взял бутылку, изучает). Совет хотите? Наше лучше берите. «Советское». А это бодяжат по чёрному. Где брали? Тут? В гастрономе?
ОНА. В Версале.
ОН. Это где такой? На Ленина, что ли?
ОНА. Во Франции.
ОН. В райпо, что ли.
ОНА. У господина Ширака.
ОН. Во Францево-то вроде только райпо из магазинов. Чё новый, что ли открыли? Названье-то еще какое: «У господина Широкого». Какие там во Францево господа, японский бог. Как все колхозниками были, так и останутся. Что Широкий, что Узкий.
ОНА. Вы считаете французов крестьянами?
ОН. А то кто же они? Ездил к ним как-то за грибами на своём «минскаче»…
ОНА. За трюфелями?
ОН. За опятами. Оставил его, в общем, у дороги, так они, подлюки, у меня весь бензин скачали.
ОНА. Странно. А я забыла в такси ридикюль, так мне его вернули.
ОН. Так то в такси. Таксисты щас тоже грамотные пошли. Мало чёго-кого. Могут и наехать ведь. Ну чё, хлопнем? (Налил). Дай бог не последняя. (Чокнулись, выпил).
ОНА (пригубила). Давайте есть гранат.
ОН (пробежал по столу взглядом). Я бы бутиков лучше…
ОНА. Бутерброд?
ОН. Ну. Можно?
ОНА. Ради бога. Я буду счастлива.
ОН. Не объем?
ОНА. Что?
ОН. Ладно. Разрешили. Поздно. (Сгрёб весь хлеб, всю буженину, соорудил бутерброд, жадно ест). Я ж тут пока керосинил не закусывал ни хрена. Так только если…
ОНА (смотрит на него, выковыряла зернышко из граната, сунула в рот). Я такая пьяная. Шампанское ударило мне в голову.
ОН. На старые дрожжи понятное дело.
ОНА. Сейчас я буду читать вам стихи.
ОН. У нас один тоже такой был, как примет так давай: «Гляжу, поднимается медленно в гору лошадь». В ЛТП лечился, щас не знаю где…
ОНА. Вы любите Некрасова? Тогда я буду читать вам Некрасова. Это про нас. Про народ. Про державу. Из «Пира». (Встала, вскинула руку, декламирует):
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка-Русь!
В рабстве спасённое
Сердце свободное —
Золото, золото
Сердце народное!
Сила народная,
Сила могучая —
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается —
Русь не шелохнется,
Русь — как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая —
Встали — небужены,
Вышли — непрошены,
Жита по зернышку
Горы наношены!
Рать поднимается —
Неисчислимая!
Сила в ней скажется
Несокрушимая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка-Русь!..
(Закончила, мотнула головой, смотрит на него, улыбается.)
ОНА. Что с вами?
ОН (стучит себя в грудь). Люблю про войну когда…. У меня ж отец через всю войну от звонка до звонка. Пехотой. В Варшаве самой был. А ему подлюки газ отключили, что на гибкий шланг без их ведома. А у него вот тут раны, там раны, пуля где-то еще и на заднице шрам. А ему газ тово… заглушку ввинтили. Он к шишкам хотел. При медалях, всё, пошёл, а там вот такая фига. Не пускают. В собес дуй, говорят. А в собесе тетка вот такая сидит — три на три, десять подбородков. Пиз… чеши-ка ты, старый, домой, говорит. А он чё…. Обиделся, понятное дело. Матом на неё. А она не дура возьми да и милицию. А у него наган именной с собой оказался. Без патронов само собой. А пацаны-то молодые приехали. Зеленые. Пороху не нюхали. Вот и вышло. «Уазик» бросили и ноги в руки. Судить хотели. Не успели. Помер батя. Тогда-то вот у меня и понеслась. И кони в трудовую полетели и всё остальное. Нет потому что на свете правды и не будет…
ОНА. Мы будем искать её вместе.
ОН. Да я-то уж отыскался. Уж всё. Щас бы только до пенсии, а там годик передохнуть и тово можно…. Хотите, я вам тоже стишок выдам? Частушку.
ОНА. Зачем вы спрашиваете?
ОН. Она только это… тово… такая…
ОНА. Читайте?
ОН. У меня не по чему, я так расскажу. Спою.
ОНА. Пойте.
ОН (прочистил горло). Так. (Запел). Полюбила парня я, оказался без…. Нет, другую буду. (Снова запел). Полюбила тракториста, как это водится — дала. Три недели сиськи мыла и соляркою ссала. Ух.
ОНА (стучит в ладоши). Браво! Браво! Какая экспрессия, какие яркие народные образы! Какая тонкая аллегория! Разочарование в любви — вечная тема в поэзии! Помните, у Вильяма? Сто тридцать седьмой сонет, помните? (Читает):
Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Я видел красоту, но каждый раз