Но тут я прикусил язык и вместо того, что думал, сказал другое:
— Короче говоря, он хочет иметь нас в качестве перстней на своих пальцах, которые можно крутить в любую сторону и использовать в неизвестных нам целях.
Не слушая меня, Юсуф бормотал:
— Эмир — компаньон Давидяна. Значит, работать с эмиром все равно, что работать с Давидяном, а Давидян делает пожертвования в пользу Израиля.
Горько усмехнулся и сказал, уже обращаясь ко мне:
— Я в полном тупике.
— Почему, упаси Аллах?
— Что мне теперь делать? Оставаться здесь, жить и умереть поваром? Или вернуться в Египет и быть безработным? Отсюда я по крайней мере каждый месяц посылаю деньги отцу. Уехать куда глаза глядят? Но куда? Всюду будет то же самое. Что делать?
— Послушай, Юсуф, — словно оправдываясь, сказал я, — я ничего от тебя не требую. Ты хотел, чтобы я подготовил проект газеты, а я хочу, чтобы ты знал, отчего я не могу этого сделать. У меня к тебе единственная просьба. Мне не известно, действует ли эмир самостоятельно или за ним стоят какие-то организации. Единственное, о чем я прошу, — пусть этот разговор останется между нами. Не желаю, — тут я засмеялся, — случайно попасть под машину или получить удар в спину ножом, возвращаясь вечером домой.
— Упаси Аллах!
— Я, конечно, шучу, но предпочитаю, чтобы о нашем разговоре никто не знал. В остальном ты свободен. Если хочешь, можешь продолжать сотрудничать с эмиром.
Юсуф издал не то смешок, не то стон:
— Я участвовал в демонстрациях против Садата, сидел в тюрьме, убежал из своей страны, покинул родных — все потому, что был уверен, что он губит будущее страны. А погибло мое будущее, бедняка с принципами. Богачи же процветают… Ау, принципы!
С удрученным видом он поднялся со стула, но я удержал его:
— Зачем сразу отчаиваться? Жизнь не кончится, если ты не будешь работать в газете эмира. Пиши, если тебе хочется писать, и пытайся опубликовать написанное в местной прессе или посылай в арабские страны. Не нравится быть поваром, ищи другую работу, постарайся разбогатеть или стать сильным.
Я говорил и сам чувствовал, насколько я неубедителен. Тем не менее закончил призывом:
— Не дай жизни раздавить тебя, как она раздавила меня.
Юсуф никак не отреагировал на сказанное, ограничившись традиционными словами благодарности, и быстрым шагом удалился на кухню. Из противоположного угла кафе на меня вопросительно глядела Элен. Я отвел глаза и вышел из кафе, помахав ей рукой с порога.
У меня еще оставалось время до встречи с Бриджит в нашем кафе. Сначала я решил съездить домой и немного отдохнуть, но передумал и поехал сразу к кафе, оставил возле него машину и пошел прогуляться по тихим улочкам, тянувшимся вдоль реки. Было холодно, и тучи заволакивали небо, предвещая дождь, но я не обращал внимания.
Я был уверен, что разделаюсь с проектом окончательно! Расскажу Юсуфу все, что знаю, и развяжусь с этой историей — и с газетой, и с эмиром. Снова вернусь к той жизни, в которой существует только радость. Почему же все вышло иначе?
Допустим, я ошибся. Мне не следовало вторгаться в жизнь Юсуфа, тем более в жизнь Элен, не следовало взваливать на себя ответственность. С самого начала нужно было отказаться под предлогом болезни. Зачем я влез в это расследование? Какой мне прок, что я узнал кто такой эмир? Все мои открытия не спасут Ливан от Давидяна и не помогут в борьбе с Израилем. Ведь я давно признал, что ничего собой не представляю. К чему же было затевать эти игры? Я не спасу даже Юсуфа. Несчастный испугался, как и я, узнав истину. Кто бы мог ожидать такого результата! Ведь я просто хотел разобраться в том, кто такой этот эмир Хамид! А выяснилось, что нити тянутся к Давидяну. Вот уж действительно была бы прогрессивная национальная газета! Его высочество все рассчитал точно: подвел под проект принципиальную основу, поманил возможностью вернуться в журналистику, вскружил голову баснословными суммами, поездками, долларами, бесчисленными проектами с тем, чтобы в конечном счете надеть тебя на палец, как кольцо, и вертеть в нужную ему сторону. Ведь сколько бы ты ни стоил, ты обойдешься ему дешевле других и будешь более послушным. И все же? Чего он на самом деле от меня хочет? Почему я?
