Бертуччо ухмыльнулся, собрал разбросанные вещи хозяина и уселся на табурет, как ни в чем не бывало разглядывая меч Перси, что лежал возле кровати.
– У вас новый меч?
– Да, Берт, расскажу позже…
– Хм… странная вышла история, мессер…
– Какая еще история?
– Соверен…
– Какой еще соверен? Ты, кажется, говорил про шиллинг!
– Нет, не тот… Сегодня, когда вы отправили меня проводить донну к воротам…
– И? – нетерпеливо прервал его Ральф.
– Гнедая леди захромала, я посмотрел ее копыто и нашел там, что бы вы думали? Соверен, золотой соверен! Словно дорога к Лондону выложена соверенами.
– И что, diablo?
– Да то, что леди отдала этот соверен мне и сказала, что он – ваш! Вы потеряли золотой в подкове, мессер!
С этими словами Бертуччо разжал кулак, на его ладони поблескивал золотой. Неаполитанец ловко подбросил монету, глаза его смеялись. Ральф перехватил монету в полете, раскрыл ладонь – орел!
– Получишь шиллинг за усердие… мерзавец!
– Какая щедрость, мессер Кардоне!
– Ты свободен, Берт! Я устал!
– И это еще не все, сэр.
– Что еще?
– Леди Вуд…
– Кажется, о леди Вуд все сказано?!
– Не совсем, вам будет интересно услышать, – черные глаза Бертуччо плавились от удовольствия.
– Не уверен в этом! Дева Мария, да говори же наконец!
– Леди подняла одну вещь, оброненную вами. Но не вернула ее, как этот соверен.
– Какую еще вещь? – рявкнул Ральф, уже понимая какую.
– Ту, что вы потеряли, мессер… Не гневайтесь так. Позвать Кэти? Вы очень нравитесь ей, мессер!
– Basta! Зови… – коротко бросил Ральф.
Он проснулся рано. Сквозь сердечки, вырезанные в ставнях, пробивался жидкий свет сумрачного осеннего утра. Ральф сел на кровати, мрачно оглядев полутемную комнату. Такого с ним давно не бывало… Чертыхнувшись, он вспомнил свои сны и Кэти, явившуюся к нему вечером, чудесную, как французская булочка бриошь, и чем-то напомнившую ту его давнюю спасительницу. Прелестная ветреница Кэти, которая вскоре покинула комнату в полном недоумении и, вероятно, сочувствии к сложностям столь видного джентльмена. А джентльмен, когда за нею закрылась дверь, вмял кулак в набитый соломой матрац, словно сражался с невидимым врагом – сероглазой девушкой, крест-накрест прижавшей руки к маленькой нежной груди. Она не отпустила его и во сне, устроившись рядом на грубой простыне, обманчиво близкая, но ускользающая из рук. Он, то поминая чудовищ всех стихий, то униженно моля, пытался схватить ее и не мог, закончив тщетную погоню одиноким бесплодным исходом.
Ральф выбрался из-под тощего шерстяного одеяла, оделся, разбудил Бертуччо и приступил к исполнению планов. Пришел новый день, он требовал действий и решений, и в нем не было места мыслям о чужой жене, случайно встреченной в пути.
По счастью, ни счастье, ни горе не чрезмерны, мы не верхи на колпаке Фортуны, но также не низы ее подошв – мы где-то на полдороге к талии или в самой сердцевине ее милостей.* Будь сэр Ральф Перси поэтом или философом, ему, возможно, и пришла бы в голову подобная мысль, когда он покинул контору барристера, Роберта Боуза, адвоката из Грейс-Инн.
Законника, которому Скроуп адресовал выданную Ральфу записку, не оказалось на месте, и Перси ткнулся в соседнюю дверь, где, судя по вывеске, также обитал служитель права.
Ему повезло не только с тем, что он, по счастливой случайности, попал к одному из молодых героев Грейс-Инн, тех, кого в просвещенный шестнадцатый век величали людьми мира, кто, унаследовав традиции английского права, пытался не сбиваться с пути справедливости и образованного разума, но и в том, что Роберт Боуз был третьим сыном сэра Ричарда Боуза, главы одной из влиятельных семей Дарема, и когда-то в юности пути северян Ральфа и Роберта пересекались. Они узнали друг друга и даже предались – правда, за неимением времени коротким – мальчишеским воспоминаниям и выразили взаимную надежду на будущую встречу не только в качестве адвоката и клиента, но и как добрых знакомых.
Затем Ральф поведал Боузу историю, происшедшую с его землями.
– Брат ссылается на мое долгое отсутствие в Англии, якобы давшее возможность его адвокатам опротестовать волю нашего отца, – сказал он, – но такого пункта в завещании не было, насколько мне известно.
– Кто унаследовал бы поместье в случае вашей гибели? – спросил Боуз.
Ральф вспомнил условия брачного контракта с Мод Бальмер.
– Кажется, все должно было отойти моей жене и нашим детям.
– Таким образом, собственность в любом случае не возвратилась бы к графу Нортумберленду? – Боуз задумчиво покрутил в руке перо, которым делал пометки по делу Ральфа. – А единственным условием для получения этих земель, как вы говорите, был ваш брак с Мод Бальмер?
– Именно так, – кивнул он.
