— Я просто дежурю на телефоне, — ответил женский голос. — Сейчас соединю вас с родственниками.
Прошло довольно много времени, прежде чем Чакуров услышал другой голос — мужской, молодой, бодрый. Оказалось, что это адвокат, через которого следовало вести все переговоры.
— Я предпочитаю действовать напрямую, — заявил Чакуров.
— Мне очень жаль, но это невозможно, — сказал адвокат. — Слишком много желающих нажиться на горе родителей.
— Я следователь областной прокуратуры. Это вам о чем-нибудь говорит?
— Извините, нет. В данный момент, насколько я понимаю, вы выступаете как частное лицо.
Чакуров закусил губу. Проклятый адвокатишка был прав. Не звонить же родителям парней напрямую, требуя у них денег. Официально Чакуров должен был искать убийцу совершенно бесплатно, точнее, за зарплату.
— Тут сложный случай, — сказал Чакуров.
— Вот как? — вежливо удивился адвокат.
— Да. На меня вышла женщина, утверждающая, что она собственными глазами видела убийцу.
— Вот как? — реплика была прежней, но интонация изменилась.
— Разумеется, ее показания занесены в протокол, — продолжал Чакуров, стараясь говорить веско и убедительно. — Однако есть одна щекотливая деталь…
— Я специалист по щекотливым деталям, — заверил его адвокат. — Продолжайте, пожалуйста.
— Свидетельница дала словесный портрет, который может продвинуть следствие, а может, и нет. В зависимости от того, как повернет фортуна.
— Но мы не из тех людей, которые полагаются на столь капризную особу, как фортуна… — сделав паузу, адвокат добавил: — Верно, Леонид Борисович?
— Э-э…
«Откуда ему известны мое имя и отчество? — подумал Чакуров. — Я ведь назвал только свою фамилию».
Это небольшое открытие неприятно удивило его. Выходило, что адвокат и лица, которых он представлял, знали о передаче дела Чакурову и следили за его продвижением. Пустяк, но неприятный пустяк. Следователь Чакуров привык знать о людях больше, чем они знают о нем.
— Итак? — напомнил о своем существовании адвокат.
— Ах, да. Тут вот какое дело. Свидетельница…
— Как ее фамилия, кстати?
— Не имею права разглашать, — быстро произнес Чакуров. — Тайна следствия.
«О Кошкиной пока, кроме меня и Распопова, никто не знает, — решил он. — Она не заинтересована в огласке. Ей главное деньги получить. Что касается прокурора, то он птица высокого полета. Вряд ли адвокат получает информацию от него напрямую».
— Тайна так тайна, — легко согласился адвокат. — Что за щекотливая деталь, которую вы упомянули, Леонид Борисович?
— Свидетельница утверждает, что владеет неким предметом, позволяющим идентифицировать личность преступницы.
— Ого! И что это за предмет?
— Служебная тайна, — сказал Чакуров и многозначительно добавил: — Пока.
— Кажется, я понимаю, — задумчиво произнес адвокат. — Вы хотите денег за свою улику.
— Во-первых, улика не моя. Во-вторых, денег хочу не я.
— Свидетельница.
— Вот именно.
— Что ж, думаю, это удобнее будет обсудить при личной встрече.
— Я тоже так считаю, — сказал Чакуров с облегчением.
— С вами свяжутся, — пообещал адвокат, прежде чем закончить разговор.
И с Чакуровым действительно связались. Он заканчивал километровую дистанцию, когда на его дорожке появилась девушка в белом купальнике. Плавала она любительским брассом, но купальник сразу привлек внимание Чакурова. Проплывая мимо по встречной полосе, он с удовольствием разглядывал соседку сквозь очки. Это позволяло ему беспрепятственно любоваться ее телом, делая вид, что он занят исключительно плаванием.
Закончилось все тем, что они столкнулись. В самый неподходящий момент пловчиха сместилась на полосу Чакурова, заставив его хлебнуть хлорированной воды от неожиданности.
— Ой, ноготь! — воскликнула она, бултыхаясь на месте. — Месяц отращивала.
— Я не виноват! — защищался Чакуров, высунувшийся из воды в метре от незнакомки.
Разговаривая, они энергично двигали ногами под водой, и это странным образом сближало их, как будто они действовали сообща, забыв о существовании остальных пловцов и инструкторов.
— Виноваты! — возразила девушка не зло, но решительно.
Полные груди ее едва умещались в чашечках купальника.
— В чем? — спросил Чакуров, придавая своему тону оттенок игривости.
— В том, что вы поплыли мне навстречу.
— Но это вы поплыли мне навстречу!
Вместо того чтобы спорить, девушка неожиданно улыбнулась:
— Будете это своей жене рассказывать. Она вас непременно спросит, откуда у вас эта царапина.
Опустив взгляд, Чакуров обнаружил на своей груди длинную красную рытвину, оставленную, надо полагать, обломившимся ногтем.
— Пустяки, — сказал он. — У меня нет жены.
Не прекращая разговаривать, они плыли плечом к плечу в конец бассейна. Их приглушенные голоса звучали интимно на фоне плеска и бодрых возгласов.
— А девушка? — спросила она.
— Ну… — он хотел пожать плечами, но вместо этого снова хлебнул воды. — По-всякому бывает.
