Обстановка комнаты была очень простой, даже убогой, и Даня неприятно удивился тому, в каких условиях живет Диана, которая между тем включила электрический чайник и достала с верхней полки шкафа шоколадные конфеты. Повернувшись к Дане, она пораженно распахнула глаза, взяла его за подбородок и приподняла голову вверх.
– Ужас какой… – скривилась она, как следует разглядев при ярком свете разбитую губу. – Из-за какой-то ерунды лицо себе испортил. Не меньше недели будет заживать, бестолочь!
Она сердито нахмурилась, все еще изучая его губы, отчего Дане стало жарко. Ди опять была слишком близко, и его самообладание дало трещину. Он взял ее руку и прижал к своей щеке. Стоит Диане наклониться чуть ниже, и он коснется ее губ, но она неловко отстранилась и поспешно отвернулась, смущенная его действиями.
– Чай? Кофе? Кофе только растворимый, – делано-равнодушным голосом спросила она.
– Чай.
Они молчали, и Даня не мог решить, что сказать в первую очередь – извиниться, потребовать объяснений или признаться в любви. Хотелось сделать все это сразу, но он боялся, что Диана еще больше отдалиться от него.
– Ди, прости меня, – наконец выдавил он. – Просто я так хотел отметить этот вечер с тобой, ждал тебя у входа, звонил, а потом вышла Кира и сказала, что ты ушла с этим… Я подумал…
– Что ты подумал? – Диана повернулась к нему, воинственно скрестив руки. – Что я пошла с ним на свидание?
– Ну, в общем, да, – честно признался он. – Почему ты не брала трубку?
– Во-первых, Кравцов, я не слышала твоего звонка, потому что телефон был на беззвучном. – Диана демонстративно уселась напротив него, испепеляя сердитым взглядом. – Во-вторых, если ты хотел опередить Влада, то должен был сказать мне о своих планах раньше. Я даже не знала, что ты пришел! В-третьих, Влад поймал меня после выступления и сказал, что у него есть ко мне разговор, и мы ушли через запасной выход, чтобы нас не смела толпа. В-четвертых, я вообще не понимаю, почему должна перед тобой отчитываться!
– Прости, я вел себя как ревнивый идиот, признаю, – торопливо сказал Даня. – Но меня как по башке ударили, когда я тебя с ним увидел. Подумал, что он сейчас предложит тебе встречаться и…
Он запнулся, глядя в ее блестящие карие глаза.
– И? – вопросительно выгнула бровь Диана.
– Ты мне очень нравишься. Я не хочу видеть рядом с тобой Владов, Петь, Вась и прочих парней. Давай встречаться! – на одном дыхании выпалил Даня, со страхом ожидая своего вердикта.
Несколько секунд Диана молчала, а потом лукаво улыбнулась и наклонилась к нему.
– Я уж думала, ты никогда этого не скажешь, – тихо сказала она и первая поцеловала его.
В этот момент Даня даже не чувствовал боль в разбитой губе, потому что его душа пела, кричала и ликовала от радости.
Глава 17
Домой Даня летел как на крыльях. Весь мир казался прекрасным, даже лужи и грязь не вызывали раздражения, и он легко перепрыгивал через них, улыбаясь самому себе. Хорошо, что время было позднее, и лишь редкие в этот час прохожие провожали счастливого парня удивленными взглядами. Ему было плевать, что о нем подумают, ведь Диана ответила ему взаимностью, и теперь они официально стали встречаться. А Влад может идти куда подальше и пусть только попробует еще подойти к его девушке!
Добежав до дома, Нил взлетел по лестнице на свой этаж и, боясь разбудить маму, тихонько открыл дверь. Но, к его удивлению, на кухне горел свет, и Даня услышал звон разбившейся посуды, а затем – сдавленные ругательства. Испугавшись, что она могла пораниться, он поспешил на кухню и застыл в дверях. На столе стояли две пустые бутылки из-под вина, а на полу блестящим крошевом рассыпался разбитый бокал. Мама медленно собирала осколки, слегка качаясь из стороны в сторону, и явно не слышала прихода сына.
– Осторожно, не порежься. – Даня присел рядом с ней на корточки, с тревогой заглядывая в ее заплаканные глаза. Она с трудом сфокусировала взгляд на сыне, а потом расплылась в пьяной улыбке.
– О-о… сынок… Как прошел концерт? Повеселился? – заплетающимся языком спросила она и, не удержав равновесия, плюхнулась на пятую точку. Осоловелым взглядом окинув результат своего вечера, она вяло махнула рукой. – Оставь, я уберу.
– Мам, – осторожно сказал Даня, выбросив крупные осколки в мусорное ведро. – Мне кажется, ты стала часто…
Он не мог выговорить слово «напиваться». Конечно, расставание с отцом, разрушенная семья и ощущение собственной ненужности сильно ее потрясли, но все же эти посиделки наедине с вином слишком участились. Сначала он не придавал этому значения. Родители любили смаковать вино по пятницам, и Даня обычно не мешал им своим присутствием, чувствуя себя третьим лишним. Но сейчас мамины регулярные возлияния больше походили на попытки залить горе. И Даня точно знал, что добром они не кончатся.
– Что ты меня алкашкой-то выставляешь! Подумаешь, выпила! Я же не настойку боярышника какую-нибудь пью! – Она мгновенно вскипела и попыталась подняться на ноги, держась за стену. Со второй попытки ей это удалось, и Даня поддержал ее за руку, чтобы она не упала.