Ноги привели меня, без моего ведома, в потайной садик. Он был пуст. Я сел на ближайшую ко входу лавку. Желтизна листвы утратила свой блеск, потускнела, листья лежали на земле плотным ржаво-коричневым слоем. Сидеть было холодно, и я стал быстро ходить по коротким пересекающимся дорожкам сада, неизменно возвращаясь в одну и ту же точку. Успокойся! Забудь, наконец, этого эмира! Разве мы с Бриджит не договорились держаться подальше от политики? И разве ты не сделал это, не ушел в себя и не пытался забыть все остальное? Даже разговоры с Халидом и Ханади стали для тебя чем-то второстепенным! Ты старался не затягивать их. Бежал от всего, что напоминало о прежних конфликтах и о прежнем тебе самом. Согласился с тем, что ты не состоялся как отец и не должен пытаться вернуть утраченное. Зачем же эти новые волнения? Откуда взялся этот эмир? Неужели снова вступать в единоборство, и с кем? С эмиром Хамидом и с Давидяном, с этими зловещими всадниками на чистокровных арабских лошадях!
Хватит! История закончилась и сделаем вид, что ничего не было. К чертям эмира и Давидяна! Главное — забыть их. Думать лишь о той единственной радости, которая позволяет противостоять миру.
Как сказала Элен: не ускоряйте развязку! Не следует даже думать о том, что развязка в конце концов наступит. Есть Бриджит. Она из крови и плоти, не призрак, не обман, да, да…
Я кинулся вон из сада. Скорее, скорее туда, в кафе.
Остановился перевести дух, завидев этот домик овальной формы на мысу, вдающемся в реку. Почувствовал, как к глазам подступают слезы.
Какое счастье, что наше кафе по-прежнему стоит на месте.
Какое счастье, что мы сейчас встретимся!
Какое счастье видеть ее идущей по дорожке, ступающей, как всегда, быстро и легко, не идущей, а плывущей в волнах невидимого эфира. И я воспаряю над этой исполненной всяческих зол землей. Любовь поднимает меня на своих крыльях к тебе, к этой чистоте и покою, к нашей совместной радости.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯПещера
На ней был плащ на случай возможного дождя. От меня не укрылось выражение тревоги на ее лице.
Возле окна, у которого мы обычно сидели, я помог ей снять плащ, под которым оказался не синий костюм, а синий вязаный пуловер, надетый поверх белой блузки. Заплетенные в косу волосы она подняла вверх, заколов над затылком. Выбившиеся из прически золотые прядки обрамляли лицо, казавшееся менее округлым.
— Ты не была на работе? — спросил я, когда мы усаживались друг напротив друга.
Она указала рукой на тучи, застилавшие небо:
— Экскурсия в такую погоду? Утром мне позвонили из офиса и предупредили, что туристов сегодня нет.
— Что же делать?
— Молиться, чтобы выглянуло солнце! Хотя это не поможет, туристический сезон так и так подошел к концу. Нужно думать о будущем…
Я знал, что она с трудом перебивается на ничтожную зарплату, получаемую в туристической компании. Она не имела официального разрешения на работу и работала в компании не по договору. Владелец регулярно продлевал ей срок работы, учитывая ее знание нескольких языков и нетребовательность. Его очень устраивало то, что она иностранка, не имеющая прав ни на страхование, ни на пенсию, и он держался за нее, тогда как своих соотечественниц старался уволить раньше, чем они проработают шесть месяцев — срок, необходимый для приобретения полагающихся по закону прав. Бриджит с тех пор, как я с ней познакомился, жила только на зарплату и не могла себе позволить ничего лишнего. От меня она тоже ничего не принимала. Если я приглашал ее на обед, на следующий день она непременно приглашала меня. Однажды вечером она заняла у меня небольшую сумму. На следующее утро я нашел в почтовом ящике конверт с деньгами — она не стала дожидаться полудня, чтобы вернуть их при встрече. В конце концов я перестал приглашать ее в рестораны и дарить маленькие подарки, чтобы она не чувствовала себя обязанной. Я был уверен, что она не примет от меня никакой помощи, даже если потеряет работу. Что будет с нею и с нами обоими?
