[10.7.1892; Венеция – Венеция; записка доставлена из рук в руки]
Приходите в мастерскую после шести вечера. Я так плохо спал, что не успел навести там порядок. А до этого зайдите к нам и заберите мою жену, вместе пройдитесь по антикварным магазинам, гондола вас доставит. Вам понадобятся две или три картины и ткань для большой портьеры на два угловых окна. До свидания и удачи – А. Волков.
P.S. Если Вы свободны в пять вечера приходите в мастерскую не для позирования.
[14.7.1892; Венеция – Венеция]
Дорогая сударыня, просто напишите, всё ли с Вами в порядке – я так волнуюсь, боюсь, что прошлым вечером Вы были в лагуне во время шторма одна, лишь с гондольером. Ночью мне снились всякие ужасы, когда я представила, что с Вами что-то случилось.
Сердечно Ваша Элис Волкофф[519].
[15.7.1892; Венеция – Венеция; записка лично в руки]
Дорогая подруга, госпожа Дузе, я лежу в постели из-за сильных спазмов желудка, от которых я совершенно ослаб и у меня кружится голова.
Ничего страшного, но я не могу пойти помочь Вам и попрощаться. Вот Ваш зонтик.
Не уезжайте, не увидев меня. Лучше, если Вы придете около четырех часов. Если я встану раньше, то помашу Вам через окно. Смотрите в три часа.
Целую Ваши руки, дорогая, добрая подруга. Ваш А. В.
[16.7.1892; Венеция – Каполаго[520]]
Дорогая, добрая подруга, мадам Дузе, я получил Ваше доброе письмо, спасибо.
Хорошо, я сделаю все, что Вы прикажете. Я буду работать меньше. Я встал в три часа ночи, чтобы прогуляться. В восемь снова лег спать. Я бродил по всему городу в этом прекрасном утреннем одиночестве.
С одной стороны, это настоящее удовольствие. С другой стороны страдание, печаль.
Все воспоминания, все прошлые впечатления оживают перед этой прекрасной природой, этим влажным солнцем Венеции. Когда все эти канальи спят, вот тогда и надо жить.
Да, жизнь! Дурная, и, в то же время, такая великая! Часто заставляет нас совершать глупости, но когда они вольны и поправимы – они полезны. Самоубийства же – это непоправимые глупости и, более того, настоящие предательства. […]
Смотрю на Ваши темные окна и каждый день здороваюсь и прощаюсь с ними. […]
Я буду работать за десятерых все эти десять дней, потому что хочу заработать себе свободу.
Для меня нет ничего приятнее, чем думать об обустройстве Вашей комнаты в Ваше отсутствие. Мне бы хотелось, чтобы Вы нашли свою мебель в порядке. Если бы только эти негодяи-рабочие были понадежнее!! Это абсолютно не так.
До свидания, почтительно и нежно целую Ваши руки.
Не вините меня за эти каракули – я тороплюсь. Сердечно Ваш А. Волков.
[18.7.1892; Венеция – Каполаго]
[…] Над Вашей мебелью[521] трудятся, надеюсь, что к Вашему приезду всё самое необходимое будет готово. […]
Я сказал жене, что поехал бы к Вам к Монте-Дженерозо[522], но боюсь, там будет слишком много людей. […]
20.7.1892 (Венеция – Каполаго)
[…] Работы у Вас идут медленно, потому что кровать трудно высушить из-за высокой влажности. Сегодня идет дождь. Однако я надеюсь, что к 27-му всё будет готово. Я рад, что Вы взяли квартиру. […]
Мне лучше, силы вернулись.
Я почти не работаю и от этого чувствую себя хорошо. […]
Дорогая моя подруга, все, что Вы мне говорите о Вере[523], правильно, но, увы, мне кажется, ей не хватает содержания. Я не люблю питать иллюзий по поводу чего-либо.
На мой взгляд, есть два типа ума. Один своего рода объектный, а другой субъектный.
Субъектные люди, те, кто считает себя первой отправной точкой, должны быть очень заметными – тогда всё в порядке. Объектные, с меньшей сноровкой, находят интересы повсюду, – потому что забывают о себе.
Вера, я считаю – субъектный тип – без особого содержания – и что с того? Спасибо, моя хорошая подруга, за все, что Вы мне говорите.
Если я сделал что-нибудь хорошее другим, я был также щедро вознагражден, потому что тем самым я приобрел дружбу с лучшими людьми, которых знал в своей жизни. Я был абсолютно счастлив и если понимаю, что Вы не совсем меня забыли – я счастлив еще больше. Да хранит Вас Бог! А. Волков
[20.7.1892; Венеция – Каполаго]
Дорогая госпожа Дузе, спасибо за Ваше вчерашнее письмо, а также за телеграмму.
Я тотчас отдала их мужу.
Очень сожалею, что Вы беспокоились о нем, я бы написала Вам, если бы не была уверена, что он сделает это сам.
Слава Богу, могу сообщить Вам хорошие новости, он действительно поправляется и восстанавливает силы. Он пьет вино и ест телятину, за что благодарю Вас – он съедает добрую порцию бифштекса, приготовленного в Вашем превосходном аппарате, так что, видите, как мы Вам обязаны!