– Да нет, просто я переживаю за тебя, – тихо сказал он.
– За отца своего гулящего переживай, как он там с молодухой устроился! Наверное, хорошо ему живется!
– Мам, ну перестань, все уже произошло, возьми себя в руки. У тебя есть я. – Даня попытался обнять ее, понимая, как тяжело она переживает предательство близкого человека.
– Есть? А у тебя есть только твой хоккей… – Она обмякла и понуро опустила голову, глядя в пол. – А знаешь ли ты, что я чувствую при одной только мысли, что ты в любой момент можешь пострадать? Вспомни, что с Назаром Елизаровым случилось! Я тогда чуть от страха не умерла, представляя, что на его месте мог оказаться ты. – На ее глаза навернулись слезы, но она рассеянно стерла их рукавом.
Даня начал закипать, но вовремя прикусил язык. Мама сейчас не в себе и, что бы он ни сказал, не воспримет его слова адекватно. Поэтому он взял с кухонной полки тканевую салфетку, открыл кран и, намочив ее, присел на корточки, вытирая мелкие, невидимые глазу осколки.
– Ты у меня есть? – Резко вскинула голову мама. Она вдруг перешла на следующую стадию – от плаксивости к ярости. – У тебя своя жизнь, а я? Что мне делать? Папаша твой квартиру нам оставил, деньги присылает! Ты хоть понимаешь, какое это унижение – брать от него деньги после того, как он меня бросил?
– Ну, мам, найди работу, отвлечешься и денег заработаешь, – попытался дать совет Даня, но мама зарыдала так горько, что он испугался, не зная, как ее успокоить.
– Работу? – сквозь слезы выдавила она. – Кем? Уборщицей? У меня ведь даже образования нет! Я всю жизнь этому негодяю посвятила, а он…
У нее началась настоящая истерика, и Даня крепко обнял ее, чувствуя, как она дрожит от беззвучных рыданий. У него сердце кровью обливалось от мысли, что мама так страдает, а он ничем не может ей помочь. А еще он боялся: большую часть дня его не бывает дома, и мама может что-то сделать с собой, варясь в собственных мыслях наедине со своим горем.
После подслушанного разговора Даня не пытался встать на чью-то сторону, понимая, что до сих пор ничего не знал о своих родителях. Диана была права: разбираться в их взаимоотношениях должны не дети, а они сами. Мамины слова, сказанные в пылу гнева, больно ранили, но Даня понимал, что сейчас не время для упреков. Отец ушел, и ему придется справляться самому, чтобы не позволить маме скатиться в пропасть. Он сам должен стать ее опорой и поддержать в такие трудные для нее времена, а свои обиды пока засунуть куда подальше.
На следующий день после утренней тренировки Даня поехал в универ. Ему нужно было подписать документы об отчислении, и там они договорились встретиться с Дианой.
Он ждал ее в вестибюле рядом с пунктом охраны и рассеянно смотрел на проходящих мимо студентов, понимая, что всегда был здесь чужим. Словно, учась в универе, проживал не свою жизнь. А в последнее время на него еще столько всего свалилось, и он так тревожился за маму, что хохочущие студенты и вовсе казались ему пришельцами с другой планеты.
– Эй, Кравцов! – услышал он знакомый голос и закатил глаза. Надоедливая Кира уже спешила к нему. – Документы забирать приехал или опять Зимову ждешь?
– И то, и другое, – сухо ответил Даня.
– Ну что, застукал ее вчера с другим парнем? – зло улыбнулась она, скрестив руки на груди. – Где она была? В общагу с ним забурилась поди, ей же парня и привести-то больше некуда.
Дане захотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы вытрясти из головы всю гадость и грязь, но он мужественно сцепил зубы, пытаясь не реагировать на провокации.
– Что, обиделся? – хмыкнула Кира и подошла ближе, легонько тронув его за предплечье. – А я ведь, между прочим, о тебе беспокоюсь.
– В смысле? – не понял Даня.
– Ты думаешь, почему она в тебя вцепилась? – Кира хитро прищурилась, как будто собиралась открыть ему тайну вселенских масштабов. – Типичная выскочка из деревни, ни кола ни двора, а тут ты – богатый столичный мальчик. Как можно упустить такой шанс?
– Кира, – серьезно сказал Даня, с трудом сдерживаясь, чтобы не хамить, – уясни одну вещь. Ты мне неинтересна, и гадости, которые ты говоришь, вызывают у меня еще большее отвращение. Наши отношения с Дианой тебя не касаются!
– Отношения? – Кира поменялась в лице и отступила на шаг, зло взирая на Кравцова. – Нашел с кем заводить отношения! Эта курица в каждой бочке затычка, только и думает, как бы тебя окольцевать и переехать из своей убогой комнатушки в нормальную квартиру! Ты ведь в глубине души знаешь, что я права, и таких примеров миллион! Все они хотят за чужой счет стать москвичами, не удивлюсь, если она еще и залететь от тебя постарается, а ты уши развесил и не видишь, как она тобой крутит! Ты хоть знаешь, кто ее родители? Деревенские алкаши, которые даже детей прокормить не могут!
Даня уже собирался грубо заткнуть ее, как вдруг увидел Диану. Он не заметил, как она подошла, и сейчас смотрела на них с такой горечью и болью, что Даня понял: сейчас произошло что-то непоправимое. Переведя на него затравленный взгляд, она ринулась к выходу, расталкивая студентов.