— Как насчет сегодня?
Чакуров закашлялся:
— Сегодня?
— Ой, только не поймите меня превратно, — заторопилась новая знакомая. — Мой бойфренд выкупил для нас всю сауну, а сам улетел в Прагу. Одна я побаиваюсь туда идти, так что, может, составите мне компанию?
Чакуров составил. Правда, счастье его было коротким. Когда он спустился в подвальное помещение, пропитанное ароматами распаренной сосны и эвкалипта, там ожидала его не девушка в белом купальнике, а двое молодых людей, одетых почти официально, если не считать замены рубашек с галстуками темными водолазками. Напрасно они рассчитывали застать Чакурова врасплох. Всякое он повидал в этой жизни, ко всему был готов. Прежде чем отправиться в сауну, он наведался в раздевалку, а потом к сейфу, где оставил на хранение телефон, бумажник и пистолет. Сейчас «Стечкин» находился у него в руке под небрежно наброшенным полотенцем. Оставалось только высвободить его и взять наизготовку.
Что Чакуров и проделал с завидной оперативностью.
К чему он оказался не готов, так это к тому, что противники окажутся еще более расторопными. Один из них непостижимым образом очутился рядом с Чакуровым, пока тот отбрасывал полотенце. Его жесткие и холодные, как клещи, пальцы обхватили запястье руки с пистолетом. В тот же момент Чакуров ощутил ужасающую боль. Он услышал, как трещат его связки и хрустят кости. Пистолет перекочевал на ладонь молодого человека в водолазке. Что касается руки Чакурова, то она утратила подвижность и словно налилась огнем.
Подвывая, он согнулся в три погибели и получил локтем в затылок. Мир стремительно померк, а когда прояснился снова, Чакуров находился не в предбаннике, а в салоне микроавтобуса без окон и с перегородкой между кузовом и кабиной. Он толком не видел покалеченной руки, но на ощупь она была распухшей и горячей, а боль в сломанном запястье отдавалась в ушах, в голове и прочих частях тела.
— Твари, — пробормотал Чакуров.
Он понятия не имел, кто его похитил и зачем, но был уверен, что это как-то связано с телефонным разговором с адвокатом. Сидя в одних плавках на грязном полу, Чакуров мысленно пообещал себе, что разберется с похитителями, как только найдет способ освободиться. Не убивать же его везут, в самом деле. Значит, не все потеряно. Они просто не знают, с кем связались, сказал себе Чакуров.
На душе немного полегчало, но рука болела от тряски все сильнее и сильнее. Пришлось баюкать ее, как малое дитя, придерживая другой рукой. Тут автобус тряхнуло, Чакурова бросило вперед, он вскрикнул и, наверное, ненадолго отключился, потому что не помнил, как его выволакивали из фургона.
Он стоял посреди небольшого двора, выложенного каменными плитами. Со всех сторон высились высоченные кирпичные стены с лампами в зарешеченных колпаках, а автобус, пыхтя выхлопными газами, медленно заезжал в подземный гараж. Ночное небо над головой было затянуто маскировочной сеткой. Человек неискушенный решил бы, что хозяин дома опасается авиаударов, но Чакуров, по роду службы, знал, что такая мера оберегает от слежки с помощью дронов и перебрасывания гранат через забор. Из этого следовало, что владения принадлежат либо крупному бизнесмену, либо политику, либо криминальному авторитету… что обычно совпадает.
Чакуров ощупал себя здоровой рукой и спросил парня, изувечившего его в сауне:
— Где мои трусы?
— Заткнись, — был ответ. — Просто стой и жди.
— Чего? Или кого?
Не размахиваясь, парень нанес удар отставленным большим пальцем. Схватившись за горло, Чакуров закашлялся, захлебываясь слюной. Пока он приходил в себя, во двор вышел человек в наглухо застегнутом темном френче. Голова его и лицо представляли собой сплошной ожог. Местами неровная блестящая кожа обтягивала череп и лицо так туго, что глаза были скошены к вискам, а губы растянуты до самых скул. Вероятно, мужчина горел достаточно давно, но с тех пор на голове его не выросло ни единого волоска. Руки его были затянуты в эластичные черные перчатки. Глаза, как и та кожа, что находилась на виду, были розоватого оттенка.
По обе стороны от него стояли два охранника с жуткими грязно-белыми бультерьерами на длинных поводках. Их розовые свиноподобные рыла были нацелены в ту часть тела Чакурова, которую он прикрывал руками.
— У тебя перелом, — глухо произнес обгорелый. — Пока один. Если мне не понравится наш разговор, я велю сломать тебе ноги. Кузя, — распорядился он, не повышая голоса. — Пусть принесут кувалду.
— Кувалду сюда! — распорядился охранник в микрофон у рта.
— Потом, — размеренно продолжал обгорелый, — на тебя, легавый, натравят псов другой породы. Они натасканы отгрызать то, что ты сейчас прикрываешь. Теперь, когда я тебя предупредил, мы можем пообщаться.
У Чакурова не возникло и тени сомнения в том, что стоящий перед ним человек не просто пугает, а готов привести угрозу в исполнение.
— Это из-за моего звонка? — осторожно спросил он.