Вторая мировая война была уже в самом разгаре, когда Бенито стремительно и как-то внезапно начал стареть. Ракела объясняла это попросту тем, что он еще больше озлобился и в сердце его не осталось места ни для каких чувств, кроме ненависти — к евреям, коммунистам, партизанам, немцам, своим любовницам и даже детям — и страха дряхлости.
— Я старею! — жаловался он ей. — Вокруг меня молодые люди, молодые женщины. Когда-нибудь они все станут променивать меня на молодых и крепких мужчин с густой шевелюрой. А я буду внушать отвращение. Но они будут продолжать видеться со мной — так, из жалости, и потому что я великий человек и дуче…
По ночам он не мог спать спокойно. Ему снились кошмары о том, как кто-то стреляет в него, один выстрел — в голову, второй — в спину, он чувствовал эти выстрелы словно наяву, видел, как он падает на сиденье автомобиля и как умирает, истекая кровью. Нервы его были расшатаны до предела, его могла вывести из себя любая мелочь.
— Клара, почему ты надула губки, а? Моя жена так себя не ведет!
— Ракела, ты глупа, как гусыня! Даже Клара умней тебя в сто раз!
Успокоить его не удавалось никому. Припадки бешенства или дикого страха сменялись безграничной грустью и равнодушием. В такие минуты единственную отраду он находил в том, чтобы оскорблять или расстраивать того, кто был в данный момент рядом.
— Я доволен тем, что у тебя тоже есть седые волосы, Клара. Это побуждает меня любить тебя еще больше.
Он любил, чтобы после таких признаний она обняла его и они поплакали вместе.
«Я умру от любви. Я покончу с собой, а иначе меня убьют они. Все меня видят — или думают, что видят, — такой, какой им хочется меня видеть. Мне кажется, что я и сама вижу себя отражающейся в одном из тех кривых зеркал, которые выставляют на ярмарках и в которых становятся худющими, низенькими или кособокими. Они называют меня маркиза Помпадур? А почему не Клеопатра? Что они обо мне знают?»
Так писала Клара в своем дневнике, томясь в ожидании известий от обожаемого Бенито. В войне назревал перелом, отношения с немцами усложнились, и наконец настал день, когда Муссолини, арестованный сначала королем Италии и сбежавший из-под стражи, стал пленником немцев.
«Я просила его не ездить к королю. Туда нельзя было ехать. Как я боялась, что они станут играть в футбол его головой! И я оказалась права. Господи, пожалуй, я самый любящий, верный и преданный ему человек. Разве можно сравнить меня с его женой? Но она тоже любит его… Она приходила ко мне, и после взаимных упреков и оскорблений, когда мы наговорили друг другу кучу мерзостей и даже чуть не подрались, мы обнялись и горько плакали над нашей судьбой и над судьбой Бенито… Она тоже в отчаянии. Мы боимся, что Бенито уже никто не сможет спасти.
Кто любит, тот умирает. Я следую своей судьбе, а моя судьба — это он. Слишком много людей повернулось к нему спиной, и я не могу поступить по отношению к нему так же. Я никогда его не брошу, что бы ни произошло, хотя знаю, что мне не удастся ему ничем помочь».
В самый страшный час на край света за Муссолини отправилась не Ракела, а Клара. Попытки спрятаться в колонне эсесовцев ни к чему не привели — близ деревни Донго итальянские партизаны узнали дуче.
В четыре часа следующего дня их повели на расстрел. Бенито был угрюм и апатичен, Клара не переставая плакала. Став у стены, возле которой должна была оборваться их жизнь, она очень тихо произнесла:
— Ты доволен тем, что я следовала за тобой до самого конца?
Раздались выстрелы, и она не успела услышать ответ.
«Дорогая Ракела!
Я уже достиг последнего периода своей жизни, последней страницы своей книги. Мы, возможно, уже никогда больше не увидимся. Вот почему я пишу тебе это письмо. Я прошу у тебя прощения за все то зло, которое я тебе, сам того не желая, причинил. Тебе ведь известно, что ты — единственная женщина, которую я действительно любил. Я в данный торжественный момент клянусь тебе в этом перед Богом и перед нашим Бруно. Ты знаешь, что нам предстоит направиться в Вальтелине. Попытайся вместе с детьми пересечь границу Швейцарии. В этой стране у вас начнется новая жизнь».
Марита Лоренц. Мне приказано убить команданте Кастро
Порт был пуст — мало кому пришло бы в голову войти в воды мятежной Кубы. А уж капитанам океанских лайнеров, ведущим корабли из Европы в Нью-Йорк, — тем более. Однако один такой капитан нашелся. Лайнер герра Лоренца вошел в воды Гаваны в феврале.
Она вышла на палубу, вдохнула воздух полной грудью. Господи, нет другого места на свете с такими же пряными запахами, таким нежно-жарким солнцем!..
Марита едва заметно улыбнулась. Как же она была права, когда убежала из дому, спрятавшись в шлюпке! Разве не о том пишут в десятках приключенческих романов? Решительный главный герой тайком пробирается на борт, прячется в самом дальнем и темном углу и появляется за миг до катастрофы, чтобы спасти корабль, капитана, команду, мир… и себя, конечно. После этого, кто бы сомневался, главный герой становится другом и любимцем всей команды. Его жизнь превращается в одно бесконечное увлекательное и, главное, беспроблемное приключение.
