«Да что это со мной?» – спрашивал он себя, с трудом возвращаясь в полутьму комнаты из того вязкого жара, в котором только что плыл и тонул.
– Мод, – прошептал он хрипло, прижимая ее к себе, вдыхая запах ее волос. «Что это со мной, черт побери? – вновь сонно думал он. – Как это все с нею… ведь никто еще не трогал ее прежде, никто, кроме меня…»
Он проснулся от шепота, который словно щекотал его щеку.
– Что? – пробормотал Ральф, подгребая к себе Мод, она вздохнула и замерла, прижавшись к нему. – Что случилось, милая? Спи, еще рано…
– Там… там кто-то ходит, за дверью, – прошептала она.
– Кто там может ходить? Тебе послышалось, – он прижался губами к светлеющей в темноте щеке.
– Ходит, – упрямо повторила она.
Ральф, сердито хмыкнув, выбрался из-под одеяла, шагнул в темноту, нашел стоящую на столе свечу, прислушиваясь к звукам шагов, действительно доносящихся из коридора. Пока он орудовал с огнивом и зажигал огонь, за дверью наступила тишина. Он прошел к двери, отодвинул засов и выглянул наружу, осматривая полутемный коридор. Откуда-то снизу послышались голоса, сердитый женский и в пару ему – мужское бормотание. Видимо, провинился чей-то муж или возлюбленный. Ральф усмехнулся своим мыслям, закрыл дверь на засов и повернулся… Пламя свечи заколебалось, потрескивая сгорающим салом, он наткнулся на изумленно-испуганный взгляд Мод – она сидела на кровати, завернувшись в одеяло. Только сейчас он сообразил: единственное, что есть на нем – амулет, висящий на шее, а Мод, вероятно, впервые видит настолько обнаженного мужчину. Он поставил свечу и сел на кровать.
– Мод, там никого нет, это какой-то слуга из гостиницы повздорил с женой.
Ральфу было уже не до шума в коридоре, пусть даже толпа вооруженных солдат или мятежников стучалась бы в дверь. Он потянул к себе одеяло, под которым пряталась Мод.
– Ты опять боишься меня? Иди же ко мне, милая… ты так красива, дай же мне взглянуть, хоть один раз…
Глаза ее были огромны, а припухшие губы красны, как ягоды омелы. Одеяло подалось, и он откинул его, замерев на мгновение. Что есть прекрасней для взгляда мужчины, чем открывшиеся в тусклом свете свечи тайны женского тела?
Тайны приоткрылись, но их обладательница тотчас сжалась и зажмурилась, закрываясь руками и шепча:
– Только один раз, сэр…
– Конечно, только раз, мадам, – усмехнувшись про себя, прошептал он.
И тихо выругался, когда увидел синяки на ее запястьях – следы испытаний и мужской грубости. Коснувшись их губам, он осторожно отвел ее руки, чтобы увидеть нежную маленькую грудь, которую уже знал на ощупь. Кожа ее покрылась мурашками, соски заострились, словно пытались стыдливо защититься от его взора.
Свеча так и трещала на столе – он задул ее лишь полчаса спустя. Или прошло больше времени?
– У тебя было украшение на груди? Или талисман? – спросил он, укладываясь рядом с Мод, отчего-то вдруг вспомнив о том прохладном камне, что был у нее вчера ночью.
– Не талисман, – пробормотала она. – Просто… украшение…
Зашевелилась, устраиваясь поудобнее под его боком, в темноте она становилась смелее – и даже отважилась сама погладить его по груди, потеребить его амулет.
– Ваш амулет, сэр. Он действительно помогает вам? В чем? Приносит удачу? – спросила она и, пока он собирался ответить, вдруг добавила: – А как ваше имя, сэр?
– Ральф, – ответил он, – меня назвали Ральфом.
Он так привык к своему прозвищу и так давно не произносил вслух свое первое имя, что оно прозвучало в темноте странным, словно незнакомым, словом.
Она прошептала что-то свое, а он продолжил:
– Амулет? Да, он помогал мне, и не раз. Не могу сказать насчет удачи, но верю, что он спасает от смертельных ран.
Да, он верил в этот талисман. Был ли он удачлив в бою, или просто искусен в боевом деле, но, так или иначе, амулет, который вручила ему дочь вождя племени йеттов со словами, что тот убережет его от «пронзающих ножей», был всегда с ним, и клинки, что в схватках добирались до его тела, все же не нанесли роковых ударов. Возможно, настал момент, когда он может передать амулет, чтобы тот хранил деву, что подарила ему нежданное счастье объятий и свою невинность? Тем более и незачем являться к жене с этим языческим талисманом. Мысль накрыла его, словно нежданный осенний ливень. Повинуясь порыву, он приподнялся, стянул через голову кожаный шнурок и протянул амулет Мод.
– Возьми и сделай с ним все, что захочешь…
Он не придумал лучших слов.
– А как же вы, сэр? – спросила она. – Если амулет спасает вас, он должен быть с вами. Моя жизнь тиха и безопасна, ваша – полна риска…
– Тиха и безопасна? – усмехнулся он. – Мод, милая, что рискованного в моей жизни? Я намерен удалиться в свое поместье, как только решу житейские дела в Лондоне. Амулет ваш, и вы можете оставить его, спрятать или бросить, это ваше право.
