В чем-то Скроуп был прав – сэр Ральф не показал себя надежным человеком, но ведь пришел же он в Тауэр, к ее отцу, хотя мог этого не делать.
– А я здесь, рядом с вами, готовый сделать для вас и ради вас все и даже больше. Взгляните на меня, – продолжал сэр Мармадьюк тихо и вкрадчиво, – взгляните на меня, возьмите руку, которую я предложил вам вместе со всем, что имею. Я не уплыву в далекие страны, не брошу вас на произвол судьбы, в отличие от того, кого вы называете своим мужем, но кто давно утратил все права на вас…
– Он мой супруг, я принадлежу ему. – Мод почувствовала жалость к мужчине, который сейчас сидел рядом и все еще надеялся на то, чего она не могла ему дать. – Я не могу принять ваше предложение, сэр. Простите…
– Но вы уже приняли его, мадам! – Сэр Мармадьюк наклонился к Мод, в его тихом голосе проступили грозные нотки. – Вы приняли его, согласились стать моей. Я устроил вам свидание с отцом. А теперь, оказывается, у вас есть муж, которому вы принадлежите? Вы думаете, со мной можно так поступать? Дать обещание и не сдержать его? Я не мальчик, чтобы вы испытывали на мне ваши женские штучки, я – джентльмен! Вы станете моей женой, леди, иначе…
Мод настолько поразилась словам и тону сэра Мармадьюка, что в первое мгновение решила, что ослышалась. На его лице проскользнула привычная усмешка, но в глазах заплясал недобрый огонек. Когда-то Кардоне тоже обвинял ее в чем-то подобном. Но его она не боялась так, как испугалась теперь сэра Мармадьюка, – ей стало по-настоящему страшно.
– Я обещала лишь поговорить о вашем предложении с отцом. Его ответ вам известен, – сказала она и, зная по опыту, что с рассерженными мужчинами лучше не спорить, как можно мягче добавила: – Я не хотела обидеть вас, сэр. Примите это, как подобает джентльмену.
Дождь усилился, капли застучали по тенту, грозя промочить его насквозь и хлынуть на головы пассажиров. Навстречу проплыла длинная, богато украшенная лодка – какой-то состоятельный джентльмен решил пройтись по Темзе в ненастье. Сэр Мармадьюк проводил взглядом судно и повернулся к Мод.
– Я знаю, что подобает джентльмену, а что – нет, – процедил он и опять заговорил мягким, обволакивающим голосом, словно предлагая Мод заморский фрукт. Только вкус этого фрукта вдруг стал горьким, будто в его мякоть капнули яду. – Здесь только мы с вами, вдвоем, кругом вода, – кажется, лодочника он не считал за живого христианина. – Дождь все сильнее, не быть бы ливню, иначе вы промокнете, Мод… Лихорадка, жар, и кто поможет вашему несчастному отцу? Ваш блудный муж, безземельный младший сын графа Нортумберленда? Нет, лишь я, и мне вы будете принадлежать, Мод! Или я – или голова вашего казненного отца на Лондонском мосту!
Мод вскрикнула, до боли прикусила губу, уставившись на Скроупа расширившимися от ужаса глазами.
– Вы же говорили, что мы друзья…
– Нет, дорогая леди, мне нужна не дружба с вами, а нечто другое… И не кусайте свою прелестную губку, лучше позвольте это сделать мне…
Он обхватил Мод, притянул к себе, не успела она и охнуть, как его губы жадно прильнули к ее губам.
Девушка забилась было в его руках, но он слишком крепко держал ее, сжимая до боли, и она притихла, перестала сопротивляться, словно омертвев. Когда Скроуп отпустил ее, не обратив внимания на безжизненность, с которой она смирилась с его объятиями, Мод смотрела на воду, ничего не чувствуя, будто все происходило не с ней, а с кем-то другим.
– Завтра же я займусь нашими делами, Мод. Такой брак, как у вас, легко аннулировать. И как только это будет сделано, мы обвенчаемся, дорогая…
Она не спорила, это было бесполезно, так и промолчала всю оставшуюся дорогу до дома – и когда они плыли по реке, и потом, когда пересаживались из лодки в карету, которая поджидала их у пристани. И терпеливо перенесла пожатия его рук, и еще один поцелуй при прощании – поцелуй собственника, которым он будто утверждал свои права на нее. Только добравшись до дома и укрывшись в своей комнате, она дала волю долго сдерживаемым слезам.
– Мод? – снаружи раздался встревоженный голос Джоанны, в дверь негромко постучали.
Мод пошевелилась, подняла тяжелую, будто налитую свинцом голову. Наплакавшись, она забылась беспокойным сном и, видимо, проспала несколько часов, поскольку в комнате стало совсем темно.
– Войдите! – отозвалась девушка и с трудом села на кровати.
Дверь скрипнула, в проеме появилась Джоанна со свечой в руках.
– О, дорогая, я не хотела вас тревожить, но вы почти целый день не ели, поэтому я решилась… – Кузина вошла в комнату, зажгла свечи на столе. – Скоро мы садимся за стол. Если вы не сможете присоединиться к нам, я принесу поднос сюда. Но вам обязательно надо подкрепиться, дорогая.
Мод не ела с утра, но ей казалось, что сейчас она не в силах проглотить и кусочка. Чтобы не расстраивать кузину, она сказала:
– Я бы поела здесь.
Ей не хотелось сегодня присоединяться к общей трапезе, отвечать на вежливые расспросы об отце, выслушивать глупую болтовню Агнесс или глубокомысленные рассуждения Стрейнджвея.
