– Приветствую вас, мадам! – сказал он, когда дар речи вернулся. – Счастлив лицезреть вас, леди, в добром здравии и… красоте. Вы слишком суровы, леди, в своих словах. Подойдите же…
– Вы считаете меня суровой, сэр? – девушка не шелохнулась, укоризненно глядя на Перси. – О, нет! Я лишь говорю правду, ту горькую правду, которую не каждый решится вам высказать. Велико милосердие Господа, и сами мы должны быть милосердны друг к другу, но милосердно ли скрывать правду, способную открыть глаза пребывающему в неведении? А вы в неведении, сэр Ральф! Да, в неведении о том, сколько печали повлекло за собой ваше многолетнее отсутствие и следствие сего деяния – пренебрежение своим долгом! Вы дали обеты, но отринули их, долгие годы скитаясь по чужбине, словно безводное облако, носимое ветром, словно осеннее дерево, бесплодное, дважды умершее и исторгнутое…[79]
Последние слова леди произнесла надрывно, на одном дыхании, глаза ее заблестели в праведном негодовании.
Ральф завороженно уставился на четки. Желание удрать в надежный и понятный мир, где стучит подковами рыжий, где паруса ловят ветер, надуваясь тугими телами, где звенят клинки и волна бьет в борт судна, было настолько сильно, что он с трудом удержался от побега прочь из показавшегося ему невыносимо душным зала. Он сделал несколько шагов, описав дугу вокруг неприступной леди. За спиной раздался звук, Ральф обернулся – в дверях стоял Бертуччо. Он поклонился и, намереваясь что-то сказать, скорчил гримасу благочиния, которая на его порочной физиономии выглядела весьма комично. Ральф хмыкнул и закашлялся. Леди внесла ясность, тотчас расставив все по местам.
– Что вы здесь делаете! Кто это? Этот человек ваш слуга, сэр Ральф?
– Да, мой слуга, леди! Он хочет что-то сказать мне.
– Так говорите же! – Мадди повела рукой поистине королевским жестом.
– Я прийти позже, мессер, – хмыкнул Бертуччо и скрылся за дверью, прежде чем Ральф успел воспользоваться его появлением.
– Отчего ваш слуга так говорит? Отчего он коверкает слова? – поинтересовалась леди, неодобрительно глядя на дверь, за которой скрылся неаполитанец.
– Он иностранец, леди, – объяснил Ральф и, помешкав, продолжил невпопад: – Вы говорили что-то о деревьях, леди… о сухих деревьях?
Она поджала губы, выразив, видимо, свое отношение к иностранцам, и отрезала:
– Я говорила об обязанностях мужа и главы семьи!
Это нужно было прекратить, и немедленно. Не хватало, чтобы его жена позволяла себе такие вольности и разговаривала с ним таким тоном. Мадди! Действительно, безрассудная[80], цитирующая Библию, не думающая, что говорит и зачем. Набожная и глупая. И чего же он ожидал? Нет, не напрасно он покинул страну столько лет назад, сбежав от тенет, в которые его хотели поймать. И напрасно вернулся.
Ральф подошел к леди, забрал у нее четки и взял за руку.
– Вы ждали меня так долго, – «подождете и еще столько же», – хотелось добавить ему, – так поприветствуйте, как подобает, забыв о том, что было. «Точнее, не было».
– Но я уже поприветствовала вас, сэр! – От удивления глаза леди округлились, но она снова приняла свой чопорный вид и с возмущением в голосе заявила: – Забыть о вашем пренебрежении своими обязанностями невозможно! Но простить вас придется, если вы искренне раскаиваетесь и готовы делами доказать… Верните мои четки!
Она попыталась выдернуть свою руку, но Перси не отпускал ее.
– Сэр, что вы себе позволяете?! Конечно, мы родственники, но вам не пристало…
– Мне не пристало?! – Ральф отпустил длинное мысленное проклятие, а весь его и без того невеликий арсенал любезностей опустел, так и не будучи пущен в ход. – А кому же в таком случае пристало, леди?! Я уже выслушал ваши упреки и принял их, так не пора ли нам обсудить наши семейные дела?
«Консумация станет нелегким делом», – с усмешкой подумал он, стараясь не смотреть на бледные щеки своей жены.
– Я не вижу раскаянья, сэр! – упрямо продолжила леди. – И не слышала извинений, как и объяснений вашего проступка. Вы можете посчитать, что я не имею права требовать их у вас, но, как вы, сэр Ральф, верно заметили, мы все – одна семья. Между родственниками же, – продолжала она менторским тоном, – должны быть не только теплые чувства любви и привязанности, но и взаимопонимание и доверие, в которых вы нам отказываете. А в Писании сказано: кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного…[81]
– Diablo! – взревел Ральф, теряя терпение. – Леди Перси, раз наш Господь прощает наши прегрешения, так вам, как преданной жене, и подавно следует простить грехи мужа!
Решив, что настал момент для боевых действий, он потянул леди к себе, обхватив ее за острые плечи.
– Вам следует поцеловать мужа, мадам…
– Мужа?! – ахнула Мадди, упираясь не менее острыми локтями в грудь Перси. – Господь с вами, сэр Ральф! Уж не помутились ли вы рассудком за время ваших странствий?! Почему вы называете меня леди Перси?! Немедленно отпустите меня!
Ральф отпустил, почти оттолкнул, изумленно уставившись на леди. Хлопнула дверь, и послышался голос леди Кроун:
– Что такое? Мадди, не донимай сэра Ральфа своими нравоучениями!
Он ошеломленно переводил взгляд с одной на другую.
