сть жена. У вас есть будущее.
Алекс позволил образу Элизы заполнить мысли. Элиза, его прекрасная, сильная, умная жена, укоризненно качала головой, глядя на его лихорадочное возбуждение, и он понял, что Лоуренс был прав. Он еще мгновение постоял неподвижно, позволяя мудрым словам друга дойти до самого сердца. Наконец Лоуренс отступил и четко отдал честь.
– Полковник Лоуренс, сэр! – рявкнул он тоном завзятого вояки. – Прибыл для несения службы, сэр!
Алекс отдал честь в ответ и все же не смог устоять. Схватив ближайшую лопату, он сунул ее другу.
– Насколько я знаю, уборные еще не готовы, полковник. Позаботьтесь об этом, хорошо?
Кривая усмешка искривила губы Лоуренса.
– Подумать только, а я подарил ему коня, – сказал он, а затем закинул лопату на плечо и двинулся прочь.
И вот, часа через три после того, как Лоуренс привел его в чувство, безумная энергия Алекса испарилась без следа, а на ее месте возникла спокойная решимость. Он по-прежнему жаждал сразиться с врагом, но знал, что не станет ни лезть на рожон, ни принимать поспешных решений. Война и кровь были связаны неразрывно, это так, но хладнокровие здесь было нужнее горячей головы. Он пожимал руки и перекидывался шутками с солдатами, но в то же время помнил, что, как только дадут знак, он построит их ровными рядами и поведет в самое настоящее пекло. Они будут сражаться как солдаты, не как дикари, и если добьются победы, то как люди, а не как животные.
«Как граждане Америки, – сказал он себе, – а не подданные заокеанского короля».
Наконец он миновал ряды солдат и нырнул в маленькую палатку командира, поставленную тут. Внутри его ждали Лоуренс, майор Николас Фиш, с которым Алекс не раз работал под командованием Вашингтона, и третий мужчина, с которым он формально не был знаком, но которого видел в компании Лафайета.
– Майор Жима, – произнес он, протягивая руку прежде, чем француз успел представиться.
– Полковник Гамильтон! – рявкнул Жима, слегка подпрыгнув. – Майор Жима прибыл для несения службы! – Его английский был столь же безупречен, как и мундир, и также имел легкий французский оттенок.
Он отдал Алексу честь, а затем, увидев, что тот так и не опустил руку, крепко пожал ее.
– Надеюсь, вы не питаете обиды из-за вчерашнего спора, – спросил Алекс тише, так, что услышал его только француз.
Жима позволил себе легкую улыбку.
– Какой спор, сэр? Я не слышал ни о каком споре.
– Отлично, – подытожил Алекс. – Что ж, – заявил он, поворачиваясь также и к Лоуренсу с Фишем, – я хочу убедиться в том, что все мы знакомы с сегодняшним планом действий. Разведчики генерала Рошамбо ведут наблюдение за позициями британцев. Когда они заметят, что караул сменяется, они отправят гонцов предупредить нас. У нас будет приблизительно пять минут на то, чтобы собрать людей для штурма, после чего наша артиллерия даст залп в небо. Эта стрельба нужна скорее для освещения, чем для атаки. Подрывники и землекопы пророют последние ярды траншеи, а затем расчистят две бреши во вражеском заслоне из кольев. Остальные солдаты дадут им ровно четыре минуты на выполнение задания, а затем выступят следом. Как только мы уберем колья, откроется доступ к палисаду. Четыре лестничные команды взберутся на стену и обеспечат огневое прикрытие двум передовым командам, которые топорами прорубят бреши в палисаде. Ну, а затем, – он махнул ружьем со штыком-наконечником, – мы вступим в битву.
Он повернулся к майору Фишу. Это был статный, крепкий парень с тонким, резко очерченным носом и живыми глазами, моложе Алекса на три года. Он сражался за дело революции с тех пор, как подростком присоединился к «Сынам Свободы», организации, появившейся до Декларации независимости, чьи дерзкие вылазки помогли поднять запуганное население на войну с заокеанским угнетателем. Другого такого патриота вряд ли удалось бы найти по эту сторону линии фронта.
– Майор Фиш, – обратился к нему Алекс, – именно ваши подрывники должны будут вывести нас на поле. Они готовы?
Фиш коротко кивнул.
– Их пилы остры как бритвы, а цепи свернуты туже разозленной гадюки. Вы дали нам четыре минуты, чтобы расчистить вражеские колья, но я могу сказать, что мы превратим их в щепки за две. Их топоры проломят вражеский частокол, как штормовой ветер ломает мачты невезучего китобоя.
– Не сомневаюсь, что так и будет. Полковник Лоуренс, майор Жима, ваши люди знают, что в этой битве нужны в основном сабли, а не пули. В этой неразберихе не будет ни времени, ни места, чтобы перезаряжать ружья.
– Практически все мои люди снаряжены штыками, сэр, – по-военному четко, без намека на дружеский тон, отчитался Лоуренс. – А те, у кого их нет, вооружены саблями.
– Мои люди экипированы точно так же, – добавил Жима. – Они знают, что мы превосходим противника числом и можем просто задавить сопротивление массой. Я сказал им сражаться с такой же яростью, с какой они защищали бы французскую землю. Если британцы не растеряли остатки разума, они сдадутся сразу же, как только мы проломим частокол, и большая часть их парней уцелеет и сможет спокойно купить билет домой, в Британию, чтобы вернуться на свои картофельные фермы.