– Передайте, пожалуйста, мои извинения кузену. – Мод попыталась разгладить руками безнадежно измятые складки платья, в котором заснула.
– Да, да, конечно, передам, но… – Джоанна помедлила. – Брат просит вас спуститься – он хочет поговорить с вами. Но я ему скажу, что вы не можете.
– Хочет поговорить? – Мод встрепенулась.
Стрейнджвей, с тех пор как они побеседовали при встрече, ни разу не выказывал желания говорить с ней, кроме как в общем разговоре в присутствии домочадцев. У Мод сложилось впечатление, что его мало интересовали дела ее отца, и потому он избегал разговоров о нем или же опасался настойчивости, с какой она могла призывать его к хлопотам за сэра Уильяма. Но сейчас в ней вспыхнула надежда, что кузен все же не остался равнодушным к бедам ее отца и нашел кого-то, кто мог замолвить за него слово.
Мод встала, прибрала волосы под чепец и пошла вниз.
– Джоанна сообщила, вы хотели меня видеть, кузен, – сказала она, входя в зал, где у камина сидел Стрейнджвей.
Щуря и без того маленькие глаза, кузен уставился на нее, словно видел впервые, затем кивнул, указывая на стул подле себя.
– Садитесь, дорогая кузина.
Мод присела на краешек, сложив руки на коленях.
– Я хотел узнать, как прошла встреча с сэром Уильямом? Как он? Держится молодцом? – Стрейнджвей поерзал, поудобнее располагаясь в кресле.
Она коротко описала свидание с отцом. Кузен кивал, впрочем, не проявляя особого интереса к ее рассказу, а затем заговорил о сложном положении сэра Уильяма и о сэре Мармадьюке, у которого есть влиятельные знакомства и связи. Затем он сделал многозначительную паузу, будто добрался до сути и цели разговора, и произнес торжественным голосом:
– Сэр Мармадьюк сообщил мне сегодня, что оказал вам честь, предложив свою руку.
– Сэр Мармадьюк сказал вам?! – поразилась Мод.
– Конечно, сказал, дорогая. – Стрейнджвей опять завозился в кресле. – У нас состоялась весьма продолжительная и обстоятельная беседа… Ведь сейчас, по сути, я ваш единственный покровитель и родственник. Разумеется, сэр Мармадьюк не мог не поделиться со мной столь важным и серьезным событием, как ваша помолвка, и не испросить моего, так сказать, благословения.
Кузен похлопал пухлыми пальцами по руке Мод.
– Вы должны знать, я всецело одобряю и поддерживаю намерения сэра Мармадьюка…
– Но вы не единственный мой покровитель и родственник, – Мод с трудом сдержалась, чтобы не вспылить. – Мой отец хоть и арестован, но еще жив. И только он может решать мою судьбу. И мой муж.
Стрейнджвей отвел глаза, избегая ее взгляда, будто почувствовал себя не слишком уверенно. С ним было куда легче справиться, чем с сэром Мармадьюком, при одном воспоминании о котором у Мод внутри все сжималось от мучительного страха. И блудный муж, сам того не подозревая, теперь мог послужить ей хорошей защитой от притязаний Скроупа.
– Разве сэр Мармадьюк не сказал во время вашей продолжительной и обстоятельной беседы, – спросила Мод, – что мой супруг находится в Англии? Вряд ли сэру Ральфу понравится ваша поддержка намерений Скроупа.
Слова Мод произвели на кузена очень яркое впечатление, словно удар тревожного колокола. Он взмахнул руками, отгоняя невидимого врага.
– Я… мы уверены, что это какая-то ошибка! Сэр Уильям вряд ли мог узнать его после стольких лет. Вашего отца ввели в заблуждение, подослали к нему самозванца, – пробормотал он и замолчал, но через несколько мгновений, словно озаренный иной мыслью, продолжил: – Если ваш муж вернулся, почему он не встретился с вами?
– Ни он, ни сэр Уильям не знали, что я нахожусь в Лондоне, – ответила она. – И граф Нортумберленд ни словом не обмолвился, что его брат в Англии.
Стрейнджвей отчего-то смешался, вскочил с кресла столь резво, сколь позволяла его тучность, и, отсчитав несколько шагов влево и вправо по залу, остановился перед Мод, сцепив руки за спиной. Лицо его, и без того не отличающееся здоровым тоном, совсем посерело.
– Помилуйте, кузина! – воскликнул он, будто это он сам не сообщил Мод о приезде ее мужа или должен был отчитываться за поведение Нортумберленда. – Я не вхож к графу, он избегает любых встреч. Он болен, до брата ли ему? Да и брат этот – перекатиполе. Появился – и опять исчез. Где он бродит, а? Не в Тауэре ли заперт? Или еще что похуже… А сэр Мармадьюк – человек надежный, всегда при жене будет. Ты бы не артачилась, да и вышла за него. – Он наклонился к Мод и просительно заглянул ей в лицо. – Мы быстро аннулируем твой брак с этим пропащим Перси, потом сама же рада будешь, что отделалась.
– Мой муж здесь, и я не могу и помыслить о расторжении брака с ним, – примирительным тоном сказала Мод, ей вовсе не хотелось ссориться с кузеном, в доме которого жила.
Стрейнджвей вернулся в свое кресло. Мод показалось, что он боится Скроупа. Не потому ли так ходатайствует за него?
– Кузен, – после небольшой паузы сказала она, – почему вы хотите расторжения моего брака?