Что ж, у Седрика были в запасе канты на любой вкус.
— Ну, Фанни, как вам это нравится? — спросил он, расправляя тюль на юбке леди Монтдор. — Мы заказали это по телефону, когда были в Крэгсайде — ты бы слышала нас — Мейнбошер просто не мог поверить, что Соня сбросила такой вес.
Она в самом деле была очень худой.
— Я сижу в паровой бочке, — сказала она, нежно глядя на Седрика, — целый час или два, а потом приходит этот милый мистер Виксман и бьет, бьет меня, как тряпку. Так что жир уходит в мгновение ока. Седрик сейчас готовит для меня, но я потеряла интерес к пище после паровой бочки.
— Но, моя дорогая Соня, — вмешался Дэви, — я надеюсь, ты посоветовалась с доктором Симпсоном? Я в ужасе, видя вас в таком состоянии, такая худая, одна кожа да кости. Знаете, в нашем возрасте опасно шутить со своим весом, это большая нагрузка на сердце.
Со стороны Дэви было очень благородно сказать «в нашем возрасте», потому что леди Монтдор была на четырнадцать лет старше него.
— Доктор Симпсон? — насмешливо переспросила она. — Мой дорогой Дэви, он ужасно отстал от жизни. Он даже не мог объяснить мне, как правильно стоять на голове, Седрику пришлось звонить в Париж и Берлин. Должна сказать, я с каждым днем чувствую себя все моложе и моложе, с тех пор, как научилась стоять на голове. Надо прогонять кровь через железы, они это любят.
— Откуда вы знаете, что любят железы? — ответил Дэви с раздражением. Он презирал любой режим здоровья, кроме того, которого сам придерживался в настоящий момент, считая все остальные опасным суеверием, которое недобросовестные шарлатаны внушают доверчивым дуракам. — Мы слишком мало знаем о наших железах, — продолжал он. — Почему это должно быть им полезно? Разве мы по замыслу Природы должны стоять на голове? Разве животные стоят на голове, Соня?
— Ленивец, — ответил Седрик, — летучие мыши висят вниз головой много часов подряд, вы не можете отрицать этого, Дэви.
— Да, но ленивец и летучие мыши молодеют от этого? Я сомневаюсь. Летучие мыши, может быть, но только не ленивец.
— Пойдем, Седрик, — сказала леди Монтдор, очень недовольная замечаниями Дэви.
Леди Монтдор с Седриком открыли на зиму Монтдор-хаус, и я больше их не видела. Лондонское общество, не имеющее никаких предубеждений против «анютиных глазок», которые все еще существовали среди Борели и доводили дядю Мэтью до судорог, втянуло Седрика в свой сверкающий водоворот. Отголоски его успехов достигали даже Оксфорда. Он оказался таким арбитром вкуса, таким организатором торжеств, какого не являлось в свете со времен галантной эпохи, так что он жил в беспорядочном и сумбурном мире вечеринок с верной леди Монтдор, неизменно следовавшей за ним. «Разве она не очаровательна? Ей семьдесят-восемьдесят-девяносто лет? Ее счет идет уже не по дням, а по часам. Она так молода и весела, какой я надеюсь быть в сто лет». Так Седрик превратил ее из шестидесятилетнего страшного идола в столетнюю резвую любимицу общества. Существовало ли что-то, невозможное для него?
Я помню один ледяной день поздней весны, когда я столкнулась на улице с миссис Чаддерсли Корбетт с юным студентом, возможно, ее сыном, судя по подбородку.
— Фанни! — воскликнула она. — Ну, конечно, вы ведь живете здесь, дорогая? Я слышала о вас от Седрика, он просто обожает вас.
— О, — сказала я, весьма довольная, — я тоже очень люблю его.
— Я тоже не могу не любить его. Он такой милый, такой уютный, идеальный партнер за столом. А Соня, что за волшебное преображение? Похоже, брак Полли оказался для нее благом. Вы что-нибудь слышали о Полли? Что она с собой сделала, глупышка. Но я без ума от Седрика, как и все в Лондоне, маленький лорд Фаунтлерой. Мы сегодня ужинаем вместе, я передам им ваш привет. Скоро увидимся, дорогая, до свидания.
Я видела миссис Чаддерсли Корбетт не чаще раза в год, но она всегда называла меня «дорогая» и обещала скоро увидеться, всегда оставляя меня в приподнятом настроении.
Я вернулась домой, где обнаружила Джесси и Викторию сидящими у камина. Виктория была совершенно зеленая.
— Я должна предупредить, — сказала Джесси, — новый автомобиль добил бедную Вики, и теперь она не может открыть рот, опасаясь, как бы чего из него не выронить.
— Иди посиди в туалете, — предложила я, но Виктория только яростно затрясла головой.
— Ей плохо, — перевела Джесси, — но не слишком. Надеюсь, ты рада нас видеть?
Я сказала, что рада, очень.
— И мы надеемся, что ты заметила, как мы не приезжали к тебе в наши дни?
— Да, заметила. Я решила, что из-за охоты.
— Глупышка, как можно охотиться в такую погоду?
— Погода установилась только вчера, а Норма видела вас на охоте.
— Мы не думаем, что ты понимаешь, как горько обидела нас своим отношением в прошлом году.
— Хватит, хватит, дети. Мы обсуждали это тысячу раз, — твердо сказала я.
