«Ничего страшного, — решила она. — Окунусь и сразу на берег. Вытираться, правда, нечем, но на ветру быстро обсохну».
Раздевшись до трусов, она обхватила себя руками, дожидаясь, пока спутница избавится от гетр и останется в чем мать родила. Грудь у нее была вислая, козья. Волос внизу слишком много.
— Трусы намочишь, — предупредила она, первой приближаясь к линии слабого прибоя. Мужчины успели перевалить через песчаный холм и скрылись из виду. Воровато посмотрев по сторонам, Наташа приспустила трусы и вышагнула из них, высоко поднимая ноги. По коже побежали щекочущие мурашки, вызванные не столько ветром, сколько собственным безрассудством.
Размахнувшись, она попыталась добросить скомканные трусы до остальных вещей, оставшихся на песке. Ветер развернул их и забросил метров на пять дальше. Испугавшись, Наташа побежала за ними, пока их совсем не унесло.
Когда она вошла в воду по колено, у нее уже зуб на зуб не попадал. Ирина сильными мужскими саженками плавала вдоль берега. Ее волосы были мокрыми и прилипли ко лбу.
— Смелей! — крикнула она. — С разбегу!
— Даже не знаю, — поежилась Наташа. — Я, наверное, воздержусь.
— Трусиха.
Протирая глаза, Ирина побрела к берегу. Удивительно, как ей удавалось плавать на этой отмели. Вода едва доходила ей до пояса.
Наташа повернулась, чтобы идти к одежде.
— Погоди, — окликнула ее Ирина. — Что-то острое в глаза попало. Больно.
— Что там?
— Как будто стекло. Погляди, глаз на месте?
Ирина остановилась, запрокинув голову. Наташа зашла в воду, чтобы стать рядом. В ту же секунду, победно хохоча, Ирина обхватила ее за туловище и, пятясь, потащила за собой. Все произошло так неожиданно, что Наташа не оказала сопротивления. Не успев даже издать протестующего возгласа, она упала вместе с Ириной, подняв тучу брызг.
«Дурацкая шутка!» — подумала она.
Но это была не шутка. Вместо того чтобы продолжать веселиться, Ирина навалилась на соперницу сверху, не позволяя ей высунуться на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.
Наташа негодующе замычала под водой. Страшно не было. Просто очень хотелось дышать. В середине груди разгорался готовый лопнуть огненный шар.
Ирина не отпускала. Чувствуя, как слабеют ее руки, Наташа несколько раз попыталась сбросить с себя противницу, однако та была сильнее, решительнее и проворнее. В Наташину глотку хлынула вода. Она услышала далекий, совершенно ведьмовской крик Ирины, но слова были неразборчивы. В глазах потемнело, сознание начало угасать.
Следующее, что почувствовала Наташа, это ужасное, нестерпимое давление на грудь и что-то теплое, дурно пахнущее, льющееся из ее рта по щекам и ушам. Потом к ее губам прижались чужие, твердые губы и стали закачивать в нее свое дыхание.
«Неделя, — поняла Наташа. — Я голая на песке, а он пользуется моментом».
Оскалившись, она пустила в ход зубы, укусившие что-то податливое, теплое. Раздался хриплый вопль, заставивший Наташу поднять тяжелые веки. Над ней нависал мужской силуэт, неразличимый на фоне солнечного неба.
— Это же было искусственное дыхание! — воскликнул он, шепелявя.
Наташа напрягла зрение и различила над собой лицо, принадлежащее не кому иному, как Айвару.
— Извини, — сказала она.
Точнее, хотела сказать, потому что вместо речи из нее полилась вода.
— Ты целую вечность была без сознания! — сказал он. — Я уже думал, что не смогу привести тебя в чувство. Черт!
Сообразив, что его тирада звучит довольно невнятно, он поморщился и плюнул красным.
— Язык болит, — пожаловался он.
— Извини, — повторила Наташа. На этот раз без воды. Теперь внутри нее разливался только восхитительно чистый воздух.
— Ничего, — пробормотал он. — Как там у вас говорят? До свадьбы заживет.
— Это можно считать предложением руки и сердца?
Наташа хотела пошутить, но получилось неуклюже. Вместо того чтобы улыбнуться, Айвар нахмурился и кивнул:
— Конечно.
От неожиданности Наташа почувствовала себя так, будто снова очутилась под водой. Ей стало нечем дышать. Запас воздуха в легких неожиданно закончился, а сделать вдох не получилось.
— Только времени на размышления у тебя очень мало, Наташа, — предупредил Айвар. — Мне сегодня позвонили и сообщили, что завтра нужно срочно выходить в море. Если ты согласишься, мы поплывем вместе. Капитанская каюта большая. Поместимся.
Все было как в сказке, только обручального кольца не хватало.
Стоило подумать об этом, как оно появилось, заманчиво поблескивая в руке эстонца.
— Сразу после звонка я смотался в Таллинн и примчался обратно, чтобы найти тебя, — пояснил он. — Позволишь надеть его тебе на палец?
— Да, — ответила Наташа. — А куда мы поплывем?
— В Сингапур. Вокруг Африки. Это будет почти кругосветное путешествие.
— А где Ирина?
Наташа приподнялась, оглядываясь по сторонам.
— Та женщина, которая пыталась тебя утопить? — догадался Айвар. — Мне пришлось ее ударить как следует. Она упала, и тогда я занялся тобой.
— А она?
— Подхватила вещи и сбежала. Голая.
— Ой! — спохватилась Наташа. — Мне нужно одеться.
Она вскочила, но он ее удержал.
— Погоди. Это дело не требует отлагательств.
С этими словами Айвар завладел ее рукой и надел на подставленный палец золотое колечко со сверкающим камушком. Они стояли так близко, что он не мог видеть Наташу ниже плеч.
— Как ты угадал размер? — удивилась она, поворачивая руку так и этак.
— Я купил три кольца, — признался Айвар. — Чтобы наверняка.
— Это непозволительное расточительство!
— Нам все равно в Таллинн. Две штуки вернем.
— Ты предусмотрительный!
— Очень, — подтвердил он и деликатно сплюнул кровь на песок. — Теперь полагается поцеловать тебя, но с этим придется подождать.
Айвар с извиняющейся улыбкой поводил языком во рту.
— Тогда просто отвернись, — попросила Наташа.
Ей вдруг сделалось ужасно холодно. Поспешно одеваясь, путаясь в рукавах и штанинах, она догадывалась, что причина этого леденящего, смертельного холода кроется не в ветре, дующем с Балтики. Подняв голову и придерживая растрепавшиеся волосы, она посмотрела в сторону маяка. Никто не возвращался оттуда. Оба Неделиных, молодой и старый, как сквозь землю провалились.
При этой мысли Наташа похолодела еще сильнее.
— Пошли отсюда! — крикнула она Айвару. — Быстрей! Быстрей же!
И, не дожидаясь его, она побежала.
Когда Айвар последовал за ней, пляж опустел. Брошенные велосипеды громоздились на песке нелепой кучей.
Глава двадцать вторая. Никто не заплачет
В тени башни маяка было прохладно и сумрачно. От высокого фундамента, сложенного из обтесанных известняковых глыб, тянуло сыростью и тленом.
— Теперь скажешь, зачем мы сюда приперлись? — спросил Неделя, чувствовавший себя все неувереннее по мере отдаления от Наташи.
— Пошепчемся, — сказал дед, колдуя над огромным навесным замком. — Есть тема.
Он опять был прежним Сашей Черным, прожженным до мозга костей вором.
— Какая тема? У тебя там нычка?
— Ага. Волыны. Нужно перетереть, что с ними делать.
— Тут я не при делах, — предупредил Неделя.
— Не очкуй. Побазарим и все.
Тяжелая дверь распахнулась, выпуская запах затхлой сырости. Мужчины вошли и прищурились, привыкая к полумраку. Дневной свет, проникавший сверху, падал на ржавую винтовую лестницу, повторяя ее геометрические изгибы и изломы. Задрав голову, Неделя присвистнул. Эхо повторило свист и преумножило. Получилось звонко.
— Не учел, — пробормотал Саша Черный.
— Чего? — не расслышал Неделя.
— Эхо, тля. А я хотел по-тихому. Или не услышат, как считаешь?
Неделя заморгал, не веря глазам. Дед, отошедший на безопасное расстояние, держал перед собой пистолет. Ствол был недвусмысленно направлен в живот Недели.
— Такие дела, внучек, — вздохнул старый вор. — Придется тебя пришить. Не держи зла.
— За что, дед? — опешил Неделя.
— Думаешь, я просто так тут чалюсь? Общак на мне.
— Но ты говорил…
— Мало ли что я говорил. Такие вещи не для посторонних ушей.
— Зачем же ты сейчас сказал? — спросил Неделя, следя за дедовским пальцем внутри предохранительной скобы. — Молчал бы. Спровадил бы нас и все.
— Я так и хотел, — досадливо крякнул Саша Черный. — Но поздно было. От вас палево, Серега. Тебя воры ищут, шмару твою — мусора. Мне предложили самому тебя завалить и закрыть вопрос. Пришлось соглашаться. Иначе тут завтра толпы будут шариться, а мне общак держать надо.
В груди Недели стало тоскливо и пусто.
— Скажи, что мы слиняли, дед, — попросил он.
— Поздно, — повторил Саша Черный. — Ирка стукнула. Она не зря ко мне приставлена.
Неделя с усилием сделал вдох.
— Ты оставил ее с Наташей, чтобы…
— Она сама осталась. Так братва решила. Вчера маляву принесли.
— Паскуда, ты, дед.
— Нет, — возразил Саша Черный. — Я вор. Мне воровской закон дороже, чем…
Он не договорил. Неделя разговор продолжал не для того, чтобы деда пристыдить и пробудить в нем совесть. Он заговаривал старику зубы, чтобы спасти Наташу, которая осталась с глазу на глаз с Ириной. На пустынном пляже. Без свидетелей, без малейших шансов одолеть опытную воровку.
На слове «воровской» Неделя присел, пружиня ноги. На слове «чем» оттолкнулся от бетонного пола и прыгнул вперед. Пуля пронзила его в полете, но не помешала сделать новый толчок. Саша Черный выстрелил снова. Оранжевая вспышка погасла гораздо раньше, чем эхо, гуляющее внутри пустой башни.
А еще раньше Неделя врезался в старика, который больше не был его дедом. Они опрокинулись на пол, где Саша Черный умудрился вывернуться и оказаться сверху.
Неделя увидел черное дуло и резко мотнул головой. Он услышал удар пули в бетон, а в следующую секунду увидел, как из глазницы старика выплеснулась кровь. Уронив руку с пистолетом, он обмяк и упал.
Мгновенно оглянувшись, Неделя не увидел постороннего стрелка. Саша Черный убил себя сам. Рикошетом. Пуля вернулась прямиком в глаз, целившийся в Неделю. В полном соответствии с поговоркой о том, что не следует рыть другому яму.