— Я пойду, — сказала я, вставая.
— Нет, нет, Фанни, ты должна остаться, дорогая. Я не уверена, что могу остаться с ней наедине, сядь обратно, пожалуйста.
Из сада раздались голоса.
— Посмотри в окно, — попросила Полли, — это они?
— Да, и Седрик тоже там, — ответила я, — они все втроем гуляют по саду.
— Боже, нет! Я должна, должна увидеть Седрика. Сестра, пожалуйста, спуститесь вниз и скажите, что я приму их всех.
— Не сейчас, леди Полли, нет. И, пожалуйста, возьмите себя в руки, вам надо избегать волнений. Я не могу допустить сюда незнакомца, только близкие люди, сказал доктор Симпсон, один раз в день. Я полагаю, вашу мать можно пригласить. На несколько минут, и больше никого, тем более странных молодых людей.
— Я бы лучше повидалась с мамой, — сказала Полли, обращаясь ко мне, — иначе эта глупая вражда будет продолжаться вечно, кроме того я жду не дождусь увидеть ее волосы и ноги. О, дорогая, но по Седрику я просто тоскую.
— Она, кажется, в прекрасном настроении, — сказала я, глядя на них из окна. — В темно-синем платье и зюйдвестке. И Малыш просто расцвел. Я ожидала, что он будет сбит с толку ее внешностью, но он словно ничего не замечал, во все глаза глядя на Седрика. Они хохочут, как сумасшедшие.
Очень умно со стороны Малыша, подумала я про себя. Если он расположит к себе Седрика, то сможет частично вернуть благосклонность леди Монтдор, и тогда можно будет ожидать небольшого изменения завещания лорда Монтдора.
— Я готова умереть за зюйдвестку, зовите ее скорее. И еще, сестра, придумайте что-нибудь, чтобы задержать ее на пару минут, дайте мне зеркало и расческу. Фанни, продолжай свой репортаж.
— Ну, Седрик с Малышом очень увлечены беседой, я думаю, Малыш хвалит костюм Седрика из грубого синего твида с красным кантом. Леди Монтдор улыбается и зорко оглядывается вокруг. Ты знаешь этот ее взгляд.
— Я так и вижу его, — сказала Полли, расчесывая волосы.
Я не стала говорить, что в этот момент леди Монтдор смотрела через ограду кладбища на могилу своей золовки. Мужчины оставили ее, медленно продвигаясь к кованым воротам сада, оживленно переговариваясь, смеясь и жестикулируя.
— Давай, — подбодрила меня Полли, — так держать, Фанни.
— Появилась сестра, она бежит к твоей матери, они обе просто сияют, я никогда не видела таких улыбок, Боже, они идут к дому. Твоя мать выглядит такой счастливой, меня посетила сентиментальная догадка, что она, должно быть, скучала по тебе в глубине души все это время.
— Ерунда, — сказала Полли, но она выглядела очень довольной.
— Дорогая, я чувствую, мне пора убираться отсюда, позволь мне выйти через гардеробную Малыша.
— Ни в коем случае, Фанни, я очень расстроюсь, если ты сбежишь. Я настаиваю, чтобы ты осталась, я не могу видеться с ней наедине, хоть с улыбками, хоть без улыбок.
Возможно, с леди Монтдор могло произойти то же, что и со мной, и ее улыбка померкла бы при виде Полли в спальне леди Патриции на той самой кровати, где леди Патриция испустила свой последний вздох, и ее отвращение к тому, что сделала ее дочь, обрело бы новую почву. Даже я считала это зрелище непривлекательным, пока не привыкла к нему. Но чрезмерная чувствительность никогда не была недостатком леди Монтдор, к тому же, пламя счастья, которое Седрик разжег в ее душе, давно испепелило все эмоции, которые не относились напрямую к нему. Сейчас он был единственным человеком в мире, имевшим для нее значение. Сияя улыбкой и излучая хорошее настроение, она поцеловала сначала Полли, а затем меня. Она оглядела комнату и сказала:
— Ты переставила туалетный столик, так намного лучше, больше света. Такие прекрасные камелии, дорогие, могу я взять один Седрику в петлицу? О, от Паддингтона? Бедняга Джеффри, боюсь, у него мания величия, я столько раз его приглашала, а ему так и не удалось приехать к нам. Его отец был совсем другим — наши отцы дружили — король Эдуард очень любил его и Лоэлию Паддингтон — это была такая красивая пара, люди вставали на стулья, чтобы хорошенько разглядеть их. Так бедный ребенок умер, я так и думала, сейчас воспитывать детей ужасно дорого.