— И все-таки это нехорошо с твоей стороны. В конце концов, естественно было ожидать, что когда ты выйдешь замуж, твой дом откроет нам все прелести цивилизованного общества, и что рано или поздно мы встретим в твоем салоне блестящих титулованных молодых людей, предназначенных нам судьбой. «Я полюбил ее с первого взгляда, эту длинноногую девушку с красивым чувственным лицом, которую встретил в гостиной миссис Уинчем в Оксфорде». И что же мы видим? Один из самых богатых и блестящих женихов Западной Европы становится завсегдатаем твоего дома, а мы оставлены на милость двоюродных братьев, сброшены с неба на землю. Это нечестная игра.
— Хватит, — повторила я устало.
— Тем не менее мы приехали к тебе, — Виктория выбежала из комнаты, Джесси не обратила на нее внимания, — чтобы показать неизмеримое великодушие нашего сердца. Дело в том, что мы знаем потрясающую новость, и, несмотря на твое недостойное поведение, собираемся рассказать ее тебе. Но мы хотим, чтобы ты оценила наше благородство, потому что мы спешили к тебе с горящими глазами и развевающимися волосами. А теперь надо подождать Викторию, я не хочу быть коварной сестрой. И можно ли нам чаю, мы проголодались.
— Миссис Хетери знает, что вы здесь?
— Да, она поддерживала голову Виктории.
— Ты хочешь сказать, что ей уже было плохо?
— Всего три раза в машине и два раза здесь.
— Ну, что ж, миссис Хетери знает, будет вам чай.
Она появилась одновременно с Викторией.
— У Фанни божественный туалет, Джесси. Ковер на полу и центральное отопление, я готова сидеть там вечность.
— Так что это за новость, которую вы узнали? — спросила я, наливая детям молоко.
— Мне нравится твой чай, — сказала Джесси, — сразу видно, как ты по нам соскучилась. Я люблю твой чай, почти как кофе. Новость заключается в том, что Наполеон покинул Эльбу. Он приближается.
— Повтори.
— Достаточно. Мы думаем, что твой блестящий космополитический интеллект приведет тебя к остроумной разгадке.
— Вы имеете в виду Полли, — сказала я, почувствовав внезапное озарение.
— Горячо, дорогая! Джош проезжал мимо Силкина и заглянул к Кровавому Полковнику. И вот, что он услышал. Поэтому мы сразу бросились к тебе, потому что верны тебе в болезни и здравии. Разве наш добрый жест не заслуживает ответного благородства?
— Не будьте занудами и продолжайте рассказывать. Когда?
— Не сегодня-завтра. Арендаторы съехали, дом подготовлен, ну, там белье леди Патриции и прочие вещи. Она собирается родить ребенка.
— Кто, Полли?
— Ну, дорогая, а кто же еще? Не леди Патриция, конечно. Вот почему они возвращаются. Так ты признаешь, что с нашей стороны было очень мило приехать к тебе и рассказать?
— Очень мило.
— Так ты пригласишь нас на ленч в один прекрасный день в ближайшее время?
— В любой удобный вам день. Я сделаю профитроли[26] с шоколадом и сливочным кремом.
— А как насчет закрыть глаза на священное чудовище?
— Седрик, если вы его имеете ввиду, находится в Лондоне, но вы можете закрыть глаза на Джека Борели, — сказала я.
— О, Фанни, какая жестокость. Можем ли мы позвонить Дэви?
Глава 7
Установилась морозная погода, постоянно шел снег. Газеты выходили с ежедневными страшными описаниями овец, похороненных в сугробах, певчих птиц, замерзших на ветвях, фруктовых деревьев, погибших на корню, и ситуация казалась еще ужаснее тем, кто как миссис Хетери предпочитал верить газетам, не обращаясь с прошлому опыту. Я пыталась приободрить ее, рассказывая, что скоро все поля будут покрыты овцами, деревья птицами, а яблони цветами, как это происходит каждую весну. Но, несмотря на то, что будущее не тревожило меня, я находила возвращение зимы очень неприятным, потому что в конце весны было бы разумно ожидать приятной погоды, достаточно теплой, чтобы посидеть на улице час или два. Небо затянуло густой желтой пеленой, из которой бесконечно сыпались снежинки, и это продолжалось день за днем.
Однажды утром я сидела у окна, лениво рассматривая морозный узор на стекле и праздно размышляя, придет ли когда-нибудь тепло, удастся ли мне разглядеть Церковь Христову сквозь хлопья снега, думая, как холодно должно быть сегодня вечером у Нормы без леди Монтдор, разжигающей огонь, и как скучно без Седрика с его узким белым кантом. Слава Богу, думала я, что я продала бриллиантовую брошь отца и установила дома центральное отопление, а потом стала вспоминать, каким был дом два года назад, когда здесь еще жили рабочие, и как я смотрела в это самое стекло, тогда отвратительно грязное и залитое побелкой, когда увидела Полли со своим будущим мужем. Я и хотела и не хотела возвращения Полли в мою жизнь. Я снова была беременна и чувствовала себя усталой.
Но через несколько минут утренний сумрак развеялся без следа, потому что в моей гостиной стояла Полли, с большим животом, веселая и красивая, как всегда, в красном пальто и без шляпы. И, конечно, без следа растаяло и было забыто мое нежелание снова увидеть ее. Вместе с ней в моей гостиной возник Профессор Безобразник, постаревший и какой-то изношенный. Когда мы с Полли закончили смеяться и обниматься, говоря: «Как я рада тебя видеть» и «Почему ты ничего не писала» она сказала: