Вера подошла к окну и посмотрела в конец двора – от самой арки, за которой выход на улицу и вход в паб, не менее полукилометра. Где-то возле арки стояла машина, в которой в тот день сидела Нина Калинина, если она говорила правду, в чем Бережная уже сильно сомневалась. Если бы машина стояла там, отсюда ее можно было бы разглядеть, хотя окна квартиры Осорина выходят на другую сторону дома.
На этот раз в пабе было совсем пусто. Вера опустилась за угловой столик и сказала подошедшей к ней официантке, что заказывает два кофе, но принести их надо, когда появится Горобец. Ждать пришлось недолго. Борис Леонидович влетел в помещение, не раздеваясь. Но, увидев, что Бережная сидит без шубки, сбросил с себя дубленку и положил на свободный стул.
– Вы хотели сообщить что-то важное.
Горобец кивнул и признался:
– Простите меня, но я вам не сказал главного. Дело в том, что я знал, где убили Витю, но не сообщил вам.
– Так я и сама узнала адрес.
– Вы неправильно меня поняли. Дело в том, что шестнадцать лет назад там же убили моего брата Евгения. То есть не совсем там – машину с его телом нашли в соседнем дворе, но оба двора сообщаются, насколько мне известно. Просто тогда помойка с контейнерами стояла там, а теперь ее перенесли туда, где нашли Витю. То есть тот, кто совершил это, все подготовил и рассчитал.
– У вас или у брата что-то связано с этим двором?
– Погодите, я теперь узнал, что и этих двух девушек тоже хотели там же застрелить. Вы же понимаете…
– Потому-то я и спрашиваю: что-то у вас или у Евгения связано именно с этими двумя дворами?
Официантка принесла кофе, и пока она стояла рядом, Горобец молчал. А как только отошла, заговорил быстро:
– У меня с этими дворами ничего не связано, разве что там убили и брата, и друга. Нет… А у Евгения связано было… Однажды, когда ему было лет пятнадцать, он вернулся домой ночью и какой-то взбудораженный, его трясло… Дело в том, что у нас отец один, а матери разные. Моя умерла, когда мне было три года. Я ее не помню совсем, отец почти сразу… может, через полгода, привел в дом другую жену. И потом уж появился на свет Женька. Но мы всегда ощущали себя родными, хотя, если честно, были абсолютно разными. Он с детства влипал в истории, учился плохо. Но отец его любил, считая, что мужик и должен быть таким – независимым, что ли. А я учился хорошо, матом не выражался. Отец-то постоянно, да и мачеха могли трехэтажный продемонстрировать. Квартирка была малюсенькая – двухкомнатная хрущоба, кухня четыре метра. А та ночь, о которой я начал говорить… короче, это была ночь на субботу. Родители уехали в гости на дачу к каким-то своим друзьям. Женька привел домой каких-то приятелей. Курили, пили портвейн. А потом все ушли… Женька, как мне кажется, был уже изрядно пьян. Вернулся, как я говорил, ночью, его трясло, от страха, что ли. Ну и рассказал мне, что он с дружками оказался… Ну, в общем, это не так далеко от дома, в котором мы жили. Пешком полчаса, может быть. В каком-то дворе они продолжили выпивать. Какие-то девочки к ним присоединились, тоже начали выпивать. Одна, правда, отказывалась. Начало темнеть… И та девочка решила уйти. Женька увязался за ней, стал приставать, но девочка вырвалась, побежала по улице и свернула во двор. Он ее там догнал. Повалил на землю, понятно, с какой целью. Она сопротивлялась молча. Но он-то сильнее… Несколько раз ударил… она обмякла… Начал душить. Ему даже показалось, что девчонка не дышит вовсе. Решил взять ее, приспустил с себя штаны, но не смог ничего сделать. И от злости начал избивать уже просто не шевелящееся тело. Потом понял, что убил ее, и убежал. Дома рыдал, каялся. Кричал, что не хочет жить… Но плакал, как мне кажется, не из-за того, что, возможно, убил девчонку, а от того, что оказался импотентом. Я каким-то образом успокоил его. Евгений мне дал клятву, что завязывает с пьянками, будет теперь учиться, чтобы достичь всего в жизни. В принципе он сдержал свое слово и даже в универ поступил, я его подготовил. Только он вначале в армии прослужил два года.
– А девочка? Что с ней?
– Утром я взял ошейник и поводок – у нас ведь тогда собачка была. Родители за город поехали, прихватив и ее с собой… Так вот утром пораньше я пошел в те дворы, будто бы ищу пропавшую собаку. Видел во дворе милицию и как туда приводили девчонок и опрашивали их… А те даже описать Женьку не могли… Зато я узнал, что девочка в больнице, но жива – только сильно избита.
– А Евгений и в самом деле был импотентом?
– Нет, конечно. Просто тогда от алкоголя или от страха того, что он делает что-то запретное и страшное… От страха, одним словом.
– Я наводила справки и узнала, что Евгений был связан с криминалом.