Ральф поцеловал ее и прижал к себе, давая понять, что разговор на эту тему окончен. Глаза его слипались…
Во время утренней трапезы она была рассеянна, мыслями находилась совсем в другом месте и видела не сидящую напротив миссис Пикок, а Кардоне…
Перед тем как лечь с ним, Мод незаметно сняла изумруд и спрятала в мешочек, посчитав неуместным и невозможным принимать ласки Кардоне, когда у нее на шее висит подарок мужа – свидетельство и очевидное напоминание о том, что душой и телом она принадлежит другому, сэру Ральфу Перси. И была поражена, узнав, что Кардоне зовут Ральфом, как и ее мужа. Она сочла подобное совпадение – особым, тревожным знаком. Для нее было бы лучше вовсе не знать имени Кардоне, она не сможет называть его Ральфом даже в мыслях, и без того терзаясь из-за измены мужу.
Собираясь в дорогу, Мод достала кожаный омоньер, вышитый ее собственными руками, и уложила в него соверены[42] – вознаграждение Кардоне. Казалось неловким теперь заводить с ним речь о деньгах, но она была обязана передать ему обещанную плату за сопровождение. И после этого они расстанутся навсегда…
Верно, он скоро забудет о своей случайной попутчице, но не она, она никогда не забудет его. Этой ночью Мод втайне надеялась – и ждала, что он предложит встретиться с ним в Лондоне, мечтала о том и страшилась это услышать. Но Кардоне ничего не сказал о свидании, только подарил амулет. Она была растрогана его подарком – он отдал ей то, что было ему дорого, и сейчас амулет покоился на ее груди вместе с изумрудом. Подарок мужа и подарок возлюбленного.
Они рано покинули Сапсерт, ехали быстро и рассчитывали добраться до города днем, лишь раз остановились по дороге, чтобы перекусить в деревенском трактире. За все время Кардоне так и не приблизился к Мод, хотя она надеялась, что сможет провести с ним последние часы пути.
Ей казалось, она понимает, почему Кардоне избегает ее общества. Как настоящий джентльмен, он заботился о ее репутации и не мог при всех уделять ей много внимания. Именно этими мыслями она утешала себя всю дорогу и совершенно извелась от осознания того, что хотя они еще вместе, но уже порознь. И отчаянно завидовала всем, к кому Кардоне подъезжал или обращался, – Потингтону, с которым перебросился парой слов, хозяину трактира, с которым что-то обсуждал, служанке, подавшей ему еду. Служанке он улыбнулся, и Мод это задело. Она даже ревновала к нему его слугу, этого смуглого иностранца Берта, потому что тот мог находиться рядом с ним и будет сопровождать его и потом, когда сама Мод и проведенные с нею ночи останутся для Кардоне лишь мимолетным воспоминанием.
Они приближались к Лондону со стороны Мургейта – Болотных ворот, черного хода в город. Вдоль дороги с обеих сторон тянулись поля, заслуженно называемые болотами – вода стояла здесь круглый год, несмотря на исчертившие все их пространство дренажные канавы. Впереди виднелась полоса городской стены.
Мысли сэра Ральфа Перси были столь же мрачны, как и унылый пейзаж, окружающий его. Он смотрел в спину леди Вуд, что сейчас ехала чуть впереди.
«Нужно что-то сказать ей… какие-то слова…»
Его всегда угнетали прощания и расставания со случайно встреченными женщинами, если, конечно, им требовались подобные ритуалы. Впрочем, все встреченные в его жизни женщины были случайны – даже незнакомая ему жена. Леди Вуд являлась той, с кем ритуал сей был необходим и должен был быть особым, и по этой причине Ральф, морщась и зло поглядывая на довольную физиономию Бертуччо, что, напевая себе под нос, гарцевал рядом, придумывал речь, посвященную чужой жене, которую лишил девственности.
Наконец, решившись, но так и не придумав ничего более умного и галантного, чем «вот и Лондон, леди…», он пришпорил рыжего, чтобы догнать ее.
– Вот и Лондон, леди Вуд, – сказал он. – Мы все-таки добрались живыми и почти во здравии. И ваш Роджер перенес дорогу. Кажется, дела его идут совсем неплохо?
– Я хочу поблагодарить вас, сэр. За все то, что вы сделали для… нас… – ответила она.
Поблагодарить? Как мило она смущается и как вспыхивает жаром ее лицо! Жаль оставлять ее сейчас, когда она так желанна ему. План расставания потерял всю свою сомнительную стройность, словно невидимая рука стерла набросанные на листе линии и строки.
Она хороша, чертовски хороша, и отчего бы ему не продолжить это волнующее знакомство? В тех трудах, что ждут его впереди, мимолетные тайные встречи могут стать глотками будоражащего кровь вина, щекочущим нутро риском – тем, что всегда давало ему силы и энергию, чтобы жить и выжить.
– Леди Вуд, мадам. Скажите «да», и я найду вас в Лондоне и все устрою, если вы пожелаете, – сэр Ральф Перси решил действовать, и, как обычно, не слишком дипломатично.
– Да, сэр. В церкви… Я буду ходить в церковь… – услышал он.
Леди смутилась и сказала «да». И не пришлось продолжать уговоры, что обычно было для него скорее бременем, чем удовольствием. Ральф не любил долгие осады крепостей, предпочитая быстрый, хоть и рискованный, абордаж, коротко вымеренный и почти не просчитанный. Вероятно, потому он и странствовал столько лет, гоняясь за удачей или убегая от рока, хотя последний вечно настигал его там, где тропа была слишком узка для авантюриста, привыкшего мчаться, не вымеряя ее ширины.