– Я помутился рассудком? Да что здесь происходит? Кто-нибудь объяснит мне? И как я должен называть свою собственную жену? Леди Благочестие? Леди Упрек? Никогда не думал, что… – Ральф осекся, замолчал, смущенный внезапным озарением.
– Леди Кроун? Мадди…
– Мадди – наша младшая дочь, – леди Кроун всплеснула руками. – Она замужем за мистером Фрэнкишем и приехала поухаживать за сэром Уолтером во время болезни. Он хорошо засыпает под ее рассуждения. А вы решили, что Мадди… – леди ахнула. – Мадди, дорогая, ты не представилась сэру Ральфу? И он принял тебя за Мод?!
– Но я думала, что сэр Ральф знает, кто я. – Мадди растерянно посмотрела на мать, затем на Перси и укоризненно произнесла: – Леди Перси – моя кузина, а я – миссис Фрэнкиш, урожденная Маделин Кроун. Вот видите, к чему приводят долгие странствия? Сэр Ральф не знает даже, как выглядит его собственная жена. Бедняжка Мод!
Ральф с трудом сдержался, чтобы не подхватить благочестивую Мадди и не встряхнуть ее как следует.
«Болван, олух, как ты мог принять ее за свою жену? Хотя почему бы моей жене не быть именно такой занудной святошей?»
Но чувство облегчения, которое испытал Ральф, осознав, что воинствующая прорицательница не его супруга, весьма смягчило то нелепое положение, в которое он попал. И поскольку он не мог расправиться с кузиной леди Перси так, как ему хотелось бы, он изобразил нечто, подобное изящному поклону, и хрипло рассмеялся.
– Я – слепец, грубый слепец, леди! Я… я должен сделать распоряжения… – Он развернулся и направился к двери, желая проветрить разгоряченную голову. – И я хотел бы видеть леди Перси! – решительно добавил он, обернувшись у выхода.
– Но… – Леди Кроун переглянулась с дочерью, и обе с удивлением воззрились на Перси. – Мод… леди Перси живет в Боскоме. Это поместье ее отца в Линкольншире, – пояснила она. – Неужели вы забыли?.. Я подумала, что вы привезли нам вести от Мод, и как раз хотела узнать, как поживает моя дорогая племянница.
– В Боскоме? – Ральф застрял в дверях. – Леди Перси покинула Боском пару недель назад и уехала сюда, в Саттон. Вы хотите сказать, леди Кроун, что здесь нет моей жены?
«Она не добралась до поместья, попала в руки разбойников по дороге, попала к мятежникам! А я, как бастард, болтаюсь между Лондоном и Нортом! Черт, куда она подевалась, эта леди Перси? И жива ли она?!»
Он захлопнул открытую было дверь, рявкнув ожидавшему его Бертуччо:
– Займись делом, diavolo! – и вопросительно уставился на опешивших леди.
– Ох, какой ужас! – Леди Кроун пошатнулась и с помощью Мадди, подхватившей ее под локоть, опустилась на стул. – Мод ехала к нам и… не доехала?!
– Мод и не собиралась к нам ехать, – заявила Мадди. – Помните, она писала, что ее пригласила к себе кузина Элис? Леди Мэткам, она живет в Шропшире, в Стрэттоне.
– Ах, да да, было что-то такое, – пробормотала леди Кроун. – Вероятно, она поехала к Элис. Они дружат, знаете ли, – уже бодро сообщила она Перси. – Леди Мэткам недавно гостила в Боскоме… Когда же это было?
– Летом, она провела в Боскоме почти все лето, – напомнила Мадди. – А в сентябре Мод прислала нам яблоки…
– В Боскоме чудесные яблоки, – подхватила леди Кроун, – и каждый год леди Перси обязательно присылает в Саттон фрукты из сада, овощи и непременно пару бочонков меда!
– С яблоками кузина прислала письмо, в котором сообщала, что хотела поехать в Шропшир к Элис, и сэр Уильям не возражал против этого, – продолжила Мадди. – Кузина Мод никогда там не была, она вообще редко покидала Боском. Дороги так трудны.
– Она не хотела оставлять сэра Уильяма и поместье без присмотра, – вмешалась ее мать. – Ведь за хозяйством нужно постоянно следить, сэр Уильям занят своими делами, а муж ее… – леди взглянула на Ральфа и замолчала.
– Если Мод нет в Боскоме, то она отправилась в Стрэттон, – продолжила миссис Фрэнкиш. – И отчего вы, сэр, решили, что она в Саттоне?
«Смит?! Он уверял меня, что леди отправилась в Саттон! Он был уверен в этом! Или она попала в беду, или действительно уехала в Шропшир?» – думал Ральф.
– Что за письмо, миссис Фрэнкиш? – спросил он. – Вы можете показать мне это письмо?
«У меня грамотная жена!»
– Где-то у сэра Уолтера, – леди Кроун посмотрела на Мадди, та, еще раз смерив неодобрительным взглядом Перси, вышла и вскоре вернулась с двумя письмами.
– Вот письмо Мод, – она протянула один лист Ральфу. – А тут еще какая-то записка, нераспечатанная… Ее прислали из Боскома, не так ли, мэм?
– Из Боскома? От сэра Уильяма? – переспросила леди Кроун, замолчала, разглядывая запечатанный лист, затем всплеснула руками: – А сэр Уолтер так ее и не прочитал! Ах, эта подагра, он так страдает… Да, точно, приезжал посыльный из Боскома, передал письмо, такой мрачный парень, кажется немой. Но почему он привез его сюда? Вечно эти слуги что-нибудь напутают! Ах, сэр, прочитайте, что здесь написано!