– Да кто не был с ним связан! Женька в общагу переехал, потому что жить вчетвером в тесноте было невозможно. Отец начал пить порой совсем беспробудно, мачеха составляла ему компанию – но так, конечно, как он, она не напивалась. Но меня бесило другое: она все время о деньгах твердила, о деньгах… Как их добыть и сразу, чтобы много… Причем мне кажется, она всю жизнь с нами только и твердила: «Задолбала нищета!» и все такое прочее. Евгений слышал это с раннего детства. Перебрался он в общагу. Сначала выпрашивал деньги у меня, потом как-то сам начал добывать. Мне однажды сказал, что с друзьями трется у обменников, но я посоветовал завязать с этим, потому что везде камеры… Потом в карты промышлял… Чего-то перепродавал – скорее всего, ворованные вещи…
– Знаете, что Алексей Петров промышлял вместе с ними – с вашим братом и Малеевым?
– Знаю, конечно.
– Убийцу вашего брата не нашли, как мне известно.
– Не нашли, но искали тогда плохо. Труп обнаружили, свидетелей – нет.
– То есть вы считаете, что его убийство как-то связано с той девочкой?
– Предполагаю. Только ментам… прости, следователям ничего о той истории я не сказал: все равно искать не стали бы. Почти двадцать лет назад кто-то избил девчонку после совместного распития портвейна…
– Сами не пытались как-то выяснить?
– Пытался. Попросил людей из службы безопасности банка, которые сами в полиции до того служили. Те нашли участкового, который в то время на этом участке работал. Участковый случай вспомнил и даже девушку им ту показал. Она по-прежнему жила там же, с матерью и двумя детьми от разных мужчин. Замужем не была. Ребята мои спросили про то, как на нее напали. А она даже смеяться начала, сказала, что сопротивлялась, потому что дурой была, а так бы стала бабой пораньше, зубы все были бы на месте, авось и жизнь иначе сложилась бы. А вообще она тот случай забыла и вспоминать не хочет. Работает. То есть на тот момент работала в каком-то сетевом магазине, выкладывала товар на полки. А с братом в последние годы его жизни мы общались крайне редко, потому что я ему стал не нужен, после того, как несколько раз отказал ему в банковском кредите, да мне и спокойнее сделалось.
– С вашей женой Наташей он был знаком?
– А это к делу не относится. Мне сейчас важно понять: почему и Малеева на том же самом месте, тем же самым способом… А сейчас еще эта стрельба. Чего они вообще туда поперлись?..
– Цветы возложить. С Осориным ваш брат был знаком?
– Не знаю. Хотя нет, конечно. Осорину зачем такое знакомство? Я думаю, что и Малеев стал им тяготиться, когда к самому Вите популярность пришла. А вот ко мне Малеев стал захаживать.
– А, знаю: вы даже в Испании вместе отдыхали.
Горобец посмотрел в сторону, а Вера продолжила:
– Вы же сами сказали про Касанегро – про нудистский пляж, где он свои часы потерял.
– Ну, было… Я просто по Наташе с ума сходил, а она на меня поглядывала…
– Я не осуждаю. Меня больше интересуют отношения Малеева с Ниной Калининой.
– С кем? А-а, с девушкой, с которой у него любовь была? Я про их отношения ничего не знаю. Мне кажется, что это у нее были с ним отношения, а Витя считал себя свободным человеком. Я-то видел ее всего раза два. Однажды заехал к ним, когда они жили вместе. Так же, в марте, у него был день рождения, Малеев не приглашал, сказал только: «Если хочешь, заезжай». Но она, очевидно, не ожидала в гости кого-то, растерялась. Я вручил подарок, рюмочку коньяка махнул и уехал. Но это уже после Испании было, как мне показалось, Нина поняла или знала, что там мы отдыхали не одни. А во второй раз мы столкнулись с ними в ресторане. То есть я был с Наташей, а он – с Ниной. Мы с женой вошли, а они за столиком… абсолютно случайно. Но я видел, как она взглянула на мою жену: без неприязни – просто изучала. Вы спросили, потому что Горохов утверждал, будто Нина стреляла хорошо?
Горобец задумался, а потом помотал головой.
– Нина не могла убить. Зачем ей это? Она – тихая интеллигентная женщина. Да и зачем ей убивать отца своей дочери?
– А если предположить, что отец – не Виктор? Предположим, он каким-то образом узнал об этом. А тогда – прощай, наследство. У него ведь хорошая квартира, автомобиль не из дешевых, средства какие-то на счетах имеются.
– На его счету в моем банке денег совсем немного…
Наконец Борис Леонидович понял, к чему клонит Бережная.
– То есть вы хотите сказать, что единственным выгодополучателем после гибели Вити является его дочь, а до достижения ею совершеннолетия – Нина? Как-то я не думал об этом. И то, что кажется мне незначительными суммами, для нее – огромные деньги. Столько лет она за него цеплялась, а потом поняла, что все эти годы – коту под хвост? А если дочь не от него, а Витя каким-то образом узнал, то это вообще для нее полный крах жизни… Но задушить-то она его не могла. Если только нанять кого-то… Но тогда как она узнала про тот двор? Про способ убийства? Может, Виктор слышал об этом от самого Женьки и рассказал Нине? А та, чтобы отвести от себя возможные подозрения, подстроила именно так…
Он размышлял вслух, Бережная слушала, не перебивая.
– Если честно, то я на Лешу Петрова грешил, – продолжил Горобец. – Он только-только стал с долгами рассчитываться, зачем ему половину своего бизнеса отдавать, и притом человеку, который участвовать в нем не будет ни лично, ни деньгами?