Однако я не могу свыкнуться с мыслью оставить его здесь одного, и умоляю его поехать куда-нибудь в Швейцарию, чтобы он закончил свои египетские эскизы во время самой сильной здешней жары, потому что именно жара причиняет ему вред – он ничего не потеряет, покинув на это время Венецию, потому что освещение в сентябре гораздо красивее.
На данный момент он предпочитает Швейцарию и одиночество, иначе он мог бы поехать с нами в Англию.
Я очень рада, что Вы сняли дом Дездемоны[524], это Вас успокоит, а так как это только на год, Вы всегда можете сменить его, если он Вас не устроит.
Ваша кровать готова, и она мне очень нравится, прекрасный стиль и такая удобная, ее надо покрасить – работа, которая требует времени, потому что ореховый цвет нужно наносить в несколько слоев, чтобы он стал достаточно заметным.
У Веры всё хорошо и она передает Вам привет, она дважды купалась, но, к сожалению, ей пришлось прекратить это по некоторым причинам.
Думаю, мой муж напишет Вам сегодня, но в любом случае я хочу послать Вам это письмо для того, чтобы Вы знали наши новости.
Как Вы правы, говоря – исключительный! Никто не знает это лучше меня, прожившей с ним двадцать пять лет.
Прощайте, дорогая мадам Дузе, поверьте, пожалуйста, в мою искреннюю преданность и привязанность. Ваша от всего сердца, Элис Волкофф.
[21.7.1892; Венеция – Каполаго]
[…] Вы говорите, что графиня Вурм.[бёк] находится здесь с 17– го числа?
Можно избежать встречи с ней, пока я здесь?
Никто не приходил к нам и мы приказали никого не принимать.
В любом случае, не приезжайте раньше 27-го и позаботьтесь о себе как можно лучше. У меня нет желания видеть Вурм.[бёк], черт ее побери! Поэтому думаю, 27-го Вы можете остаться дома, заявив, что нездоровы. 28-го я бы уехал, а Вы бы пошли смотреть дом с Б.[уффи] и встречаться с Вашей Вурм.[бёк] – когда я уже уеду. […]
Думаю, надо продлить аренду Вашей комнаты[525] еще на месяц, пока не будет готово новое жилище. Вы сразу же обустроитесь в новом доме, так как всё основное сделано.
Через два дня всё будет готово.
В Вашем нынешнем доме будет магазин, поэтому из дома сразу же всё вывезут. В наше отсутствие мы подготовим дрова для спальни. […]
Если Вы приедете утром, покажитесь в восемь часов на балконе или у своего окна. Тогда я приду к Вам в девять. Ваш А.В.
[25.7.1892; Венеция – Милан]
Дорогая госпожа Дузе. Ваше письмо в руках, отвечаю.
Не нужно привозить сюда Буффи.
Вопрос ясен, и более того: кто гарантирует, что Рокамболь не изменит снова своих условий?!
Я думаю, лучше всего отправить Энрикетту с Буффи в Англию.
Вы не должны ехать туда ни при каких обстоятельствах. С помощью Буффи Вы можете отправлять инструкции и пояснения, с которыми ему будет справиться легче, чем Вам.
Приехав сюда, Вы можете написать все, что должен сказать Буффи [ «Рокамболю»].
Примерно следующее:
1) Вы заботитесь об образовании Вашей дочери так, как считаете нужным. Вы воспитываете ее за границей, чтобы дать ей возможность хорошо выучить языки и держать ее подальше от мест, где она слышит о театральных достижениях ее матери и где Вы находите в ее карманах критические статьи [о ней] и т. д. и т. д… Вы отвезете ее в швейцарско-французский пансион, чтобы она могла выучить французский язык в течение двух лет, продолжая при этом образование.
2) В девятнадцать лет (или укажите другой возраст) она сможет жить с отцом, если захочет.
3) До тех пор отец сможет видеть ее один раз в год и для этого ему придется поехать туда, где она находится. Он может писать ей письма.
4) Вы хотите максимально отдалить ее от печалей театральной жизни и всего того, что тесно связано с театральным существованием.
5) Только при этих условиях Вы считаете себя морально обязанной задуматься об обеспечении ее гарантированным куском хлеба.
6) Если, наоборот, она воспитывается им и у него, Вы чувствуете очень мало интереса работать как вол, рискуя здоровьем, постоянно переезжая с места на место, и т. д. для той, чье образование будет зависеть от другого. Поэтому Вы советуете ему оставить всё как есть. Ему нужно только увидеть свою дочь, взять ее к себе на пять – шесть дней, а затем вернуть Буффи, который заберет ее обратно в Дрезден. Позже Вы снова устроите встречу – но всё это должно зависеть от Вас, а не от него.
Без этого Вы предпочитаете согласиться на первое предложение, то есть полностью доверить ему дочь. Нужно, чтобы только один из родителей отвечал за воспитание, если они не проживают вместе. Вы надеетесь вскоре завершить выплату всех долгов и благодаря приобретенному имени откладываете что-то. Не зная его собственных дел и уверенности в том, что он сможет оставить что-то дочери, Вы советуете ему хорошенько об этом подумать. Поэтому лучше всего было бы указать время и место, когда и где Буффи и Энрикетта смогут найти Рокамболя.