.
Но и без этого я мог обеспечить себя всем необходимым и иметь причину вести жизнь, полную путешествий, как ты, – жизнь, которая одна дает мне возможность следовать за тобой, видеть тебя каждые два месяца или шесть недель. […]
Хочу поскорее вернуться в Петербург, в саму Москву, чтобы получить твои письма! Чтобы иметь возможность писать тебе. […]
Я пишу тебе с маленькой станции, вокруг меня невозможная толпа. […] Где ты, Леонор! Без тебя жизнь глупа. […]
[24.9.1891; Санкт-Петербург – Турин]
[…] Я понял, что 18-го ты будешь в Милане. […]
Надеюсь быть в Венеции примерно 18-го или 20-го. Там я твой. Отдаю себя в твои руки. Прячь меня, где хочешь. Я буду всё время работать дома. Мне не нужно никуда выходить, лишь бы ты время от времени заглядывала ко мне, протягивала мне руку, хотя бы через окно!
Признаюсь, в моем сердце нет покоя. Не знаю почему – потому ли, что я люблю тебя всё больше и больше, или потому, что боюсь твоих новых неожиданных впечатлений? Я так мало, так мало провожу времени с тобой, это правда! […]
Возможно, отправлюсь в Милан на день – только, чтобы тебя увидеть!
После семи вечера уже совсем темно.
Думаю остановиться в одном из отелей у вокзала. […] Ты можешь накинуть очень густую вуаль и надеть другую шляпу, которую никто не знает.
Завтра поищу отдельную удаленную комнату, какую-нибудь дыру, чтобы иметь возможность дышать одним с тобой воздухом. Я так боюсь, что всё это не осуществится! Тебя там повсюду знают, каждый извозчик! Но вечером, когда становится темно, побудь однажды актрисой для себя самой, какой ты бываешь для других! Надеюсь на тебя. Сам я готов ко всему, даже залезть в окно, если понадобится!
Самое плохое, если ты не сможешь покинуть место, где ты будешь работать. […]
Я был бы счастлив оставаться в той дыре и ждать тебя весь день, пока ты не придешь вечером. Днем я бы работал, привез бы работу из Венеции. Лучше было бы найти какую-нибудь изолированную студию. […]
Ты читала о смерти Буланже[440]? Я сразу подумал о тебе. Как легко было бы мне умереть, если бы ты ушла! […]
Ты должна понимать, что в жизни таких людей, как мы с тобой, то есть людей, выходящих за общепринятые рамки – большая редкость встретить кого-то подобного. Я живу с тобой не только потому, что люблю тебя от кончиков твоих волос до кончиков пальцев ног, не только потому, что я желаю тебя как женщину, как тип женщины, которой я восхищаюсь, но и потому, что мои мысли очень близки твоим, мой вкус в значительной степени – твой, моя печаль – твоя и т. д. Именно эта аналогия между двумя существами среди множества других существ, с которыми у нас нет ничего общего, связывает мое сердце с твоим (я боюсь это произносить), и которая сделала бы мою жизнь невыносимой, если бы она сломалась по какой-то причине, кроме твоего желания.
Часто я спрашивал себя – стал бы я меньше страдать, узнав, что М.[атильда], умирая, призывала бы меня, и что она не забывала меня до последнего момента. Думаю, я бы не смог вынести ее конца. Знаю, что был близок к безумию, но я бы точно сошел с ума, если бы Матильда погибла в результате неожиданного несчастья, несчастного случая или какой-нибудь болезни.
Однако я должен сказать, что никогда еще я не чувствовал так сильно, как сейчас, потребность в натуре, подобной моей собственной.
Дело в возрасте. Мы всё больше и больше устаем от этой постоянной борьбы. Чувствуешь, что убеждать уже бесполезно – и как замечательно найти того, кто понимает тебя с полуслова!
Она, ты и я – мы, безусловно, принадлежим к одному типу людей, но я никогда не встречал таких других.
Если бы я был верующим, я бы подумал,что Она послала тебя ко мне, чтобы исправить зло, которое причинила мне.
Милая, дорогая Леонор, я не могу выразить тебе той искренней нежности, которую питаю к тебе в своем сердце! Я не могу сказать тебе, насколько чистой я вижу тебя во всех трудностях твоей жизни. Ты для меня непорочна – как для католиков Дева Мария. Ты великая, утонченная, (inverosimile)[441] красивая, справедливая и правдивая. Я хочу придерживаться такого мнения о тебе, до тех пор, пока ты не скажешь мне: «Уходи!» Аминь.
Но если с тобой случится несчастье, – прощай, жизнь, потому что той, которой я живу, мне недостаточно, мне уже недостаточно. Я так понимаю Буланже, что прощаю ему все его политические глупости. Веришь ли ты теперь, что я к тебе немного привязан, Леонор?
Думаю, через десять дней я смогу снова тебя увидеть.
Послушай. Я еду в Милан. Вечером в семь часов ты подъедешь к вокзалу на машине, которую возьмешь на улице, уже будет темно.
Приедешь, не выходя из машины, к вокзалу. Я узнаю тебя и сяду в машину. По крайней мере, я смогу поцеловать тебя, увидеть, услышать.