Сестра, вернувшаяся в комнату, чтобы как раз услышать это замечание, приложила руку к сердцу и чуть не упала в обморок. Теперь ей было что порассказать своим пациенткам, за всю свою сестринскую карьеру она никогда не слышала таких слов от матери роженицы. Но Полли осталась довольно равнодушна, это было слишком типично для леди Монтдор, чтобы она находила ее слова странными или огорчительными. Она, приоткрыв рот, глядела на мать широко открытыми глазами, впитывая все детали ее облика. В любом случае, она и сама, как мне казалось, не очень тосковала по ребенку, не осознавая потери; она напоминала мне корову, у которой забрали ее теленка, даже не дав облизать его.
— Как жаль, что ты не могла приехать на бал, Фанни, — продолжала леди Монтдор, — хотя бы на полчаса, чтобы посмотреть. Это было действительно красиво. Из Парижа приехало множество друзей Седрика, только ради него, в таких красивых костюмах, и, должна сказать, хоть я никогда особенно не любила французов, они были так любезны и очень благодарны ему, за все, что он для них сделал. Все она говорили, что такого бала не было со времен Роберта де Монтескью, я могу в это поверить — он обошелся в четыре тысячи. Знаете, эта вода для гондолы оказалась очень тяжелой. Ну, мы показали этим иностранцам, что для Англии нет ничего невозможного, это было прекрасной пропагандой. Я надела все свои алмазы, а Седрику дала вращающуюся бриллиантовую звезду, он носил ее на плече, очень эффектно. Мы наслаждались каждой минутой, и я хотела бы показать вам письма, что мы потом получили, очень трогательные, люди так мало радовались в прошлые два года, и это сделало их еще более благодарными, конечно. Когда мы приедем в следующий раз, я привезу фотографии, они дают замечательное представление, как все это было.
— А каким было твое платье, мама?
— От Лонги, — сказала леди Монтдор уклончиво. — Вероника Чаддерли Корбетт была очень хороша в костюме проститутки (забыла, как они тогда назывались), и Дэви там был, Фанни, ты слышала о нем? Он был Черной Смертью. Все так старались, ужасно жаль, девочки, что вы не могли приехать.
Последовала пауза. Она оглядела комнату и со вздохом сказала:
— Бедная Патриция — что ж, для нее все кончено. Малыш рассказал нам о своей книге, прекрасная идея, три герцога, и Седрик очень заинтересовался, потому что молодой де Супп, сын княгини де Ресурс, который приехал из Трувиля — его друг. Шевр Фонтейн, где Седрик жил каждое лето, принадлежит его кузену. Разве это не любопытное совпадение? Так что Седрик может рассказать Малышу много вещей, которые знает о них обо всех. И еще они думают, что они могут вместе поехать в Париж провести некоторые исследования, на самом деле, мы могли бы поехать все вместе, разве это не было бы забавно?
— Не для меня, — твердо сказала Полли, — нет, я больше за границу ни ногой, никогда.
В этот момент в комнату вошел Малыш, и я тихонько ускользнула, несмотря на яростные взгляды со стороны кровати. Я вышла в сад поискать Седрика. Он сидел на ограде кладбища, лучи солнца золотили его гладко причесанные волосы (последствия бала, как я решила), он полностью сосредоточился на лепестках ромашки.
— Он любит меня, не любит… любит… нет, не прерывайте, ангел мой, он любит, не любит. О, небеса, небеса, небеса! Он меня любит. Говорю вам, моя дорогая, в мою жизнь пришла моя вторая великая любовь.
Зловещий луч ярко осветил наше будущее.
— О, Седрик, — сказала я, — будьте осторожны.
Я напрасно беспокоилась, Седрик все решил очень красиво. Как только Полли полностью восстановила здоровье и внешний вид, он усадил леди Монтдор и Малыша в «даймлер» и укатил с ними во Францию. Поле боя, таким образом, осталось за «моррисом коули» Джеффри Паддингтона, который ежедневно можно было видеть на дороге в Силкин. Очень скоро Полли села в машину и была доставлена в Паддингтон-парк, где и осталась. После чего «даймлер» прикатил обратно в Хэмптон, и из него вышли леди Монтдор и Седрик с Малышом.
— И теперь мы все, моя дорогая, можем наслаждаться нашим хлебом насущным, заработанным мной в поте лица.
— Да, я знаю, — ответила я. — Но Борели вас не одобряют.