– Насколько я знаю, картофель выращивают ирландцы, майор, – со смехом заметил Лоуренс.
– Вы говорите «картофель», а я – «земляное яблоко», – заметил Жима. – Но, как бы то ни было, я уверен, пройдет пара лет, и британцы высадятся на нашей стороне канала, и тогда я смогу закапывать в землю красноспинных. Как картофель, – не удержавшись, добавил он.
– Одна война за раз, майор, – иронично заметил Алекс. – Ну что ж, похоже, мы готовы. И теперь все, что нам остается, – ожидание.
Жима достал из кармана мундира небольшую серебряную фляжку.
– По глоточку, чтобы скрепить наш союз. Я пристрастился к вашему американскому виски. На вкус как грех и жжет, как адское пламя, но, как говорят, «делает свое дело», и довольно-таки быстро.
– Трудно представить более подходящий случай, – сказал Алекс, приняв фляжку и сделав глоток огненной жидкости, прежде чем возвратить ее Жима. Тот передал ее Лоуренсу, а затем Фишу и лишь потом глотнул сам.
Едва Жима успел закрутить крышку на фляжке и убрать ее назад, по ту сторону палаточного полога раздались быстрые шаги. Было слышно, как часовой спрашивает пароль, и задыхающийся голос отвечает: «Рошамбо!» Мгновение спустя полог откинули, и в палатку вошел молодой солдат.
– Красноспинные меняют часовых на стене, – выдохнул он, даже не пытаясь определить командующего. – Залп дадут в любую минуту.
Алекс кивнул ему.
– Джентльмены! – воскликнул он. – В бой!
Он пожал руки Фишу и Жима, и они направились к выходу. Лоуренс сгреб Алекса в медвежьи объятия, расцеловал в обе щеки, а затем тоже скрылся в ночи.
Оставшись в палатке один, Алекс вытащил из кармана последнее письмо от Элизы, которое он знал наизусть, поэтому читать его не было необходимости.
Мой дорогой!
Пятого июля в нашем с Анжеликой присутствии появилась на свет Кэтрин ван Ренсселер Скайлер Вторая. Это крепкая малышка с живыми глазами, которую мы уже окрестили Китти, как, по словам мамы, ее саму звали, когда она была девочкой. (Хотя мне нелегко было представить, у кого хватило бы духа назвать Кэтрин ван Ренсселер Скайлер Первую «Китти»!) В дополнение к радостям этого дня Анжелика сообщила мне, что они с мистером Черчем тоже ждут ребенка! О, Алекс, это происходит! Война кончается, и на свет появляется новое поколение! Первое поколение, которое с рождения будет американцами! Эта честь так велика, что трудно себе представить. О, мой дорогой, я не могу дождаться, когда ты опять будешь здесь – когда мы обзаведемся своим домом, где бы он ни был, в Олбани, Бостоне, Нью-Йорке или Филадельфии! Поспеши ко мне, и мы вместе поведем эту страну в будущее!
Твоя любящая жена, Элиза.
«А говорят, что я красноречив», – подумал Алекс и вытер глаза, подозрительно повлажневшие.
– Должно быть, от пыли, – пробормотал он, хоть услышать его было некому. Затем быстро сложил письмо и убрал его в карман – его слова продолжали жечь душу и заставляли стремиться вперед, – схватил ружье и топор, прислоненный к шесту палатки, и выбежал наружу, готовый к битве.
Быстрый осмотр убедил его в том, что Лоуренс, Жима и Фиш заняли позиции во главе своих батальонов. Их солдаты выстроились в линию, опустившись на одно колено, как спринтеры у стартовой черты.
– По моей команде! – крикнул он.
Никто не ответил, и все же внимание было таким напряженным, что его можно было пощупать: поскрипывали кожаные ремни портупей и шуршали в ножнах сабли.
Мгновение спустя первая пушка издала свой оглушающий «БУМ!», и свист ядра разорвал ночь.
БУМ! БУМ! БУМ! БУМ!
Одно за другим вылетали ядра. К тому времени, как вылетело пятое, первое взорвалось высоко в небе. Вспышка, похожая на долгую, неспешную, разветвленную молнию, превратила ночь в день, осветив четыре сотни мрачных и решительных лиц.
– Подрывники, вперед! – закричал Алекс.
В ответ, хоть вспышка уже и потухла, слабо донесся вторящий ему голос Фиша:
– Подрывники, вперед!
Двадцать человек рванулись вперед, когда второе ядро взорвалось, расцветив темноту очередной ослепительной вспышкой света. Следующие несколько минут представляли собой жуткое зрелище, потому что темноту то и дело в клочья разрывал ярчайший свет. Из-за вспышек казалось, что подрывники перемещаются вперед скачками, как стая голодной саранчи. При этом они поделились на две группы и уже приближались к длинной линии наклонных кольев, служивших британцам первой линией обороны. Хоп, хоп, хоп, хоп: с каждой вспышкой две толпы оказывались на пять футов ближе к лесу заостренных стволов и веток. Затем, когда взорвалось последнее ядро, солдаты Фиша последовали за ними, и их топоры и пилы ловили последние отблески гаснущего света.
По небу струились ленты дыма, чуть серея в вернувшейся темноте, а в воздухе разливался запах сгоревшего пороха. Через широкую нейтральную полосу с дальнего края палисада донесся звук горна.