– Сэр Ральф, мне нужны все бумаги, связанные с передачей вам Корбриджа, – копия завещания, брачное свидетельство и документ на право владения поместьем.
– Diablo! – Ральф озадаченно уставился на Боуза. – Я достану их! И привезу в ближайшее время.
Уезжая во Францию, он оставил их у тестя, в Боскоме.
– Договорились, сэр, – кивнул адвокат и добавил: – Понадобится решение суда – если оно есть – по делу о присуждении вашей собственности графу.
– Я достану и этот документ! – заверил Боуза Ральф.
Если его не прельщала мысль ехать на север за женой, то ради Корбриджа он готов был вновь отправиться в путь.
– И простите за столь личный вопрос, но, по вашим словам, вы уехали из Англии тринадцать лет назад и вернулись недавно…
– Именно так, – Ральф нахмурился, не понимая, к чему клонит адвокат.
– В каком возрасте вы вступили в брак с леди Перси?
– Мне было… семнадцать лет, а ей – семь.
– И все это время вы не виделись с женой?
Ральф призвал на помощь все свое терпение.
– Нет, меня же не было здесь все эти годы.
– И после свадьбы, и по достижении леди Перси брачного возраста, у вас с ней не было… – барристер на мгновение запнулся, – не было супружеских отношений?
– Какие еще отношения?! – взревел Ральф. – Я же не мог… Когда я уезжал, она была еще ребенком! И с тех пор я не видел ее!
Адвокат удовлетворенно кивнул.
– Основные выводы я смогу сделать только после ознакомления со всеми документами, но кое-что могу сообщить вам уже сейчас, – продолжил он, словно сплетая сеть с ровными ячейками слов. – Вы женились тринадцать лет назад и уехали, не вступив с женой в супружеские отношения по причине ее малолетства. Следовательно… – Боуз сделал внушительную паузу. – Следовательно, брак ваш не был консуммирован[55] и не может считаться свершенным. Боюсь, в том числе этим обстоятельством мог воспользоваться ваш брат, чтобы на законных основаниях отсудить вашу собственность.
Ральф онемел. Все оказалось так просто и очевидно, но, хотя эта очевидность лежала на поверхности, он не смог сам додуматься до нее. «А Генри додумался, – со злостью подумал он, – в то время как я ловил попутный ветер в паруса…»
И совсем некстати вспомнил, что невольно помог неспособному мужу Мод, леди Вуд, консумировать его брак, вместо того чтобы узаконить свой собственный, с Мод Бальмер.
– После того как вступите в супружеские отношения с женой, – плел свою сеть Боуз, – вы сможете требовать у графа исполнения воли вашего покойного отца и возврата своих земель. В данном случае закон будет уже на вашей стороне. Если, конечно, это единственный повод, благодаря которому граф Нортумберленд смог получить вашу собственность.
Одновременно озадаченный и ободренный тем, что сообщил ему успешный знаток весьма затейливой буквы английского закона, Ральф перешел к делу сэра Уильяма, рассказав все, что знал, о судьбе Бальмера. Боуз не стал обнадеживать его благоприятным исходом, прямо предположив, что дело сложное, особенно потому, что в нем замешана политика – такие совпадения на руку тем, кто готов поживиться на чужих невзгодах, – но пообещал сделать все, что будет в его силах. Он вызвался устроить для Перси скорое свидание с тестем с помощью двух широко известных муз – Мошны и Протекции. Первая была во власти сэра Ральфа, общение со второй взял на себя Боуз.
Адвокат энергично взялся за дело – ему удалось быстро, тем же утром, найти лазейку в Тауэр, и, когда часы пробили полдень, Перси вступил в стены крепости, которая никогда не держала обороны, зато стала главной тюрьмой для почетных узников, а для многих из них – последним пристанищем. Его тесть, сельский дворянин, сэр Уильям Бальмер, удостоился весьма сомнительной чести попасть в столь высокородную компанию – Иаков Шотландский и Иоанн II французский, Карл Орлеанский, последний Ланкастер, Генрих VI, тауэрские принцы, сэр Томас Мор, который так и не принял присягу, за что лишился головы[56], были далеко не последними в списке узников крепости Вильгельма Нормандца.
Ральф шел следом за молчаливым тюремщиком, который, не оборачиваясь, углублялся в бездну сводчатого коридора. Поворот, другой – и коридор вдруг сузился и оборвался ступеньками, ведущими вниз. Тюремщик вставил факел в кольцо, торчащее из стены, загремел ключами, открывая решетчатую дверь. Отошел к стене, вопросительно взглянув на Ральфа. Тот отстегнул ножны меча и подал стражнику, затем вложил в его руку приготовленные монеты и вошел в небольшую камеру, освещенную лишь жалким светом из узкого окна под низким потолком да отблесками факельного огня. Человек, сидевший на топчане в углу камеры, поднялся навстречу, сделал несколько шагов и остановился, сощурился, всматриваясь в его лицо.
– Сэр Уильям… – начал Ральф, пытаясь рассмотреть знакомые черты в давно покинутом человеке. Перси страшился увидеть изувеченное тело, но узник, к счастью, оказался цел и невредим. Ему лишь показалось, что сэр Уильям стал меньше ростом, словно стареющий кряжистый дуб, отпускающий тяжелые ветви к земле. Тем не менее низкий голос тестя звучал твердо, несмотря на горестную ситуацию, в которой он оказался.