Должно быть, серая и промозглая европейская зима подтолкнула Мариту, заставила вспомнить о героях Жюля Верна и Эмилио Сальгари. Или, быть может, пылкий характер, уставший от размеренных дней в доме деда, толкнул ее на это. Но как бы там ни было, Марита тайком пробралась на лайнер отца, ей пришлось прятаться почти сутки. Возвращать ее домой было бы глупо — не входить же в порт маленького островного государства посреди Атлантики только для того, чтобы высадить незваного пассажира?
Капитан Лоренц, подумав, решил даже не устраивать дочери выволочку — что толку попусту сотрясать воздух? Тем более что Марита-то пробралась на его лайнер!
К удивлению девушки, отец не стал предпринимать никаких действий. Его лайнер не сошел с курса, корабль неторопливо приближался к Соединенным Штатам, шторма обходили Атлантику стороной…
— Ну что ж, дочь, — капитан Лоренц смотрел в сторону берега. — Вот твое первое поручение. Думаю, с минуты на минуту на борт поднимется таможенная служба… Если она, конечно, есть у этих нищих повстанцев. На сегодня ты — доверенное лицо капитана. Встречай их, проведи по кораблю, если они выразят желание. Одним словом, сделай так, чтобы власти Гаваны запомнили лайнер Лоренца как честное круизное судно и не препятствовали нам более. Ни сейчас, ни в будущем.
— Слушаюсь, мой капитан! — Марита шутя взяла под козырек.
Капитан нахмурился. Но промолчал: после стольких нарушений устава было бессмысленно делать дочери замечания.
Не успела за герром Лоренцом закрыться дверь в каюту, как по трапу загрохотали тяжелые башмаки. Бородатые повстанцы в выгоревшей военной форме без знаков отличия поднимались на борт.
Марите показалось, что это не таможенная служба и вообще не какие-то представители портовой власти. Судя по лицам, этим парням было просто любопытно, как устроен гигантский круизный корабль.
Девушка стояла почти у трапа, когда наконец бородачи поднялись наверх. «Да, это настоящие мужчины — сильные и спокойные, страстные и уверенные в себе. Не чета унылым студентам, считающим пфенниги и решающим, достойна ли спутница кружки пива или второй чашки кофе…»
Размышления Мариты прервал гигант, который шел первым.
— Я доктор Кастро, — произнес бородач на ломаном английском. — Пожалуйста, могу я… я хотел бы посетить ваш прекрасный корабль… Возможно, и увидеть капитана…
Марита улыбнулась, но не плакатной бездушной улыбкой, а по-настоящему. В ее карих глазах зажегся теплый огонек, милые ямочки украсили щеки.
— Но при одном условии. Вы не возьмете с собой ваши игрушки.
Марита указала на автомат на плече доктора Кастро. Тот кивнул и, не сказав ни слова, за ремень стащил оружие с плеча, не глядя отдал его кому-то из стоящих сзади.
— Прошу вас, господа! — Девушка сделала несколько шагов по палубе, приглашая пусть незваных, но все же гостей проследовать за собой.
Позади раздалось несколько слов на певучем звучном языке — гигант доктор Кастро отдавал приказы. Марите было ужасно любопытно, что он говорит и вообще что происходит за спиной, но она сделала над собой усилие и не обернулась. Отчего-то ей было вовсе не страшно.
Шаги за спиной приблизились.
— Как мне называть вас, фройлейн?
— Я Марита Лоренц, дочь капитана этого лайнера. Полагаю, отцу будет любопытно побеседовать с вами.
— Фройлейн Марита…
Удивительное кубинское солнце заливало палубу, на набережной в легком ветерке колыхались листья пальм, пряные запахи с берега кружили голову. Или она закружилась в тот миг, когда бородач взглянул Марите в глаза?
— Прошу вас. Вот палуба второго класса, выше — палуба первого…
— А куда вы ведете меня?
— К капитанскому лифту. — Марита пожала плечами. — Ведь вы же изъявили желание пообщаться с капитаном. Да и Уложение о таможне предписывает, чтобы начальник таможенной группы представился капитану.
— Да вы бывалый морской волк, фройлейн…
Марита покачала головой — какой он все-таки странный, этот господин Кастро. Ну разве может дочь капитана океанского лайнера ничего не знать о море, портах, таможнях и прочих совершенно простых и понятных любому вещах?
— Называйте меня по имени, герр доктор.
Марита не оборачивалась. Но даже спиной она ощущала горячий, нет, обжигающий взгляд спутника, который скользил по шее, спине и вполне определенно не заканчивался на талии. От одной мысли девушку опять бросило в жар.
«Господи, да что это со мной? Почему от взглядов этого огромного, так непривычно и загадочно пахнущего мужчины у меня подкашиваются ноги? Почему ужасно хочется обнять его, зарыться носом в волосы на затылке?..»
Двери капитанского лифта закрылись. За решеткой плавно поплыла вниз палуба, потом появился и пропал светильник, установленный в шахте между перекрытиями. «А он прав, я действительно бывалый морской волк… — подумала Марита. — Этот повстанец подарил мне второе зрение. Я словно заново узнаю все вокруг. Так странно…»