Это всегда останется для нас крайним средством: машина. […]
Я мог бы приехать днем пораньше и снять номер в одной из тех гостиниц недалеко от вокзала. Мы бы вернули машину у въезда в город и пешком вернулись ко мне – если это будет возможно. Или же мы приедем как путешественники, в любом случае у меня будет дорожная сумка.
Ведь находиться рядом с тобой в Венеции или в Милане, не видя тебя, будет невыносимо. Подумай хорошенько об этом и напиши в Венецию. Из Венеции я предпочел бы не телеграфировать тебе, потому что сотрудники могут меня узнать, но я мог бы поехать в Верону по пути в Милан и оттуда послать тебе телеграмму.
Это надо как следует устроить, без этого у нас могут быть ужасные неприятности. Итак, решено: ты получишь от меня через несколько дней телеграмму, слово город будет означать Венецию. Да хранит тебя Бог. Прощаюсь с тобой всем, что у меня осталось хорошего.
[24.9.1891; Санкт-Петербург – Турин]
[…] Утром получил от тебя письмо от 3 октября. Оно так прекрасно! Я ехал на isvostchik и читал твои милые добрые слова, где ты мне говоришь, что испытываешь ко мне большое чувство. Моя душа возликовала! Вчера я написал тебе письмо подобное твоему, получила ли ты его? Я уеду послезавтра. По дороге остановлюсь на сутки у Левашовых очень близко от границы с Пруссией.
[12.10.1891; Дрезден – Турин. Телеграмма]
ПИСЕМ ПОКА НЕТ ДВЕ ТЕЛЕГРАММЫ СПАСИБО ⁄ НАДЕЮСЬ БЫТЬ В МИЛАНЕ В ВОСКРЕСЕНЬЕ. НАПИШИТЕ В МИЛАН ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ЕСЛИ ВОЗМОЖНА КРАТКАЯ ВСТРЕЧА И КАК ВЫ. НАПИШИТЕ СЕГОДНЯ В МИЛАН ПОЧТОЙ. МАТИЛЬДА
[14.10.1891; Дрезден – Турин]
[…] Как бы нам увидеться поскорее… Хоть на мгновение, хоть в машине – мне всё равно, но будет невозможно проехать Милан, зная, что ты там, и не увидеть тебя. […]
Я хочу быть 18-го числа в Милане. Намереваюсь приехать днем, если это возможно, и поискать какое-нибудь уединенное место для отдыха, а пока остановиться возле вокзала в одном из этих отелей.
Затем буду ждать твоего письма до востребования. Зная, что ты напишешь, это проще, иначе я бы, по крайней мере, знал твой адрес и послал бы тебе весточку из города, чтобы всё уладить. Если я сочту отель не слишком опасным, то попрошу тебя приехать на машине в то место, где буду находиться, и о котором дам указание. Я сяду в машину вечером, когда зажигаются фонари в точно назначенное время. Затем мы отправим машину обратно на станцию, и ты приедешь ко мне – лицо должно быть скрыто.
Позже мы договоримся.
Потом я поеду в Венецию.
У меня в голове тысяча проектов, но бог знает, возможно ли это, потому что ты больше не свободна. В Венеции ты будешь жить в моем доме, где никого не будет, если он не сдан в аренду, в другом случае – я найду что-нибудь на Лидо и т. д. Что-то найдется. Но как и когда ты сможешь приехать в Венецию? Вот в чем вопрос! А пока я думал, увидев тебя в Милане, поехать прямо в Венецию на два дня – и если ты останешься в Милане – вернуться и спрятаться там – в какой-нибудь квартире или студии.
Я бы привез свои краски и картоны и работал весь день, выходя по вечерам только поужинать и ожидая тебя. Всё это, – не следует питать иллюзий, – опасно, потому что, если нас захватят врасплох, это было бы еще хуже, чем, если бы мы не скрывались. В Венеции, где у меня есть причина находиться, опасность намного меньше, и ты могла бы оставаться дни и ночи напролет со мной в абсолютно пустом доме, и мы были бы хозяевами, не говоря уже о том, как легко добраться до дома незамеченным.
Больше не могу писать тебе о счастье, которое испытываю при мысли о том, что увижу тебя снова, потому что у меня в голове всё переворачивается, когда думаю о трудностях, которые необходимо преодолеть, особенно в Милане. Какие-нибудь актер или актриса могут увидеть меня, узнать меня.
Я полностью готов никогда не выходить на улицу, кроме как вечером – и всё же только на вокзале, или в отдаленных местах или даже вообще не выходить, и заказывать еду на дом в определенное время.
При условии, что я найду дом с отдельным входом – уединенную студию. […]
В Венеции, где есть гондола, всё проще, тем более, что есть графиня Волькенштейн, – и это было бы причиной твоих отлучек, и можно было бы сделать вид, что ты покидаешь Венецию, а на самом деле поселиться у меня дома на два, три дня.
А вот если дом сдан в аренду, то это будет сложнее, но всё же выполнимо. У меня есть идея арендовать комнату или две в том доме на Лидо, чтобы рисовать – это всегда хорошая причина.
Не могу больше тебе писать, у меня сильно бьется сердце и думаю, что не смогу уснуть, несмотря на усталость, так как уже в дороге я не спал.
Да хранит тебя Бог, Леонор! Я подписал телеграмму, адресованную тебе, именем, которое нам дорого, чтобы ты поняла от кого она, а для работников телеграфа так лучше.