К моему удивлению, Бриджит погладила меня по руке и засмеялась:
— Не волнуйся, ты от меня так легко не отделаешься! Найдем другой выход или другую работу. Директор компании говорил сегодня, что есть человек, желающий брать уроки французского языка. Думаю, что я смогу обучать начинающих и иностранцев.
Я не знал, говорила ли она правду или хотела просто успокоить меня. Она продолжала гладить меня по руке, словно убаюкивая, и смотрела в окно, за которым уже начинался дождь. Крупные капли падали в реку, и волны поглощали их.
Лукаво взглянув на меня, Бриджит произнесла:
— Видишь, небо и река любят друг друга, и от этой любви родятся новые волны. — Похлопала по моей руке: — Эй, где ты? О чем думаешь?
— Думаю о том, что ты сказала сейчас, и о том, что произошло сегодня, и о том, что случится завтра.
Она надула губки и отдернула свою руку:
— Значит, ты ничуть не переменился. Сколько раз я тебе запрещала волноваться из-за того, что происходит и что произойдет. В нашем распоряжении только мгновение — здесь и сейчас.
— Я вдвое старше тебя, а ты даешь мне уроки, — пошутил я.
— Я же не виновата, что ты всю жизнь не учил уроки!
Она права! Но что делать, если перед глазами у меня стоит Элен, тщетно пытающаяся не утратить остатки своей гордости, умоляя меня о помощи? Чем все это закончится?
Бриджит снова молча смотрела в окно, по лицу ее блуждала неясная улыбка. Дождь все усиливался, и черные тучи в небе наползали одна на другую.
— Мне кажется, что мы с тобой — семья сумасшедших, — проговорила она.
— Ты первая это сказала! Но почему тебе пришло это на ум сейчас?
— Из-за дождя. Я вспомнила такой же день, пережитый в детстве. Утро было солнечным. Мы сидели с отцом в его кабинете, и я, по обыкновению молча, наблюдала, как он работает. Вдруг он обернулся ко мне и спросил: «Бриджит, ты знаешь названия деревьев?» Я не знала. Он сказал: «Какой позор! Ну-ка, воспользуемся хорошей погодой и проведем день с пользой, я научу тебя названиям деревьев.» На окраине городка был большой, как лес, ботанический сад. Но когда мы туда пришли, тучи закрыли солнце, и в саду стало темно, а потом пошел проливной дождь. Все это, однако, не остановило моего отца — он водил меня от дерева к дереву, срывал с каждого листок, сравнивал их и был полностью увлечен этим занятием. Выкладывал мне все свои познания, а я слушала, боясь пропустить хоть слово. У нас с собой не было даже зонта, чтобы прикрыть головы, и мы перебегали от одного дерева к другому, он не переставал объяснять, а я — слушать. Когда мы вернулись домой, мама пришла в ужас, закричала отцу, чтобы он скорее переоделся, а сама кинулась снимать с меня мокрое платье и выжимать мои волосы. Она плакала и говорила: девочка умрет, у нее будет воспаление легких, и она наверняка умрет. Отец не пошел переодеваться, а стоял, как вкопанный и смотрел на меня со страхом, как будто вдруг понял, что произошло. С него капала вода. Я подмигнула ему, чтобы успокоить. И знаешь, этот урок не забылся. В любой стране у меня есть деревья-друзья, я делюсь с ними своими радостями и печалями. Думаю, что деревья понимают, когда я обращаюсь к ним, даже уверена в этом. Как ты смотришь на то, чтобы нам завести ребенка?